Нада, стр. 32

– Кто это, Мопо? – спросил он хриплым голосом.

– Это – Небесная Инкозацана, та, которая заботится о людях наших племен, царь, и которая время от времени показывается людям перед совершением великих событий!

– Я слыхал об этой царице, – сказал Чека. – Почему появилась она теперь, какую песню пела она и почему она прикоснулась ко мне копьем?

– Она явилась, о царь, потому, что мертвая рука Балеки призвала ее, как ты сам видел. То, о чем она пела, недоступно моему пониманию, а почему она прикоснулась к твоему челу копьем, я не знаю, царь! Может быть, для того, чтоб короновать тебя царем еще большего царства!

– Да, может быть, чтоб короновать меня властелином в царстве смерти!

– Ты и без того царь смерти, Черный! – отвечал я, взглянув на немую толпу, лежащую перед нами, и на холодное тело Балеки.

Снова Чека вздрогнул.

– Пойдем, Мопо, – сказал он, – теперь и я узнал, что такое страх!

– Рано или поздно, страх становится гостем, которого мы все опасаемся, даже цари, о Землетряситель! – отвечал я. Мы повернулись и в молчании пошли домой.

Вскоре после этой ночи Чека объявил, что его крааль заколдован, что заколдована вся страна Зулусов; он говорил, что более не может спать спокойно, а вечно просыпается в тревоге, произнося имя Балеки. Поэтому, в конце концов, он перенес свой крааль далеко оттуда и основал большой город Дугузу здесь в Натале.

Послушай, отец мой! Там, в равнине, далеко отсюда, находятся жилища белых людей – место то зовут Стангер. Там, где теперь город белых людей, стоял большой крааль Дугуза. Я ничего более не вижу, мои глаза слепы, но ты видишь. Где стояли ворота крааля, теперь находится дом; в этом доме белый человек судит судом справедливым; раньше через ворота крааля этого никогда не проникала Справедливость. Сзади находится еще дом; в нем те из белых людей, которые согрешили против Небесного Царя, просят у него прощения; на том самом месте видел я многих, не сделавших ничего дурного, молящих царя людей о милосердии, и только один из них был помилован. Да, слова Чеки сбылись, я скоро расскажу тебе о них, отец мой. Белый человек завладел нашей землей, он ходит взад и вперед по своим мирным делам, где раньше наши отряды мчались на убийства, – его дети смеются и рвут цветы в тех местах, где люди в крови умирали сотнями; они купаются в водах Имбозамо, где раньше крокодилы ежедневно питались человеческими телами; белые молодые люди мечтают о любви там, где раньше девушки целовали только ассегаи. Все изменилось, все стало иным, а от Чеки осталась только могила и страшное имя.

После того как Чека перешел в крааль Дугузы, некоторое время оставался он в покое, но вскоре прежняя жажда крови проснулась в нем, и он выслал свои войска против народа Пондо; они уничтожили этот народ и привели с собой его стадо. Но воинам не разрешалось отдыхать; снова их собрали на войну и послали в числе десятков тысяч, с приказанием победить Сотиангану, вождя народа, который живет на севере от Лимпопо. Они ушли с песнями, после того, как царь сделал им смотр и приказал вернуться победителями или не возвращаться вовсе. Их число было так велико, что с рассвета до того часа, когда солнце стояло высоко на небе, эти непобежденные воины проходили сквозь ворота крааля, подобно бесчисленным стадам. Не знали они, что победа более не улыбнется им, что придется им умирать тысячами от голода и лихорадки в болотах Лимпопо и что те из них, которые вернутся, принесут щиты свои в своих желудках, сожравши их для утоления неумолимого голода! Но что говорить о них? Они – ничто. «Прах» было название одного из больших отрядов, отправленных против Сотианганы, и прахом они оказались, прахом, который послало на смерть дуновение Чеки, Льва зулусов.

Таким образом мало осталось воинов в краале Дугузы, почти все ушли в поход; оставались только женщины и старики. Динган и Умглангана, братья царя, были в их числе, потому что Чека не отпустил их, боясь заговора с войсками против него; он всегда смотрел на них гневным оком, и они дрожали за свою жизнь, хотя не смели показывать страха, чтобы опасения их не оправдались. Я угадал их мысли и, подобно змее, обвился вокруг их тайны, и мы говорили между собой туманными намеками. Но об этом ты узнаешь потом, отец мой; я сперва должен рассказать о приходе Мезило, того, кто хотел жениться на Зините, и которого Умслопогас-убийца выгнал из крааля племени Секиры.

