Она, стр. 14

– Да, сын мой, они должны двигаться вперед. Если они останутся здесь, то наверняка умрут. Им будет лучше в носилках, чем на земле. К ночи, если все пойдет хорошо, мы перейдем болото и выберемся на чистый воздух. Ну, садитесь в носилки и отправимся, потому что нехорошо оставаться здесь, в этом тумане. Поесть мы можем дорогой!

Мы так и сделали. С тяжелым сердцем я сел в носилки. Первые три часа все шло хорошо, потом случилось происшествие, в результате которого мы едва не лишились нашего почтенного друга Биллали. Мы переходили наиболее опасную топь, где наши носильщики брели по колено в воде. Я не понимал, как они ухитрялись тащить тяжелые носилки, идя по болоту, которое ежеминутно грозило засосать нас. Вдруг раздался резкий крик, плеск воды, и весь караван остановился.

Я выскочил из носилок и побежал вперед. В 20 ярдах от нас находился пруд стоячей воды, куда провалились носилки Биллали. Его нигде не было видно.

Оказалось, что один из носильщиков Биллали нечаянно наступил на змею, которая укусила его за ногу. Он схватился за носилки, чтобы не упасть. Носилки перевернулись, носильщики убежали, а Биллали и человек, укушенный змеей, покатились в пруд. Когда я подбежал к воде, несчастный носильщик не показывался больше. Наверное, он стукнулся обо что-нибудь головой или топь засосала его, но он исчез. Хотя Биллали также не было видно, но вода волновалась на том месте, куда упали носилки и где, запутавшись в занавесках, лежал Биллали.

– Он там! Наш отец – там! – заявил мне один из людей, но не пошевелил пальцем, чтобы помочь ему, так же как и остальные, которые стояли и смотрели в воду.

– Прочь, скоты! – крикнул я по-английски и, сбросив шляпу, прыгнул прямо в стоячую зеленую воду пруда. Не знаю, как мне удалось освободить старика, но его почтенная голова, вся покрытая зеленой тиной, скоро показалась на поверхности. Дальше все пошло хорошо. Биллали – человек бывалый и помогал мне и себе выбраться из болота. Он не хватался за меня, как это делают обыкновенно утопающие, и не мешал мне. Я схватил его за руки и потащил к берегу, с трудом пробираясь среди ила и зелени. И несмотря на то, что старик был весь покрыт тиной и илом, с растрепанной бородой, кашлял и чихал, он все же выглядел почтенным и внушающим доверие.

– Собаки! – обратился он к носильщикам, как только был в состоянии говорить. – Вы оставили меня, вашего отца, тонуть. Если бы здесь не было этого чужеземца, я, наверное, погиб бы! Хорошо, я вам припомню это!

Он устремил на них свои блестящие глаза с таким выражением, которое не обещало им ничего доброго.

– А ты, мой сын, – продолжал Биллали, пожимая мне руку, – будь уверен, что я – твой друг и в счастье, и в несчастье. Ты спас мне жизнь; может быть, наступит день, когда я спасу твою!

После этого мы почистили одежду, сели в носилки и отправились дальше. Несмотря на то, что один носильщик утонул, никто не был особенно огорчен этим обстоятельством. Не знаю, зависело ли это от темперамента или привычного ко всему равнодушия этого народа, но никто из них не пожалел безвременно погибшего человека.

XI. РАВНИНА КОР

За час до заката солнца к моему удовольствию мы выбрались из болот на сухую землю, которая представляла собой ряд волнистых возвышенностей, и на вершине одного из холмов остановились на ночлег. Моей первой заботой было посмотреть на Лео. Ему было хуже, чем утром. Началась рвота и продолжалась до рассвета. Ни минуты не уснул я в эту ночь, помогая Устане, усердной и неутомимой сиделке, ухаживать за Лео и Джоном. Воздух был теплый, и москиты исчезли. Мы находились уже выше уровня болотистых испарений, так что положение наше было неплохим.

Наутро у Лео начался жар, он стал бредить, говоря, что его разрезали на две половины. Мне было очень тяжело. Пока я смотрел на него с болью в сердце, ко мне подошел Биллали и сказал, что мы должны двигаться вперед, особенно потому, что Лео нуждается в покое и уходе, иначе смерть его несомненна и будет вопросом одного или двух дней. Я не мог не согласиться с ним. Мы положили Лео на носилки и отправились дальше. Устана шла возле носилок, отгоняя мух и наблюдая, чтобы больной не упал на землю.

За полчаса до восхода солнца мы достигли вершины холма. Внизу у наших ног расстилалась богатая страна, утопавшая в зелени и цветах. На расстоянии 18 миль от того места, где мы стояли, высилась огромная и необычайная гора. У основания горы находился зеленеющий откос, а на 500 футов выше уровня равнины я заметил огромную скалу над глубокой пропастью. Форма этой горы вулканического происхождения казалась круглой. Вид большого естественного замка был величественным и внушительным. Уединенность придавала ему еще более грандиозный вид, и его высокие утесы, казалось, целовались с небом, окутанным почти всегда тяжелыми облаками. Я сел в носилки и смотрел на равнину.

