Возвращение Айши, стр. 51

Его смелая речь вызвала сильное удивление, все зашептались, и в это время послышался громовой Голос:

– Берегись гнева Матери, о Избранник!

И опять лицо Айши омрачилось тревогой, но она тут же овладела собой и со смешком сказала:

– Я должна удовольствоваться этим. Ты будешь почитать лишь меня, о мой любимый, и в твою честь прозвучит обручальная песнь, вот и все.

Лео не оставалось ничего иного, кроме как подняться на трон; в этой сверкающей мантии он был необыкновенно хорош собой, однако чувствовал себя неловко, как, впрочем, на его месте чувствовал бы себя любой другой человек такой же веры и происхождения. К счастью, если и предполагалось совершить какой-либо полуязыческий обряд, Айша нашла способ предотвратить его; и вскоре и увлеченные певцы, и мы, слушавшие их стройное пение, забыли обо всем происшедшем.

К сожалению, мы почти не понимали слов, ибо пели они неотчетливо и на тайном жреческом языке, хотя мы и улавливали общий смысл.

Начали, очень тихо, женские голоса: в их пении как-то странно смещались время и пространство. Мотивы радостные перемежались с печальными, в которых слышались вздохи, всхлипывания, отзвуки долгих страданий; заканчивалось же все ликующим пеаном, пели попеременно то мужчины, то женщины, а затем все вместе, единым хором, который с каждым повторением припева становился все громче и громче, пока не достиг оглушительной кульминации – и тогда вдруг смолк.

Айша поднялась и взмахнула скипетром; все, кто там находился, трижды поклонились и с тихой, сладкозвучной песней, похожей на колыбельную, направились – через все Святилище – к резным дверям, которые, пропустив последнего из них, сами затворились.

Остались только мы, жрец Орос и жрица Папаве – она должна была прислуживать своей госпоже; только тогда Айша – все это время она сидела, глядя прямо перед собой пустыми дремотными глазами, – как будто пробудилась; она поднялась и сказала:

– Замечательная, не правда ли, песнь – и такая древняя! Ее пели на свадебном пиру Исиды и Осириса в Бехбите, в Египте, там я ее и слышала – задолго до того, как поселилась в темных пещерах Кора. Я часто замечала, мой Холли, что мелодия живет дольше, чем что-либо другое в этом изменчивом мире, хотя слова редко остаются неизменными. Скажи, любимый, каким именем тебя называть? Ты же Калликрат и…

– Зови меня Лео, Айша, – ответил он. – Этим христианским именем меня нарекли в том единственном существовании, которое я знаю. Калликрат, видимо, был несчастливцем, а его поступки – если только он не простое орудие судьбы – не принесли добра ни наследникам его тела либо души, ни женщинам, с которыми переплелась его жизнь. Зови же меня Лео, я и так уже слишком много слышу об этом Калликрате с той ночи, когда в последний раз видел его останки в пещере Кора.

– Да, я помню, – сказала она, – как ты увидел самого себя на узком каменном ложе, а я спела тебе песню о прошедшем и будущем. Я уже забыла эту песню, в моей памяти уцелели лишь две строки:

Вперед же – без устали в облачении великолепия,

Пока не исполнится срок, что отпущен судьбой,

и не опустится занавес мглы.

Да, мой Лео, сейчас мы «в прекрасном облачении славы», но близится сужденный судьбой срок. А там и наступит ночь. – Она вздохнула и нежно поглядела на него. – Я говорю с тобой на арабском языке. Ты не забыл его?

– Нет.

– Тогда мы всегда будем говорить с тобой по-арабски: это мой самый любимый язык, ведь на нем, ползая у ног матери, я лепетала свои первые слова. А теперь оставьте меня, – я должна подумать. И еще, – добавила она задумчиво, со странной, многозначительной интонацией, – я должна кое-кого принять в этом Святилище.

Мы все ушли, предполагая, что Айша ожидает депутацию Вождей Горных Племен, которые хотят поздравить ее с обручением.

Глава XVIII. Третье испытание

Прошел час-другой, а мы все не ложились, чье-то незримое присутствие мешало мне уснуть. – Почему так задерживается Айша? – наконец произнес Лео, прекращая шагать взад и вперед по комнате. – Я хочу видеть ее опять, все время тоскую по ней. У меня такое чувство, будто она зовет меня.

