Она, стр. 21

Только я, жрец Джунис, пишу это, потому что один уцелел от великого народа. Не знаю, остался ли еще кто в живых в других городах! В глубокой скорби я пишу эти строки, прежде чем умру, потому что царственный Кор погиб, храмы его опустели, дворцы затихли, и его князья и воины, и торговцы, и прекрасные женщины ушли в землю!»

Я был удивлен. Меня поразило горькое отчаяние, которое чувствовалось в этой надписи. Что переживал этот старик, уцелевший от всеобщей гибели, готовясь к смерти?

– Не думаешь ли ты, Холли, – сказала Аэша, положив руку на мое плечо, – что эти люди, отплывшие на север, были предками египтян?

– Не знаю, – ответил я, – мир мне кажется очень древним!

– Да, он стар, очень стар. Века идут за веками, богатые, сильные нации вымирают и забываются, и о них не остается даже воспоминания. Кто знает, что было прежде на земле и что будет? Под солнцем нет ничего нового, и мудрые евреи писали об этом давно. Я думаю, что от народа Кор кто-нибудь остался в живых. Пришли варвары с юга, может быть, мой народ, арабы, и смешались с ними, взяли женщин себе в жены, и народ Амахаггер породнился с народом Кор! Смотри, вот их кости лежат вместе в этой общей могиле. Название народа Амахаггер происходит от «ама», что значит «народ», и арабского слова «хаггер», что значит «камень». Я не знаю, и кто может знать это? Мои познания не могут проникнуть во мрак времен. Это был великий народ. Пойдем, я покажу тебе эту яму. Никогда ты не видел ничего подобного!

Я последовал за ней в боковой переход по ступеням. Когда переход кончился, Аэша остановилась, приказав немым держать лампы. Мы стояли над огромнейшей ямой, которая была полна человеческих скелетов и костей, лежавших в виде пирамиды. Ужасное зрелище! В сухом воздухе значительное количество трупов высохло, и эти мертвецы, лежа лицом вверх, казалось, смотрели на нас из-за груды белых костей!

Я вскрикнул, и эхо моего голоса словно потревожило эти трупы, лежавшие здесь несколько тысяч лет. Пыль полетела вверх. Казалось, вся яма задвигалась и скелеты начали вставать, чтобы приветствовать нас.

– Пойдем! – сказал я. – Пойдем отсюда! Эти люди умерли от заразной болезни… Не так ли?

– Да. Дети царственного Кор всегда бальзамировали своих покойников, и искусство их стояло выше египетского бальзамирования! Погоди, ты увидишь!

«Она» остановилась у входа, который вел в коридор, и мы вступили в маленькую комнату, похожую на ту, в которой я спал первое время, хотя здесь стояли два каменных ложа, на которых лежали фигуры, покрытые желтым полотном. В течение долгих лет на них скопилось немало пыли…

– Сними с них покров, Холли! – сказала Аэша.

Я протянул руку и сейчас же отдернул назад.

Мне казалось это святотатством, и я ужаснулся.

Усмехнувшись, Аэша сдернула покров с тела, и через многие тысячи лет человеческие глаза увидали лицо мертвеца. Это была женщина, лет 35 или менее, сохранившая следы красоты. Даже сейчас спокойные черты лица, оттененные длинными ресницами, носили печать удивительной красоты. Одетая в белую одежду, с распущенными иссиня-черными волосами, она спала вечным сном, прижимая к груди маленького ребенка. Это зрелище было так ужасно и трогательно, что я едва мог сдержать слезы, потом благоговейно взял покров и со вздохом закрыл покойницу.

Мы пошли дальше и видели много могил. Описывать их и долго, и невозможно. Все трупы, благодаря искусному бальзамированию, сохранились прекрасно, словно похоронены были только вчера. Ничто не могло потревожить их в пещере: их не коснулись ни жара, ни холод, ни сырость; ароматические вещества, которыми они были пропитаны, предохраняли их [10].

Последняя могила, которую мы посетили, вызвала во мне глубокое сочувствие… Там лежали два трупа. Я снял покров и увидал молодого человека и цветущую девушку, крепко прижавшихся друг к другу. Ее голова покоилась на его руке, а его губы прижались к ее лбу. Раскрыв полотняную одежду мужчины, я нашел глубокую рану в сердце; девушка также умерла от кинжала. Над ними была короткая надпись: «Повенчаны смертью!»

