Ожерелье Странника, стр. 46

Об этой фантастической по жестокости и беспощадности мести даже слышать было ужасно. О том же, как все это выглядело, я могу лишь догадываться. Помню только, что я хотел, чтобы они избежали этой мести, и молил Джодда пощадить их. Но ни он, ни его соратники не стали даже слушать меня.

– А вас они пощадили? – кричал он. – Так пусть же они выпьют из собственной чаши!

– Пусть выпьют из собственной чаши! – повторили его товарищи и разразились громким хохотом, видя, как один из этих лжесудей, чувствуя перед собой пустоту, пошатнулся раз, потом второй и с криком исчез внизу.

Все было кончено. Я слышал, как кто-то вошел в помещение и прошептал нечто на ухо Джодду, услышал и его ответ:

– Пусть ее приведут сюда! – воскликнул он. – Что же касается остальных, то попросите капитанов держать покрепче Стаурациуса и других. Если против нас поднимется хоть какой-нибудь ропот, режьте им всем глотку! Сообщите им, что это будет сделано, если они допустят возникновение беспорядков. До моего особого приказа не поджигайте дворец – жаль было бы спалить такое красивое здание. Вот те, кто жил в нем, заслуживают сожжения, но Константин сам в этом разберется. Соберите драгоценности и утварь, которую нетрудно переносить, и пусть добычу доставят в наш лагерь, в обозные повозки. Проследите, чтобы все это было сделано очень быстро, так как и армяне протянут руки за своей долей. Вскоре я присоединюсь к вам, но если император Константин прибудет туда раньше, сообщите ему, что все прошло быстро и хорошо, лучше, чем он ожидал, и просите его прийти сюда, где мы могли бы держать совет.

Посыльный ушел. Джодд и несколько норманнов стали совещаться между собой, а Мартина отвела меня в сторону.

– Расскажите, Мартина, что произошло. Я совершенно сбит с толку.

– Всего лишь обычный переворот, Олаф. Джодд и норманны – кончик копья, его рукоять – Константин. А находится это копье в руках армянских полков. Все было задумано и совершено отлично. Часть охраны, что оставалась во дворце, оказалась подкупленной, остальные – запуганы. Сопротивлялось всего несколько человек, но для норманнов уничтожить их было пустяком. Ирина и ее министры остались одурачены, они рассчитывали, что удар будет нанесен не раньше, чем через неделю, если его вообще нанесут, так как императрица верила, что ей удалось ублажить Константина своими обещаниями. Обо всех подробностях я расскажу вам позднее.

– Как вы меня нашли, Мартина, да так своевременно?

– О, Олаф, это страшная история! Даже сейчас я едва не падаю в обморок, стоит мне вспомнить. Было же так. Ирина узнала, что я посетила вас в камере, и ее подозрительность по отношению ко мне возросла. Этим утром она вынудила меня вернуть ей печатку, но до этого я все же услышала, что она планирует сегодня умертвить вас, а не вынести приговор о высылке и убийстве по дороге, где-то далеко отсюда, как я вам говорила вчера. Последнее, что я успела сделать до того, как меня взяли, была отправка посланца к Джодду с сообщением, что, если они намерены вас спасти, то должны сделать это немедленно, а не ночью, как было условлено. Через полминуты после его ухода евнухи схватили меня и бросили в камеру, где и заперли. Через некоторое время туда пришла Августа, разъяренная, как львица. Она обвиняла меня в предательстве, а когда я стала все отрицать, то принялась бить меня по лицу. Взгляните: вот следы ее перстней! О Боже! Что это я говорю! Вы ведь не можете их видеть! Она узнала, что госпожа Хелиодора ускользнула от нее, что я имела некоторое отношение к ее бегству. Императрица кричала, что я, ваша крестная мать, была вашей любовницей, а так как это преступление перед церковью, то она обещала мне, что я после долгих пыток буду живьем сожжена на арене цирка при стечении народа. В заключение она сказала: «Знайте же, что ваш Олаф, которого вы так любите, умрет в течение этого часа и вот как: его отведут в Коридор Преисподней и разрешат прогуливаться там до прихода судей. А так как он слеп, то можно заранее предсказать, куда он попадет. И, прежде чем вашу дверь отопрут снова, он будет представлять собой не более чем мешок переломанных костей. Да, вам уже можно начинать плакать, но только поберегите слезы для оплакивания самой себя! – тут она обозвала меня грязным именем. – Наконец-то я крепко держу вас в своих руках – вас, ночная бродячая кошка! Сам Господь Бог не поможет вам отвести этого проклятого Олафа от края Коридора Преисподней!»

