Бремя империи, стр. 38

Сегодня у Сноу был трудный день, просто ужасный. Если убийство Джималя еще можно было — при наличии изрядного воображения — отнести к заурядной уголовщины — то убийство Бакра подняло на ноги всю резидентуру. Убийство снайперским выстрелом с расстояния более километра — на такой выстрел были способны очень немногие. Не помогла многочисленная и хорошо продуманная система охраны — часть охранников не смогла ничего сделать, часть — полегла на дороге. Резидент требовал уже к завтрашнему дню представить соображения насчет того, что делать дальше. А их не было. До последнего момента…

— Где это было?

— У консульства САСШ

Точно!!!

— Он что-нибудь говорил про это?

— Нет, только шутил. И все. Он вообще не любит говорить о серьезных вещах…

— Еще что?

— Вчера ночью мы шли по улице. На нас напали трое грабителей — он расправился со всеми троими за несколько секунд. И он постоянно носит оружие…

— Еще бы… — Сноу в возбуждении замахнул стакан залпом — думаю, он справился бы и с десятерыми. И оружие… это тоже многое объясняет. Короче так. Не смей терять его — а я должен подумать. Потеряешь — будет плохо. На виселицу ты уже заработала, милая моя… А теперь пошли. У меня мало времени…

Оставив пустой стакан в баре, Сноу направился в сторону спальни — он бывал там не раз и мог найти туда дорогу с закрытыми глазами. Работа резидента и куратора такой очаровательной дамы имеет и свои положительные стороны…

Из дома на Аль-Рашидин девятнадцать, Сноу вышел через три часа. Привычно проверившись, он нырнул в узкий, темный переулок и направился к машине, которую оставил за два квартала отсюда. А в неприметном фургоне, стоящем на другой стороне улицы, некий человек, сидевший в кузове, проверил качество аудиозаписи и передал по связи, что объект «Олень» направляется к своей машине. Сноу думал, что все его ночные визиты к дамам внимания русской контрразведки не привлекут — но он ошибался. Смертельно ошибался…

Бейрут, район Тайонех. Мадафа. 18 июня 1992 года

Ислам как религия довольно сильно отличается от православия и от христианства вообще. Если христианство предполагает общение с Богом посредством слуг божьих — церковных служителей, то в исламе каждый общается с Аллахом сам по себе. Оно и понятно — согласно нормам шариата намаз нужно делать пять раз в день, а пять раз в день в мечеть не сходишь. В исламе нет и такого понятия как «исповедь». В принципе, мулла только читает Коран, а духовного общения с прихожанами как такового нет.

Также, у ислама и христианства принципиально разное отношение к государству. Если христианство не отрицает государство, не призывает к борьбе и ним, в случае если государство и его руководители соблюдают основные христианские заповеди, то ислам не признает государство как таковое. В исламе единственной легитимной формой объединения верующих является умма — мусульманская община. Во главе мусульманской общины стоят духовные лидеры — муллы, шейхи, аятоллы, а правоверные должны сверять свою жизнь по нормам Корана и шариата — толкования Корана и сборника высказываний пророка Мухаммеда, не вошедших в сам Коран.

Поэтому, в мечети во время намаза на первый взгляд правоверные не обращали друг на друга особого внимания. Мулла привычно и распевно читал Коран, правоверные в едином порыве склонялись ниц, касаясь лбом ковра — у самых богобоязненных на лбу была забиба — мозоль, возникающая от постоянного касания лбом ковра. Но это было только на первый взгляд…

Как только Али вошел в мечеть — он сразу почувствовал, как несколько внимательных взглядов скрестились на нем. Никто не задал ему ни единого вопроса — это было бы бестактно и неправильно — отвлекать правоверного от намаза — но он увидел, как его знакомцы по мадафе, увидев где он расположился на намаз, расположились слева, справа и позади него, взяв в своего рода «клещи». Но вида того, что он все понял, Али не показал — он просто встал на колени и начал творить намаз…

Как только намаз закончился, Али в числе первых пошел на выход — но во дворике мечети его уже ждали…

— Приветствую тебя, брат… — белозубо улыбнулся Салик, которого Али определил как старшего в той тройке, которая «работала» его — да пребудет с тобой благословение Аллаха!

