Мечта Мира, стр. 11
– Трижды можешь ты спрашивать меня, о ты, бесстрашная царица, – отвечал страшный Ку, – трижды могу я ответить тебе, а потом прощай, пока не встречу тебя на пороге вечности. Смотри же теперь в лицо Натаски, которую ты убила!
Мы начали смотреть на мертвое лицо. Вдруг лицо это начало изменяться и засияло поразительной красотой, красотой несказанной. Казалось, то была чудная красота спящей женщины. Потом над головой Натаски мы увидали тень мужчины, охранявшего ее сон. Но лицо его было не видно, оно было скрыто под золотым шлемом, в котором торчал бронзовый конец сломанного копья. Он был одет в блестящее золотое вооружение народа, живущего у северного моря, и темные локоны его падали по плечам, подобно лепесткам гиацинта.
– Смотри на свою соперницу и на того, кого ты полюбишь! Прощай! – сказал Ку мертвыми губами Натаски, и когда он умолк, прекрасное лицо женщины исчезло, огненный язык растаял в воздухе, и глаза всех мертвецов посмотрели друг на друга, словно они прошептали Что-то.
Некоторое время Мериамун стояла молча, потом, словно очнувшись, подняла руки и вскричала: «Уходи, ты, Бай! Исчезни, Ка!» Огромная птица с золотыми перьями вспорхнула и поднялась вверх, а Ка приблизился к ногам мертвой Натаски и исчез.
Мериамун покрыла голову плащом и еще раз произнесла ужасное слово. Она произнесла его громко, и храм снова наполнился ревом бури. Потом она сбросила плащ. На алтаре горел яркий огонь, на коленях Озириса лежала холодная Натаска. Кругом царила мертвая тишина.
Мериамун схватила меня за руку.
– Теперь все кончено, – произнесла она тихо, – и я страшно боюсь того, что должно случиться. Уведи меня отсюда, Реи, я не могу более!
С тяжелым сердцем увел я ее из храма. Вот почему, Странник, царица смутилась, когда явился человек в золотом вооружении, шлем которого был проткнут осколком копья.
IX. Пророчество Апура
– Все это произошло по воле богов! – произнес Одиссей, когда Реи закончил свой рассказ Некоторое время он сидел молча, потом поднял глаза и взглянул на старого жреца.
– Странный рассказ, Реи! Много морей я проехал, во многих странах побывал, видел много народов и слышал голоса бессмертных богов, но никогда не слыхал ничего подобного. Заметь себе, когда я увидел прекрасную царицу, я удивился тому, что она как-то странно взглянула на меня, как будто знала меня. Если ты сказал правду, Реи, она полагает, что видела меня в своих снах и видениях. Кто этот человек с длинными темными локонами, одетый в золотое вооружение, с золотым шлемом на голове, в которой воткнут осколок копья?
– Передо мной сидит этот человек, – сказал Реи, – или, может быть, я созерцаю бога!
– Нет, я не бог, – ответил, улыбаясь, Одиссей, – хотя сидонцы сочли меня за бога. Отгадай мне эту загадку, мудрый жрец!
Престарелый Реи смотрел в землю, бормоча молитву дрожащими губами.
– Ты человек, – произнес он, – и пришел из-за моря, чтобы внушить любовь царице Мериамун и осудить себя на смерть. Это я знаю, остальное мне неизвестно. Молю тебя, чужеземец, ты пришел к нам с севера, в золотом вооружении, твое лицо сияет мужественной красотой, ты – сильнейший из людей! Прошу тебя, уйди назад, уйди назад за море, откуда ты пришел…
– Разве человек может уйти от своей судьбы? – спросил Одиссей. – Если смерть моя придет, так должно быть! Но помни, Реи, я не искал любви Мериамун!
– Все равно, ты найдешь ее! Кто ищет любви, тот теряет ее, а кто не хочет искать, тот находит!
– Я приехал завоевать любовь другой женщины, – сказал Одиссей, – и буду искать эту любовь, пока не умру!
– Пусть боги помогут тебе найти ее, и страна Кеми будет спасена от великой скорби! Но здесь, в Египте, нет женщины прекраснее Мериамун, и ты должен искать где-нибудь дальше. А теперь, Эперит, я должен идти совершать службу в храме священного Амена, так как я верховный жрец. Но тебя Фараон приказал мне привести на пир во дворец!