– Смотри, вот дом «Той, которой повинуется все», – сказал мне Биллали. – Есть ли у другой королевы такой трон?

– Да, это удивительно, отец мой! – ответил я. – Но как мы войдем? На эти утесы нелегко взобраться!

– Увидишь, Обезьяна! Посмотри, вот тропинка под нами. Что ты думаешь об этом? Вот, смотри!

Я взглянул и увидел тропинку между скалами, обложенную дерном, по сторонам которой высились огромные утесы.

– Я думаю, что тут есть дорожка, отец мой, – отвечал я, – иначе можно было бы подумать, что это русло реки или канала.

Биллали кивнул головой.

– Ты прав, сын мой! Это канава, прорытая теми, кто жил здесь до нас, чтобы отвести воду. Когда-то тут было большое озеро, пока те люди, что жили прежде нас, с удивительным искусством не вырыли тропинку в скалах. Но сначала они прорыли канал через равнину. Тогда вода бросилась в канал и затопила равнину: вероятно, от этого образовалось болото, по которому мы шли. Когда озеро высохло, народ выстроил тут прекрасный город, от которого теперь остались только развалины да название Кор!

– Может быть! – ответил я. – Отчего же озеро не наполняется вновь водой от дождей и ручьев?

– Сын мой! Народ, о котором я говорю, обладал мудростью и устроил водосточную канаву. Видишь ли ты эту реку, направо? – он указал на ручей, пересекавший равнину в 4 милях от нас. – Это и есть водосточная канава. Сначала, вероятно, вода стекала в канал, но позднее народ повернул ее сюда.

– А есть ли еще тропинка, по которой можно подняться на гору, – спросил я, – кроме этой канавы?

– Есть, – ответил Биллали, – но это тайна. Ты можешь искать целый месяц тропинку и не найдешь ее. Она сделана не более года тому назад!

– «Она» живет там всегда? – спросил я. – Или приходит сюда из-за горы?

– Да, мой сын, «Она» здесь и везде!

Мы находились теперь на равнине, и я залюбовался красотой тропических цветов и деревьев. Тут были дубы и пальмы удивительной высоты и какое-то поразительно красивое дерево с блестящими медовыми цветами, усыпанное длиннокрылыми бабочками. Между деревьев и в траве копошилась масса дичи и зверья, от зайца до носорога. Я заметил носорога, буйвола, антилопу, трех страусов, которые бросились бежать, заслышав наше приближение.

В носилках лежала моя винтовка «Мартини». Заметив жирного оленя, я бросился за ним. Он подпустил меня к себе на 8 ярдов и повернулся, чтобы бежать. Я выстрелил. Животное подпрыгнуло и упало замертво. Носильщики остановились, вскрикнув от удивления. Биллали пришел в восторг.

Затем мы отправились дальше, и шли без приключений, пока наконец не добрались до пропасти, очутившись перед входом в мрачный туннель, который напомнил мне такие же сооружения в Европе, но устроенные инженерами. Из туннеля вытекал ручей. Мы остановились у входа и, пока люди зажигали лампы, которые захватили с собой, Биллали слез с носилок и вежливо, но твердо заявил мне, что «Она» приказала завязать нам глаза, чтобы мы не знали тайного пути через скалы. Я согласился, но Джон огорчился, полагая, вероятно, что это предшествует церемонии «раскаленного горшка». Он несколько утешился, когда я уверил его, что ни у кого нет с собой горшка, как и огня, чтобы накалить его. Что касается бедного Лео, то промучившись несколько часов, он заснул тяжелым сном, и не было надобности завязывать ему глаза. Нам же надели на глаза кусок желтого полотна, закрепили сзади и концы завязали под подбородком, чтобы повязка не соскользнула. Устане, не знаю почему, также завязали глаза. Потом мы двинулись в путь и по звуку шагов носильщиков и шуму воды я понял, что мы вошли внутрь ущелья. Это было странное ощущение – находиться в недрах горы, но я ничему не удивлялся, потому что привык здесь ко всему. Я лежал молча, прислушиваясь к мерным шагам носильщиков, шуму воды. Люди запели какую-то унылую песню, которую я слышал в тот вечер, когда нас взяли в плен. Скоро спертый воздух сделался так удушлив и тяжел, что я боялся задохнуться. Но вдруг носилки повернули куда-то, шум воды прекратился, свежий воздух пахнул мне в лицо. Снова поворот, и еще, и еще; я, хоть и с завязанными глазами, чувствовал себя прекрасно и старался представить мысленно этот путь на случай, если нам придется бежать назад, но не мог.