На следующий день после отбытия нашего отряда, Мезило явился в крааль Дугузы, прося разрешения говорить с царем. Чека сидел перед своей хижиной, и с ним были Динган и Умглангана, его царственные братья. Я также находился там, а с нами некоторые из «индунов», советников царя. В это утро Чека чувствовал себя уставшим, так как ночью спал плохо, как, впрочем, спал он всегда теперь. Поэтому, когда ему доложили, что какой-то бродяга, по имени Мезило, хочет говорить с ним, он не только не приказал убить его, но велел провести его к себе. Вскоре раздались возгласы приветствия, и я увидел толстого человека, утомленного дорогой, ползущего по пыли по направлению к нам, перечисляя все имена и титулы царя. Чека приказал ему замолчать и говорить только о своем деле.

Тогда человек этот приподнялся и передал нам тот рассказ, который ты уже слыхал, отец мой; о том, как явился к народу Секиры молодой, высокий и сильный человек и, победив Джиказу, вождя Секиры, стал начальником всего народа; о том, как он отнял у Мезило весь его скот, а его самого выгнал. До этого времени Чека ничего не знал о народе Секиры; страна была обширна в те дни, отец мой, и в ней жило далеко от нас много маленьких племен, о которых царь никогда даже не слыхал; он стал расспрашивать Мезило о них, о числе их воинов, о количестве скота, об имени молодого человека, который правит ими, а особенно о дани, которую он платит царю.

Мезило отвечал, что число их воинов составит, быть может, половину одного полка; что скота у них много, что они богаты, что дани они не платят и что имя молодого человека – Булалио-убийца, по крайней мере, он был известен под этим именем, а другого Мезило не слыхал.

Тогда царь разгневался.

– Встань, Мезило, – сказал он, – беги обратно к твоему народу, скажи на ухо ему и тому, кого зовут Убийцей: «Есть на свете другой убийца, который живет в краале, называемом Дугуза; вот его приказ вам, народ Секиры, и тебе, владетелю секиры. Подымись со всем народом, со всем скотом своего народа, явись перед живущим в краале Дугузы и передай в его руки Великую секиру «Виновницу Стонов», не медля и исполняя это приказание, чтобы не очутиться тебе сидящим на земле последний раз! [4] Мезило выслушал и отвечал, что исполнит приказание, хотя дорога предстоит дальняя, и он опасается явиться перед тем, кого зовут Убийцей и кто живет в двадцати днях пути к северу, в тени Заколдованной Горы.

– Ступай, – повторил царь, – и вернись ко мне с ответом от начальника секиры на тридцатый день! Если ты не вернешься, я пошлю искать тебя, а вместе с тобой и вождя Секиры!

Тогда Мезило повернулся и быстро удалился, чтобы исполнить приказание царя; Чека же более не говорил об этом событии. Но я невольно задавал себе вопрос, кто может быть молодой человек, владеющий секирой; мне показалось, что он поступил с Джиказой и с сыновьями Джиказы, как мог бы поступить Умслопогас, если бы дожил до этого возраста. Но я также ничего об этом не говорил.

В тот день до меня дошла весть, что моя жена Макрофа и дочь Нада, жившие среди племени Сваци, умерли. Рассказывали, что люди племени Галакациев напали на их крааль и зарубили всех, в том числе Макрофу и Наду. Выслушав это известие, я не пролил слез, отец мой, потому что так был погружен в печаль, что ничто более не волновало меня.

МОПО ВХОДИТ В СОГЛАШЕНИЕ С ПРИНЦАМИ

Прошло двадцать восемь дней, отец мой, а на двадцать девятый Чеке, во время его беспокойного отдыха, приснился сон. Утром он приказал позвать к себе женщин из крааля, числом до сотни или более. Среди женщин были те, которых он называл «сестрами», иные были девушки, еще не выданные замуж; но все без исключения были молоды и прекрасны. Какой сон приснился Чеке, я не знаю, а может быть, и забыл, так как в те дни ему постоянно снились сны; все они вели к одному – смерти людей. – Мрачный сидел он перед своей хижиной, и я находился тут же. Налево от него стояли призванные женщины и девушки, и колени их ослабели от страха. По одной подводили их к царю, и они останавливались перед ним с опущенными головами.