— И тебе да поможет Аллах в твоих делах и всем твоим близким и друзьям тоже… — отозвался Али

— Что с тобой, брат? — Салик казалось, только что увидел ссадину на лбу Али — с тобой что-то случилось?

— Ничего серьезного — отрезал Али, всем своим видом давая понять, что не намерен дальше говорить на эту тему

Салик не стал настаивать…

— Ты присоединишься к нам сегодня в мадафе?

Офицер взглянул на часы

— Присоединюсь, но не надолго…

Мадафа при этой мечети была, как и сама мечеть небольшой, там могло поместиться всего человек двадцать — но довольно богато обставленной. На полу и на стенах висели дорогие иранские ковры, в воздухе витал аромат благовоний. Вместо музыки здесь крутили запись с соревнования чтецов Корана, проводимого ежегодно в Мекке…

— Спасибо, мне только чай — Али наотрез отказался от всего остального

— Не сомневайся борат, здесь вся пища халяльная и самого лучшего качества… [халяль в исламе означает «разрешено», харам — «запрещено». Соответственно, халяльная пища — пища, приготовленная в соответствии с нормами ислама, которую может вкушать любой правоверный мусульманин. У евреев есть аналогичное понятие — "кошерная пища".]

— Нет аппетита…

Подали чай — здесь он был таким насыщенным и ароматным, что казалось, можно поставить ложку — и она будет стоять. Подавали его в крохотных медных чашках, буквально на один глоток — но ара глотков такого чая заряжали бодростью на весь день. Так заваривать чай умели только здесь…

Али молча отхлебнул крошечный глоток чая, довольно поцокал языком. Чай был действительно вкусным, притворяться не приходилось. Братья переглянулись — и Салик начал осторожно подбираться к цели…

— Послушай, брат… — тихо сказал он — ты чем-то расстроен? Не хочешь говорить — не говори, но знай, что все мы братья и любой из нас с радостью поможет тебе…

Али допил чай до конца, прежде чем ответить. Пока раскрывать карты было рано…

— Я рад слышать это… Но мне не поможет никто.

— Почему же… Поделись тем, что тебя мучает — возможно бы и сможем тебе помочь…

— Меня мучает совесть… — коротко ответил Али — и в этом мне никто и ничем не сможет помочь…

После чего он молча встал и вышел из прохладной тени мадафы под палящее летнее солнце…

Бейрут, район Санайех. 18 июня 1992 года

Департамент контрразведки в министерстве внутренних дел было одним из самых закрытых — туда не принимали тех, кто работал в других подразделениях полиции, туда нельзя было устроиться ни по какой протекции. Наиболее способных абитуриентов отбирали на первом курсе полицейских училищ и учили по шестилетней специальной программе в отдельных, закрытых учебных заведениях.

Но был отдел, намного более секретный. Официально он был частью департамента контрразведки — но на деле это была совершенно самостоятельная структура. Назывался он "отдел специальных программ" и занимался он борьбой с наиболее опасными государственными преступлениями — изменой, шпионажем, террористической и подрывной деятельностью, умышлениями на убийство высших должностных лиц.

По структуре этот отдел не был похож ни на любое другое подразделение в системе МВД, ни вообще на государственную структуру. В нем не было иерархии — вообще никакой. Существовал куратор — им был создатель этого отдела, товарищ министра внутренних дел Каха Цакая. Существовал координатор — в чью задачу входило распределение поступающих заданий, принятие отчетов об их выполнении и передача их куратору. Сам координатор, как и все сотрудники отдела был профессионалом высочайшего уровня. И существовали чиновники по особым поручениям — специалисты высшего уровня, способные действовать самостоятельно, без указки и контроля сверху. Одним из чиновников по особым поручениям и был "Иван Иванович Кузнецов", официально служивший в министерстве иностранных дел и на самом деле имевший огромные права и полномочия…