Реи повел Одиссея боковым входом во дворец Фараона, близ храма бога Пта. Но прежде указал ему приготовленную для него прекрасную комнату, богато украшенную, уставленную креслами из слоновой кости и ложами из серебра, с роскошной постелью.
Одиссей отправился в царские бани, где темноокие девушки вымыли его, умастили душистым маслом и увенчали цветами лотоса. Потом Реи повел его, в полном вооружении, в переднюю комнату дворца и оставил тут, говоря, что вернется, когда пир окончится. Зазвучали трубы, загремели барабаны.
Вошли прекрасная царица Мериамун и божественный Фараон Менепта в сопровождении придворных дам и мужчин. Все они были увенчаны розами и цветами лотоса. Царица была в царском одеянии из вышитого шелка, с плеч ее спускалась пурпурная мантия, а на шее и руках блестели золотые запястья.
Она была прекрасна со своим бледным лицом и чудными гордыми очами, которые, казалось, дремали под тенью длинных шелковистых ресниц. Мериамун шла, сияя гордой и царственной красотой, а позади шел Фараон, высокий, болезненный человек, с мрачным лицом. Одиссею показалось, что у него тяжело на сердце, что забота и страх перед бедой вечно терзают его. Мериамун ласково взглянула на чужеземца.
– Привет тебе, чужеземец! – произнесла она. – Ты явился на наш пир в воинственном одеянии?
– Прости, царственная госпожа, – ответил он, – но если бы я вздумал снять вооружение, мой лук запел бы мне песнь о скорой войне. И вот я пришел на пир в полном вооружении!
– Разве твой лук умеет предсказывать, Эперит? – сказала царица. – Я слышала о таком оружии от менестреля, который пришел к нам с берегов Северного моря и пел песнь о волшебном луке Одиссея!
– Ты хорошо делаешь, что не снимаешь вооружения, Странник, – сказал Фараон, – если твой лук поет о войне, то мое сердце также говорит мне, что война будет!
– Следуй за мной, Странник! – сказала царица.
Он последовал за ней и за Фараоном. Они пришли в великолепный зал, украшенный резьбой по стенам. Одиссею никогда не приходилось видеть такого богатого зала. На возвышении сел Фараон, рядом с ним царица Мериамун, а подле нее Скиталец в золотом вооружении. Он прислонил свой лук к креслу из слоновой кости.
Пир начался. Все ели и пили вдоволь. Царица говорила мало, но глаза ее не переставали следить за гостем из-за низко опущенных ресниц.
Вдруг, пока они пировали и веселились, двери в конце комнаты широко раскрылись. Стража в ужасе отскочила, и у дверей остановились два человека.
Лица их были смуглы, худы, истощены, носы походили на клюв орла, а глаза были желты, как глаза льва Одежда их состояла из звериных шкур, перевязанных у пояса ремнем. Они подняли свои обнаженные руки, в которых держали посох. Оба человека были стары, один имел длинную белую бороду, другой был выбрит, подобно египетскому жрецу. Когда посохи поднялись, стража отступила, и все присутствовавшие закрыли лица, за исключением Мериамун и Скитальца. Даже Фараон не смел взглянуть на них, только сердито пробормотал себе в бороду: «Клянусь Озирисом, эти Апура снова явились сюда! Смерть тем, кто пропустил их сюда!»
Один из них, бритый, как жрец, громко вскричал:
– Фараон! Фараон! Фараон! Слушай слово Иеговы. Отпустишь ли ты народ?
– Не отпущу!
– Фараон! Фараон! Фараон! Слушай слово Иеговы! Если ты не отпустишь народ, все перворожденные в Кеми, от вельможи до раба, от быка до осла, будут перебиты! Отпустишь ли ты народ?
– О, фараон, отпусти народ! – громко закричали все присутствовавшие.
– Великие скорби и несчастия обрушатся на Кеми! О, Фараон, отпусти народ!
Сердце Фараона смягчилось, и он готов был отпустить народ, как вдруг Мериамун повернулась к нему.
– Ты не должен отпускать народ! – произнесла она. – Поверь, что все бедствия Кеми причинили вовсе не эти рабы, не Бог этих рабов, а чужеземная богиня, которая живет в Танисе. Не бойся, трус! Какое у тебя малодушное сердце! Вели богине уйти, но не отпускай этих рабов! Нам нужно строить города, и эти рабы будут работать для нас!