Дитя бури, стр. 13

И она ушла, а я почувствовал себя таким ничтожным, как никогда в жизни, ничтожнее даже, чем в присутствии Зикали Мудреца. Почему, думал я, она довела меня сперва до безумия, а затем отказалась от плодов моего безумия? И посейчас я не могу дать ответа на этот вопрос. Я только предполагаю, что она действительно полюбила меня и что она боялась вовлечь меня в неприятности и заговоры. А может быть, она была настолько умна, что видела, что наши характеры были, как масло и вода, которые никогда не могут соединиться.

Глава V. Соперники

Можно было бы думать, что после этой удивительной сцены мои отношения к молодой девушке будут натянутыми. Нисколько. Когда мы снова с ней встретились, что произошло на следующее утро, она держалась свободно и естественно, как всегда. Она перевязала мои раны, которые почти уже зажили, шутила о том и о другом, расспрашивала о содержании некоторых писем и газет, полученных мною из Наталя.

Вам, может быть, покажется странным, что дикарка могла действовать так тонко. Но дело именно в том, что в основе все люди одинаковы и между дикарем и нами очень мало разницы.

Начать с того, по какому праву называем мы такие народы, как зулусы, дикарями? Откинув в сторону их обычай полигамии, что, в конце концов, очень обычно и среди цивилизованных народов Востока, они имеют социальную систему, очень похожую на нашу. У них есть древние, глубоко обдуманные законы, и нравственность их, во всяком случае, не ниже нашей. Они честные и правдивые и строго соблюдают гостеприимство.

Они отличаются от нас, главным образом, тем, что они не напиваются, пока белый человек не научит их этому, что они носят меньше одежды, так как климат их более жаркий, что их города ночью не обезображены такими картинами, как наши, что они любят своих детей и никогда не жестоки к ним (хотя они и умерщвляют иногда уродливого младенца) и что когда они ведут войну, они ведут ее с страшной жестокостью, но разве мы не видим почти таких же жестокостей во время европейских войн?

Остается еще их вера в колдовство и вытекающие из этого предрассудки. Но с тех пор, как я живу в Англии, я много читал по этому вопросу и нахожу, что подобные же предрассудки встречаются и в Европе, то есть в той части света, которая более тысячи лет наслаждается «преимуществами» христианского учения.

И если «высококультурный» белый – в большинстве случаев какой-нибудь капиталист – бросает камень в бедного, некультурного зулуса, то это происходит потому, что он желает завладеть его землей или воспользоваться плодами его трудов.

Но я отклонился от главной своей мысли, что умный мужчина или умная женщина из тех, кого мы называем дикарями, во всех существенных чертах совершенно такие же, как умный мужчина или умная женщина, принадлежащие к цивилизованным народам. И это полностью относилось к Мамине.

Через две недели после памятной сцены в хижине я совершенно оправился и окреп. Ребра мои, которые сломал буйвол своими железными коленями, зажили и срослись. Я спешил уехать, так как у меня были дела в Натале. О Садуко ничего не было слышно, и я решил двинуться домой, оставив ему о себе сведения, чтобы он знал, где меня найти, если я ему понадоблюсь. По правде сказать, я совсем не жаждал быть вовлеченным в его набег на Бангу. Я желал умыть руки во всем этом деле, включая красавицу Мамину и ее насмешливые глаза.

Поэтому однажды утром я велел Скаулю запрячь волов и он с радостью принялся исполнять это приказание, так как он и другие слуги жаждали вернуться в цивилизованные страны. Но только они взялись за дело, как пришел гонец от Умбези, просившего меня отложить отъезд на несколько часов, так как к нему в гости приехал его друг, могущественный предводитель, который хотел познакомиться со мной. Я охотно отправил бы этого предводителя ко всем чертям, но так как было бы невежливо не исполнить просьбы хозяина, который был ко мне так добр, то я приказал не впрягать пока волов, но держать их наготове. В раздраженном настроении отправился я в краль, который находился в полумили от моего лагеря.

В сущности не было особой причины для моего раздражения, потому что, собственно говоря, мне должно было бы быть безразлично, уеду ли я утром или днем. Но дело в том, что я не желал принимать участия в экспедиции Садуко против Бангу. Пока же я оставался здесь, Садуко мог вернуться в любой момент, и тогда мне было бы трудно увильнуть от выполнения того полуобещания, которое я ему дал.

