Смерть раненого зверя с тонкой кожей, стр. 23
– Нет, Фрэнк. Оно уже было оправдано. Тобой и твоими боссами. Вы просто не называли это убийством. Это было мероприятием, акцией, действием, командировкой, поездкой, миссией.
Фрэнк Смит молча глотнул еще вина. Спорить с такого рода упрощением было невозможно.
– Хорошо, ты разложил все по полочкам, Нжала заслуживает смерти, отлично, правительство должно отвечать за свои поступки, замечательно... Но почему ты, Ричард? Этот момент я не могу уловить. Ты возомнил себя Богом, или Немезидой, или Юпитером-громовержцем, мечущим с неба молнии. Я хочу сказать, это ведь не ты. Совсем не ты. Ты не Провидение, не карающий ангел смерти.
– Ты все усложняешь. Я никем себя не возомнил, я просто собираюсь убить только одного человека.
– Это великолепно.
– Русские, азиаты и люди вроде Нжала делают это постоянно. Потому что они не связаны западной христианской моралью о неприкосновенности человеческой жизни.
– Но ты-то связан.
Эббот улыбнулся.
– Ах, вот что волновало начальника Департамента. Вот, наверное, почему он настаивал на психологических тестах накануне командировки – хотел проверить, не понадобится ли мне стакан воды.
– Стакан воды?
– У человека, которого Сталин послал убить Троцкого, в последний момент сдали нервы, и он вынужден был сесть и попросить стакан воды. Ты знал об этом?
– Но это не помешало ему воткнуть ледоруб прямо в череп Троцкому. В любом случае, ты же не думаешь, что начальник Департамента сомневался в твоих нервах.
– Я думаю, он сомневался во всех. Если ты не знал, для этой миссии он тестировал еще нескольких агентов.
И без того сухой тон Эббота стал еще суше.
– Но главный приз и вся честь достались мне.
Фрэнк зажег сигарету, первую за весь день. Он пытался бросить и взял за правило не курить до шести часов. Но, как сказал один француз или кто-то еще, правила существуют для того, чтобы их нарушать.
Он чувствовал, что должен сделать еще одну, последнюю, попытку, но, начав говорить, глядя в черноту глаз Эббота, понял, что это бесполезно.
– Ричард, ты не должен это затевать. Я могу все уладить...
Эббот медленно ответил:
– Я должен, Фрэнк. Это все, что у меня осталось, единственная вещь, которая придает смысл моей жизни и является ее целью. Все остальное уже, к сожалению, вторично.
Что ж, он попытался. Он знал, чтобы остановить его, понадобится нечто большее, чем слова, большее, чем цивилизованная беседа за бокалом вина. Чтобы остановить его, потребуется оружие. Прах к праху, пыль к пыли, насилие к насилию. Старый проверенный способ, который никогда не выйдет из моды. У немцев есть пословица: unkraut vergeht nicht– сорняк никогда не погибнет. Так же и насилие. История человечества – это история убийств.
Смит вздохнул и погасил сигарету, уничтожив таким образом и свои надежды. Ему нравился Эббот. Он восхищался им на протяжении пятнадцати лет.
– Еще вина?
– Нет, спасибо.
– Кофе? Как насчет кофе?
Эббот знал, что Фрэнк Смит, закоренелый холостяк, почти как старая дева гордился своими маленькими домашними достижениями.
– Я, как всегда пью молотый, не признаю эту растворимую гадость.
Эббот улыбнулся.
– Хорошо.
Смит довольно проследовал на кухню и занялся любимым ритуалом, периодически напевая, немного фальшивя, популярные песенки военных лет, ностальгия по настоящей работе в поле и Сопротивлению. Раз или два он что-то кричал из кухни Эбботу, но ответа не получил. Когда кофе был готов, он разлил его в две чашки из тончайшего фарфора Роял Ворчестер и довольно улыбнулся. Аромат был восхитительным. Он поставил чашки и тарелку с птифурами на поднос и осторожно понес его в гостиную.
Открыв дверь, он сказал:
– Знаешь, большинство людей, когда делают кофе...
Он остановился. Комната была пуста.
Глава 11
Эббот почти сразу поймал такси на Куинз Гейт. К тому времени, как Фрэнк закончил свой кофейный ритуал, он уже проехал половину Пикадилли.
