Она, стр. 31

Взяв одну из ламп, Аэша пошла в конец сводчатой комнаты и там остановилась.

Мы последовали за ней и увидели, что в стене сделано было что-то похожее на лестницу. Аэша начала легко карабкаться по ступенькам, мы шли за ней. Спустившись по пятнадцати ступеням, мы уткнулись в длинный скалистый откос и при свете лампы взобрались на него. Пока мы шли, я старался запоминать дорогу, насколько мог; это было не трудно из-за фантастичной формы утесов и камней; многие из них походили на мрачные, изваянные из камней человеческие лица.

Наконец я заметил, что мы добрались до самого высокого места конусообразного утеса и открыли узкий и низкий проход, по которому вынуждены были ползти.

Вдруг этот проход закончился пещерой, такой огромной, что мы не могли разглядеть ее сводов. Несколько минут мы шли в полном молчании. Аэша, как белый призрак, мелькала перед нами, пока мы не вошли в другой проход, закончившийся также небольшой пещерой, где мы ясно увидели своды и стены. Из этой пещеры вступили в третий туннель, слабо озаренный неясным светом.

Я слышал, как облегченно вздохнула Аэша, завидев этот слабый, неизвестно откуда исходивший свет.

– Отлично! – произнесла она. – Приготовьтесь вступить в недра земли, в священное место зачатия Жизни, живущей в каждом человеке и звере, в каждом дереве и цветке!

Аэша пошла вперед, а мы тащились за ней. Что предстоит нам увидеть? Прошли туннель. Свет разгорался сильнее, бросая на нас яркий отблеск. И вместе с этим неведомым светом до нас доносился потрясающий душу звук, подобный отдаленному грому или шуму падающих деревьев. О, небо!

Мы стояли уже в третьей пещере, усыпанной белым песком, стены которой потрескались от огня или воды. В пещере не было темно. Ее освещал какой-то красивый розоватый свет. Сначала мы не видели огня и ничего не слышали. Потом вдруг случилось нечто ужасное и удивительное. Через отдаленный конец пещеры с оглушительным шумом, – шум был так ужасен, что мы задрожали, а Джон упал на колени, – ворвался столб огня, подобный ослепительной молнии или разноцветной радуге. Несколько секунд пламя клокотало и ревело, вращаясь в пещере; но потом мало-помалу шум стих и все исчезло, оставив после себя только розовый свет.

– Ближе, ближе! – воскликнула Аэша возбужденным, звенящим голосом. – Смотрите! Вот Фонтан и Сердце жизни, что бьется в груди великого мира!

Мы последовали за Аэшей и остановились у того места, где появлялось пламя, и вдруг почувствовали странное облегчение, прилив дикого веселья и жизнерадостности. То было действие огня жизни, уже влиявшего на нас, одарившего нас силой гиганта и легкостью орла.

Мы посмотрели друг на друга и громко засмеялись. Засмеялся и Джон, не улыбавшийся неделями. Мне казалось, что меня осенил гений, что весь интеллект человеческого ума соединился во мне. Я готов был заговорить стихами, по красоте и стилю не уступавшими поэзии Шекспира. Странные видения мелькали в моем мозгу. Узы плоти моей были сброшены, и дух парил в эмпиреях неизъяснимого могущества и силы! Не могу описать своих ощущений! Что-то странное, необъяснимое!

В то время как я испытывал сладостное ощущение бодрости и возрождения духа, мы услышали снова ужасный шум, с ревом и клокотаньем долетавший до нас. Все ближе и ближе, – словно громоносная колесница неба на блистающих, как молния, конях. Лучезарное ослепительное облако, переливавшееся тысячами радужный огней, остановилось недалеко от нас, потом с грохотом исчезло неведомо куда. Это было такое поразительное зрелище, что мы, за исключением Аэши, которая стояла, протянув руки к огню, упали и спрятали лицо в песок.

Когда все исчезло, Аэша заговорила:

– Калликрат! – сказала она. – Минута наступила! Когда пламя появится вновь, ты должен омыться в нем. Сбрось свое платье, оно сгорит, но ты останешься невредимым. Ты должен стоять в огне, и когда пламя охватит тебя, постарайся впитать его сердцем, омой в нем каждый член своего тела. Слышишь ли ты меня, Калликрат?