– «Один Бог знает, что он может сделать, Августа», – ответила я, как будто кто-то вложил эти слова мне в уста.

Тогда она разразилась проклятиями и снова избила меня, а затем вышла, оставив меня в камере.

Когда она удалилась, я бросилась на колени и стала молить Бога спасти вас. Олаф, я была бессильна помочь вам иным способом, но молилась так, как никогда раньше. Я, наверное, потеряла сознание, молясь таким образом, и в беспамятстве мне представилось видение. Я находилась в месте, где никогда прежде не бывала, видела судей, тюремщиков и нескольких других людей, которые смотрели с галереи. Я видела, как вы шли по направлению к бездне по коридору. Затем я как будто бы подлетела к вам, взяла вашу руку и отвела от края пропасти, и сделала это, Олаф, трижды. Потом послышались шум и крики, когда вы были на самом краю обрыва, а я удерживала вас, не позволяя пошевелиться. Вскоре ворвались норманны, и вместе с ними и я. Да, стоя здесь, рядом с вами, над самой бездной, я видела себя и норманнов, врывавшихся в этот коридор.

– Мартина, – прошептал я. – Рука, казавшаяся мне женской, трижды провела меня вокруг этого обрыва, у самого его края, и вы с моими норманнами появились здесь.

– О, Бог велик! – проговорила она, задыхаясь. – Бог воистину велик, и я благодарю Его. Но дослушайте конец истории. Я пришла в себя, услышав шум и победные крики норманнов над своей головой. Они взбирались по лестницам на дворцовые стены и проламывали ограду, но я все еще не могла понять, где они. Затем они появились на террасе, гоня перед собой греческую охрану. Я подбежала к окну и там, внизу, увидела Джодда. Я принялась кричать, пока он не услышал меня.

– «Спасите меня, если вы хотите спасти Олафа, – кричала я, – меня заперли здесь!»

Они подставили одну из лестниц и вытащили меня через окно. Я рассказала им все, что мне стало известно. Они схватили дворцового евнуха и били его до тех пор, пока он не согласился провести их в этот Коридор. Он вел их, но в лабиринте переходов упал без чувств, так как они ударили его очень сильно.

Мы уже не знали, куда нам повернуть, когда вдруг услышали, как вы кричите, и побежали на ваш голос.

Вот и вся история, Олаф!

Глава X. Олаф выносит приговор

Едва Мартина закончила свой рассказ, как я услышал шум шагов охраны и шелест женского платья по полу. Затем раздался голос Ирины, и, хотя она произносила слова спокойно, я уловил в ее тоне дрожь еле сдерживаемой ярости.

– Будьте добры объяснить мне, капитан Джодд, – сказала она, – что происходит в моем дворце и почему меня, императрицу, вытащили из моих покоев и повели солдаты, которыми вы командуете?

– Госпожа, – ответил Джодд, – вы ошибаетесь. Это вчера вы были императрицей, сегодня же вы… Впрочем, кем бы вы ни были, ваш сын, император, подберет этому наименование. Что же касается происходящего во дворце, то я просто не знаю, с чего начать рассказ. Начну с дела Олафа, о котором нам стало случайно известно. Ваш генерал и камергер Олаф – вы, не узнаете его, вон того слепого мужчину? – был поставлен на грань смерти несколькими вашими слугами, которые называли себя судьями. Они заявили, будто действовали по вашему приказу.

– Устройте мне очную ставку с ними, – потребовала Ирина, – чтобы я смогла доказать, что они лгут.

– Пожалуйста! Эй, вы! Подведите госпожу Ирину сюда. Теперь подержите ее над этой дырой! Нет, нет, госпожа, лучше не сопротивляться, иначе вы можете выскользнуть из их рук… Смотрите вниз, не мигайте, и вы увидите в свете, выходящем из отверстия внизу, какие-то кучки, лежащие на скалах, вокруг которых бурлит вода… Это они, ваши судьи, с коими, вы сказали, вам хотелось бы встретиться. Если вы желаете задать им несколько вопросов, мы сможем вам помочь. Ну, ну, почему же вы так побледнели от простого вида места, считавшегося вами достаточно хорошим для могилы преданного и верного вам солдата высокого ранга, ослепить которого доставило вам удовольствие? Почему вам захотелось это сделать, госпожа?