Что случилось с этой молодой парой, которых не разлучила и смерть?

– Вот какова участь человека! – обратилась ко мне Аэша, и голос ее дрожал. – Все мы обречены на смерть и забвение! Даже я, хоть и живу так давно! И за то, что жила так долго, познав тайну смерти и обманув природу, я должна буду жестоко поплатиться!

– Мы все заснем и проснемся, будем жить и снова заснем, пока самый мир не умрет, пока не исчезнет с лица земли все живущее! Но для нас обоих будет ли конец – жизнью или смертью? Когда же день и ночь, жизнь и смерть – все кончится и исчезнет, какова будет наша участь, Холли? Кто может знать это?

Вдруг она добавила:

– Довольно ли ты видел, мой чужеземный гость, или желаешь, чтобы я показала тебе еще чудеса могил? Хочешь, я поведу тебя и укажу место, где лежит Тизно, могущественный король Кор… И роскошь его могилы, кажется, смеется над ничтожеством человека!

– Я довольно видел, королева! – отвечал я. – Мое сердце подавлено могуществом смерти. Человек слаб и не выносит вида праха и разрушения, который ожидает его в конце концов! Пойдем отсюда, Аэша!

XVII. ОБЪЯСНЕНИЕ

Сопровождаемые немыми слугами, которые несли лампы так осторожно, словно воду в сосуде, мы подошли к лестнице, ведущей в помещение королевы. Здесь я хотел проститься с ней, но «Она» удержала меня.

– Пойдем ко мне, Холли, – сказала она, – мне доставляет удовольствие беседовать с тобой! Подумай только: целых 2000 лет мне не с кем было сказать ни слова! Откинь занавес, садись возле меня, мы будем есть фрукты и болтать. Смотри, я снова покажу тебе свое лицо! Я предостерегала тебя, Холли, но ты не хотел слушать!

Она сбросила газовое покрывало и стояла передо мной, сияя ослепительной красотой, гибкая, грациозная, как блестящая змея. Устремив на меня свои чудные глаза, – ужаснее глаз василиска, – она околдовала меня своей красотой, и смех ее звенел, как серебряный колокольчик! Новое настроение охватило ее. Она не была теперь ужасной, гневной женщиной, проклинающей свою соперницу, или убийственно-холодной, как на суде, или мрачной и торжественной, как в гробницах пещер. Она походила теперь на торжествующую Афродиту. Жизнь лучезарная, удивительная, сияла на ее лице.

Я был настолько очарован этой волшебной красотой, что готов был позабыть свое безобразие, если бы Аэша не отрезвила меня, сурово заявив, что ее красота не для меня.

Однако сжалившись над моим волнением, она, чтобы успокоить меня, стала расспрашивать про Христа. Я рассказал все, что знал, затем добавил, что у арабов есть другой пророк, Магомет, который проповедывал иную веру и имел массу последователей.

– Ага! Понимаю! – произнесла Аэша. – Две новых религии! Я знала столько религий… Заметь, Холли, каждая религия обещает последователям будущую жизнь!

– Религии появляются и исчезают, цивилизации являются и погибают, все проходит и забывается, – неизменными остаются мир и человеческая природа. Ах, если бы человек питался этой надеждой, он сам приближал бы свое спасение!..

– Холли, я надоела тебе, – сказала Аэша, – почему ты сидишь молча? Хочешь, я шучу тебя своей философии? Ты станешь тогда моим ревностным учеником, и вдвоем мы откроем и найдем такую религию, которая затмит все остальные. Ах, да! Пойду взглянуть на больного юношу, на Льва, как называет его Биллали! Не бойся, Холли! Я не буду лечить его колдовством. Я уже говорила тебе, что не умею колдовать, а только могу управлять тайными силами природы. Иди, я только приготовлю лекарство и приду! [11]

Я пошел к Лео и нашел Джона и Устану в отчаянии. Лео умирал, и они долго искали меня повсюду. Я бросился к ложу и взглянул на больного.

Да, Лео умирал! Он был без сознания и дышал тяжело, хотя губы его шевелились и дрожь пробегала по телу. Я видел, что пройдет еще несколько минут, – и никакая помощь уже не будет ему нужна. Боже мой! Как я проклинал безумие, свой эгоизм, которые держали меня около Аэши в то время, как умирал мой мальчик!