– Я слышу тебя, Аэша, но… я не трус, но боюсь этого дикого пламени. Откуда я знаю, не уничтожит ли оно меня и не погибну ли я и не потеряю тебя? Нет, никогда, я не хочу!

Подумав с минуту, Аэша заговорила:

– Неудивительно, что ты боишься! Скажи мне, Калликрат, если ты увидишь меня стоящей в пламени, если я выйду из него невредимой, согласишься ли ты остаться в нем?

– Да, – отвечал Лео, – тогда я сделаю это! Я войду в огонь!

– И я тоже! – воскликнул я.

– Что такое, Холли? – засмеялась Аэша. – Ведь ты не хотел этого? Как же так?

– Не знаю, – отвечал я, – мое сердце зовет меня войти в огонь и начать новую жизнь!

– Хорошо! – произнесла Аэша. – Ты не совсем безумец. Смотри, во второй раз я омоюсь в пламени живительного огня. Если даже моя красота и жизнь не могут увеличиться еще, все же огонь не тронет меня! Потом, – продолжала она, – есть еще одна серьезная причина, в силу которой я хочу омыться в огне. Когда я вошла в него в первый раз, сердце мое было полно злых страстей, я ненавидела Аменартас, и все эти страсти наложили след на мою душу. Теперь я счастлива, стремлюсь к добру, полна чистых мыслей и намерений. Вот почему, Калликрат, я снова хочу омыться в огне, очиститься для тебя, любовь моя! Потом ты войдешь в огонь! Минут наступает! Будь готов, Калликрат!

XXVI. ЧТО МЫ ВИДЕЛИ

Последовало молчание. Казалось, Аэша собирала все свои силы для испытания, пока мы молчали и ждали. Наконец послышался ужасный, грохочущий звук, который все приближался к нам. Услыхав его, Аэша тихо сбросила свое газовое покрывало, расстегнула золотую змею у пояса, распустила великолепные волосы, которые окутали ее как платье, и тихо спустила с себя белое одеяние. Так стояла она, как Ева перед Адамом, закрытая только волосами, божественно прекрасная в своей наготе. Ближе и ближе неслось пламя.

Вдруг Аэша освободила одну свою точеную руку из массы волос и обвила ею шею Лео, потом, поцеловав его в лоб, пошла вперед и встала там, где должно было пройти пламя.

Что-то трогательное было в тихом поцелуе Аэши. Словно нежная мать поцеловала своего ребенка и благословила его!

Опять страшный, потрясающий шум, словно ветер вырывает деревья с корнем… Вот уже отблеск, предвестник огня, стрелой пролетел в воздухе… Вот и пламя…

Аэша повернулась и, протянув руки, низко поклонилась ему. Огонь охватил ее… всю ее фигуру… дивные формы… Я видел, как она подняла обе руки и полила огонь, словно это была вода, себе на голову, открыла рот и втягивала его в себя… Ужасное зрелище!

Потом она стояла тихо, вытянув руки, с небесной улыбкой на лице, словно сама была духом пламени. Таинственный огонь перебегал и играл на ее темных длинных локонах, лизал дивную грудь и плечи, с которых упала волна волос, скользил по ее шее и лицу и загорелся ярким светом в сияющих глазах. Как прекрасна была она в пламени!

Вдруг странная перемена произошла в ее лице. Улыбка исчезла, глаза смотрели сухим, недобрым взглядом, правильное лицо вдруг удлинилось и осунулось, словно она испугалась чего-то, прекрасные формы тела потеряли свои дивные очертания и красоту.

Я протер глаза, думая, что сделался жертвой галлюцинации под влиянием сильного света. Но пламя с грохотом исчезло, и Аэша стояла на своем месте.

Она сделала несколько шагов к Лео, – мне показалось, что ее походка утратила прежнюю грацию, – и хотела положить руку на его плечо. Я взглянул на ее руки. Куда исчезла их необычайная красота? Они были худы и костлявы. А ее лицо! Великий Боже! Лицо ее состарилось на моих глазах! Полагаю, что Лео заметил это, потому что попятился от нее.

– Что случилось, Калликрат? – произнесла Аэша хриплым и глухим голосом. Что сталось с ее серебристым музыкальным голосом! – Что такое, что такое? – проговорила она смущенно. – Действие огня, наверное, не изменилось? Скажи мне, Калликрат, что случилось с моими глазами? Я плохо вижу!

Аэша положила руку на голову и дотронулась до волос и – о, ужас! Чудные волосы упали на землю.