Дойдя до краля, я увидел, что там подготовлялось какое-то торжество, потому что закололи быка, которого частью варили в горшках, а частью жарили, также я заметил нескольких чужих зулусов. В ограде краля я застал сидевшего в тени Умбези со своими старейшинами, и с ними сидели большой, мускулистый туземец, на котором была повязка из тигровой кожи, в знак его высокого положения, и несколько его старейшин. Около ворот стояла Мамина, на которой были надеты ее лучшие бусы. Она держала чашу с пивом, которую она, очевидно, только что подносила гостям.

– Ты хотел сбежать, не попрощавшись со мною, Макумазан! – прошептала она, когда я поравнялся с ней. – Это нехорошо с твоей стороны, и я горько плакала бы. Однако этому не суждено сбыться.

– Я хотел приехать сюда и попрощаться, – ответил я. – Но кто этот человек?

– Ты узнаешь сейчас, Макумазан. Смотри, отец кивает тебе. Я подошел к кругу сидевших, и Умбези при моем приближении встал, взяв меня за руку, подвел к дюжему туземцу и сказал:

– Это Мазапо, предводитель племени амансоми, он желает познакомиться с тобой, Макумазан.

– Очень любезно с его стороны, – ответил я холодно, окидывая взглядом Мазапо. Он был, как я уже говорил, крупный мужчина, вероятно, лет пятидесяти, потому что его волосы были уже подернуты сединой. Говоря откровенно, он мне сразу очень не понравился, потому что было что-то отталкивающее в его грубом лице и в его наглой осанке. Затем я замолчал, так как у зулусов, если встречаются два незнакомца более или менее равного положения, то тот, кто заговорит первый, тем самым признает свое подчинение. Поэтому я стоял и осматривал нового жениха Мамины в ожидании дальнейших событий.

Мазапо тоже осматривал меня, затем сделал какое-то замечание одному из своих старшин, которое я не уловил, но которое заставило старшину засмеяться.

– Он слышал, что ты большой охотник, – вмешался Умбези, который, очевидно, чувствовал, что положение становится натянутым и что нужно что-нибудь сказать.

– Он слышал?! – удивился я. – В таком случае он более счастлив, чем я, потому что я никогда не слышал о нем. – К сожалению, я должен сказать, что это была ложь, так как Мамина упоминала о нем как об одном из своих женихов, но среди туземцев нужно поддерживать свое достоинство. – Друг Умбези, – продолжал я, – я пришел попрощаться с тобой, так как я собираюсь отправиться в Дюрбан.

При этих словах Мазапо протянул мне свою огромную руку и, не вставая, сказал:

– Сиякубана 5, белый человек.

– Сиякубана, черный человек, – ответил я, едва дотронувшись до его пальцев. Мамина, обносившая пивом и очутившаяся как раз против меня, сделала гримасу и незаметно засмеялась.

Я повернулся, чтобы уйти, но Мазапо проговорил своим грубым, хриплым голосом:

– О Макумазан, прежде чем ты покинешь нас, я желал бы поговорить с тобой об одном деле. Не будет ли тебе угодно отойти со мною в сторону?

– Конечно, о Мазапо. – И я отошел на несколько метров в сторону, чтобы нас не могли слышать, и он последовал за мною.

– Макумазан, – сказал он, – мне нужны ружья, а мне сказали, что ты можешь достать их, так как ты торговец.

– Да, Мазапо, думаю, что могу достать их за известную цену, хотя это очень рискованное дело – ввозить ружья в страну зулусов. Могу ли я спросить, для чего нужны тебе ружья? Охотиться на слонов?

– Да, стрелять слонов, – ответил он, вращая своими глазищами. – Макумазан, мне сказали, что ты осторожен, что ты не кричишь с крыши хижины то, что слышишь в ней. Так слушай. В нашей стране смуты. Не все из нас любят династию Сензангаконов, к которой принадлежит нынешний король Панда. Например, ты, быть может, знаешь, что мое племя амангами пострадало от копья Чаки. Так вот мы надеемся, что настанет время, когда мы не будем щипать кусты, как козы, а будем снова питаться верхушками деревьев, как жирафы, потому что Панда – слабый властитель, а его сыновья ненавидят друг друга, и одному из них могут понадобиться наши ружья. Ты понимаешь?