В холле собственного дома Джоан Эббот в обществе Шеппарда и Беттс ждала звонка Ричарда.
Шеппард действовал быстро. Телефон в холле уже был подсоединен к записывающему устройству в фургоне, стоящем возле дома. У него также был провод с наушниками, подключенный к телефону, так чтобы он сам мог слышать разговор, находясь рядом с Джоан.
Оставалось только дождаться звонка Ричарда Эббота.
– Так что ты собираешься ему сказать? – в сотый раз спросил Шеппард.
– Что все чисто, и он может возвращаться хотя сейчас.
Ее голос звучал вяло и механически.
– И без штучек.
Беттс улыбнулась Джоан и взяла за плечо.
– Держу пари, у тебя легко появляются синяки.
Джоан почувствовала, как сжались костлявые пальцы, и опять она ощутила знакомое чувство беспомощности. По ее щеке сползла слеза.
– Ну что ты, не плачь, – сказала Беттс, осторожно вытирая слезу уголком маленького носового платка. – Мы же не хотим, чтобы твой голос звучал расстроенно, когда он позвонит, правда?
Сержант снова улыбнулась так, что не стало видно глаз.
– И потом, мы не сделали ничего такого, из-за чего тебе стоит плакать... пока.
После приблизительно часового ожидания телефон зазвонил. Джоан взяла трубку и сказала:
– Гарфилд Корт.
– Джоан? – это был Ричард.
– Да?
– Все чисто?
– Все чисто. Ты можешь возвращаться хотя сейчас.
– Отлично. Я скоро буду.
– Спроси его, откуда он звонит, – прошептал ей на ухо Шеппард.
– Откуда ты звонишь?
После недолгого сомнения:
– Из "Савоя"... А почему ты спрашиваешь?
– Просто любопытно.
– Спроси его, когда он будет.
– Когда ты придешь, дорогой?
– Я не знаю. Скоро. Мне еще нужно кое-что сделать.
Последовало молчание. Затем он сказал:
– Джоан, ты просто чудо. Спасибо за все.
И повесил трубку.
– Отлично, – сказал Шеппард. – Теперь мы пойдем наверх и приготовим наше небольшое приветствие.
Он пересек холл, Беттс, Джоан и три агента из Особого отдела последовали за ним. Беттс по-прежнему крепко держала Джоан за руку.
Табличка на двери лифта гласила, что лифт единовременно может вместить лишь четырех человек, и двое из Особого отдела сказали, что пойдут пешком, но Беттс возразила: "Мы все прекрасно поместимся", – и втиснув Джоан в угол, сама прижалась к ней. Джоан казалось, что она задохнется.
– Ты хорошая девочка, – сказал Шеппард.
– Слышала? – спросила Беттс. – Я чуть не писала от счастья, когда он сказал: "Джоан, ты просто чудо. Спасибо за все".
Эббот вышел из отеля "Пикадилли" на улицу под вечернее солнце и повернул в сторону Серкуса. Итак, у него появилась еще одна проблема.
Эрос на пьедестале выглядел не так. Как и Серкус. Впрочем, они вечно все портят. И эти девушки – почему они все обуты в нечто, напоминающее ортопедические ботинки для десантников. Конечно, мода меняется каждые пару лет... Ты не о том думаешь, сказал он себе. Сосредоточься. Желательно на своих проблемах. Которых у тебя хватает. Но сначала нужно найти проститутку, которая гак понравилась Нжала.
Следуя указаниям Котиадиса, ему не составило труда найти паб, который, как оказалось, находился за утлом на Брюер-стрит, и большую, черно скалящуюся, Дорис.
Она действительно оказалась большой. Или правильнее будет сказать, обширной. Ее было много, но подавляющее большинство прелестей было на своем месте.
– Ты – Дорис?
– А ты кто, моя прелесть?
У нее был приятный голос с явным акцентом кокни, диалекта рабочих районов Лондона.
– Ну я не то, чтобы друг мистера Осборна...
– У этого пердуна с лягушачьими глазами нет друзей, дорогуша.
– Хочешь срубить бабок? Настоящих бабок?
– Как? – она немедленно стала подозрительной.
Эббот кивнул в сторону стола в углу.