– Что я могу тебе сказать? Спроси Ороса, он за дверью.

Лео пошел и спросил Ороса, но жрец только улыбнулся и ответил, что Хесеа еще не возвращалась в свои покои: она, несомненно, все еще в Святилище.

– Тогда я схожу за ней. Пойдем, Орос, и ты тоже, Хорейс. Орос поклонился, но сопровождать нас не пошел, сказав, что ему велено быть здесь, у наших дверей, мы же, если хотим, можем вернуться в храм, ибо для нас «все дороги открыты».

– Я хочу ее видеть, – резко сказал Лео. – А ты, Хорейс, пойдешь вместе со мной или останешься здесь?

Я колебался. Святилище, конечно, место общественное, но ведь Айша выразила желание побыть одна. Лео, однако, не проронил больше ни слова, только пожал плечами и отправился за Айшей.

– Ты заблудишься, – сказал я, следуя за ним.

Через длинные, тускло освещенные коридоры мы вышли к галерее. Здесь было совсем темно, но мы все же кое-как, на ощупь добрались до деревянных дверей. Они были закрыты. Лео нетерпеливо толкнул их, и одна из створок приоткрылась, так что мы смогли протиснуться внутрь. Дверь тотчас же бесшумно затворилась.

Мы были уже в самом Святилище, обычно ярко озаренном столбами живого огня. Но сейчас, если мы, конечно, не заблудились, тьма здесь стояла непроглядная – ни единого проблеска. Мы попробовали вернуться к дверям, но не смогли их найти.

Что-то сильно угнетало нас, мы даже не смели переговариваться. Сделав несколько шагов вперед, мы остановились, ибо поняли, что мы не одни в храме. Казалось, мы стоим в самой гуще толпы, но не людей. Вокруг нас теснились какие-то странные существа, мы чувствовали прикосновение их одежд, но не могли притронуться к ним самим, мы чувствовали их дыхание, но оно было холодным. Существ этих было несметное множество, но они беспрестанно сновали взад и вперед, и мы ощущали, как колышется воздух вокруг нас. Мы как будто находились в соборе, где собрались все его умершие прихожане. Нам было страшно: лицо у меня взмокло, волосы встали дыбом. Казалось, мы забрели в царство теней.

Наконец далеко вдали появился свет: засветились два огненных столба по обеим сторонам святыни. Стало быть, мы в Святилище, поблизости от дверей. Столбы горели неярко, их слабые лучи едва достигали нас, стоявших в глубокой тени.

Сами мы оставались невидимыми, но могли все видеть. Айша сидела на престоле, и как же она была ужасна в своем грозном, как сама смерть, величии! Голубоватое мерцание освещало ее лицо, полное нечеловеческой гордыни. Она, казалось, вся источала могущество, могущество источали ее широко расставленные, сверкающие, точно драгоценные каменья, глаза.

Царица Смерти, принимающая поклонение мертвых – так выглядела в этот миг Айша. Но она и в самом деле принимала поклонение мертвых или живых, не знаю уж кого именно; едва я задумался над этим, перед троном предстала призрачная Тень и преклонила колени, за ней последовали другие.

Все эти Тени в ответ на их поклон Айша приветствовала, поднимая скипетр. Мы слышали отдаленное позвякивание колокольчиков систра, единственный во всем Святилище звук, и видели, как шевелятся губы Айши, хотя до нас не долетало ее шепота. Сомнений не оставалось – духи чествовали свою владычицу.

Мы с Лео схватились друг за друга. Попятились назад и нашли двери. Толкнули их, они поддались. Вскоре, пройдя через коридоры, мы были уже в своей комнате.

Орос стоял там же, где мы его оставили, возле нашей двери. Он встретил нас своей неизменной улыбкой, словно бы не замечая написанного на наших лицах ужаса. Мы прошли мимо, в свою комнату, и сразу же, повернулись друг к другу.

– Кто она? – выдохнул Лео. – Ангел?

– Да, – ответил я. – Похоже, что так. – Но про себя подумал, что ангелы, бесспорно, бывают разные.