100 Великих мифов и легенд, стр. 80

Тяжко страдал Кухулин от ран, что нанес ему Фер Диад, и на исходе были его силы.

Охватила его великая грусть, оттого что сражается он в одиночку и никто не придет ему на подмогу. Сложил Кухулин такую песню:

Вдруг показались вдали колесницы. То спешили к Кухулину трижды пятьдесят юношей из Эмайн Махи. Были они так юны, что еще не могли называться мужчинами, и поэтому были неподвластны недугу уладов.

Вступили юноши в бой с врагами и многих побили, но сами полегли все до единого.

«Увы! — воскликнул Кухулин. — Кабы не страдал я от ран и были бы прежними мои силы, не дал бы я погибнуть юношам Эмайн Махи. Теперь же остается мне только отомстить за их смерть!» Велел Кухулин рыжеволосому Лойгу запрячь колесницу — и устремился на врагов. От великой ярости облик Кухулина исказился и стал ужасен: все его кости, все суставы и сухожилия пришли в движение, мышцы вздулись буфами, волосы встали дыбом и превратились в железные острия. Один глаз ушел в глазницу так глубоко, что и журавль не смог бы его достать, а второй выкатился наружу и стал размером с котел, в котором можно сварить теленка.

Стук его сердца был подобен рычанию льва, молнии сверкали вокруг лба, а над макушкой поднимался столб багрового дыма, словно над крышей дома, в котором зимним вечером остановился король.

Ринулся Кухулин разить врагов. Сражался он весь день и всю ночь, и никто не смог бы сосчитать, сколько воинов пало в том бою от его руки.

А утром вернулся к нему его прежний, приятный облик.

В войске четырех королевств было много женщин и девушек, поскольку многих воинов сопровождали их жены и дочери.

Кухулин захотел показать им, что он снова обрел свое приятное обличье, ибо вряд ли кому из них пришелся по нраву тот страшный образ, который он принял в бою.

Облачился Кухулин в шелковую рубаху и пурпурный плащ, падающий пятью складками и украшенный бахромой. Его глаза сияли, как драгоценные камни, волосы, черные у корней, красные посредине, золотые на концах, лежали кольцами. Сел Кухулин в свою колесницу и проехался перед вражеским войском — туда и обратно.

Женщины четырех королевств любовались его красотой и просили своих мужей и отцов посадить их на щиты и поднять повыше, чтобы могли они лучше видеть Кухулина.

Тем временем кончился срок заклятья — и отпустил уладов их недуг, восстали они с одра болезни. Король Конхобар собрал войско и во главе его двинулся к границе Улада, на помощь Кухулину.

Услышала королева Медб шум и грохот, будто рухнули небеса на землю, или море со всеми рыбами хлынуло на сушу, или раскололась мировая твердь. То скакало войско уладов, и земля содрогалась под копытами коней.

Затем увидела королева Медб вдали клубы тумана, сквозь который виднелись холмы и утесы, чернели глубокие пещеры. Был тот туман дыханьем уладских воинов и их коней, холмы и утесы — шлемами на их головах, пещеры — ртами, раскрытыми в воинственном кличе.

И вот вступило войско уладов в бой с войском четырех королевств.

Но Кухулина улады не пустили в битву, его связали ремнями, сказав, что покрытый тяжкими ранами, он не сможет устоять против врагов.

Лежит Кухулин, распростертый на ложе, и с криком рвется в сраженье. Рядом с ним сидит его верный Лойг.

Спросил Кухулин: «Кто начал битву, друг мой Лойг?» Лойг ответил: «Самые молодые улады».

«И как они бьются?» «Храбро, о, Кухулин».

«Горе мне, — воскликнул Кухулин, — что я не с ними!» Некоторое время спустя, он спросил: «А кто теперь идет в бой?» Ответил Лойг: «Опытные воины. Вышли они из своих шатров, и те, у кого выход был обращен к востоку, прошли прямо сквозь шатер на запад, чтобы не мешкать, обходя его».

«Увы! — воскликнул Кухулин. — Нет у меня сегодня сил, чтобы быть среди них».

Меж тем улады и воины четырех королевств рубили, кололи, резали, убивали и крушили друг друга, и делалось это уже долгое время. Сама королева Медб взялась за оружие и ввязалась в бой против уладов.

Сказали улады: «Мы ни на шаг не отступим перед врагом, пока небеса у нас над головой, земля под ногами и море вокруг!» Вот в самом центре сражения враги стали теснить короля Конхобара. Услышал Кухулин, как звенит щит короля под ударами вражеских мечей, и воскликнул: «Неужели кто-то посмел нанести удар по щиту моего короля, пока я жив!» Разорвал Кухулин свои путы, поднялся с ложа. Не было у него никакого оружия, лишь стояла неподалеку колесница. Кухулин взвалил ее на плечи, устремился в гущу сражения и стал разить врагов, нанося удары колесницей направо и налево. К вечерней заре в руках у него остался лишь пучок спиц от колеса да несколько жердей от бортов, но и тогда он продолжал сражаться.

Дрогнуло войско четырех королевств — и обратилось в бегство.

Меж тем королева Медб поспешила отправить под хорошей охраной Донна Куальнге в свою столицу Круахан.

Трижды взревел Донн Куальнге, оказавшись в незнакомом краю. Грозным ревом ответил ему Финдбеннах — бык из стада короля Айлиля.

Сцепились два быка в яростной схватке. Глаза их горели огнем, щеки и ноздри раздувались, как кузнечные мехи, комья земли летели из-под копыт выше загривков. Велика была мощь и ярость Финдбеннаха, но все же Донн Куальнге поднял его на рога и бездыханного швырнул на землю.

Никто не посмел приблизиться к разъяренному быку, Донн Куальнге повернулся — и пошел обратно в Улад.

Но был он истомлен долгим путем, измучен жестокой схваткой. Едва увидел Донн Куальнге родную землю, сердце его раскололось, как орех, и он упал замертво.

Так заканчивается сага «Похищение быка из Куальнге».

V. Смерть Кухулина

Королева Медб не могла смириться с поражением и решила: раз нельзя одолеть Кухулина силой, надо погубить его колдовством и обманом.

Снова собрала она войско, а во главе его поставила трех чародеев. Были они сыновьями Калатина, которого некогда убил Кухулин, и ненавидели героя лютой ненавистью. После гибели отца они принесли в жертву по одному своему глазу и по одной руке — и обрели дар чародейства.

Войско королевы Медб подошло к столице уладов так близки, что во дворце короля Конхобара было слышно, как бряцает оружие врагов. Черной тучей поднимался дым от сожженных ими селений.

А уладов опять поразил их тяжкий недуг-заклятье, и снова пришлось Кухулину идти на врагов в одиночку.

Стал он снаряжаться в бой. Надел боевые доспехи, накинул алый плащ, взял золотую пряжку, чтобы застегнуть плащ на плече, но пряжка выпала у него из рук и до крови поранила ему ногу. Сказал Кухулин: «Недобрый это знак. Верно, суждено мне нынче погибнуть».

Тут пришел возница Кухулина рыжеволосый Лойн и сказал: «Заупрямился твой любимый конь, прославленный Серый. Не дает запрячь себя в колесницу».

Кухулин пошел на конюшню, сказал коню: «Не в твоем обычае, Серый, не слушаться моего возницу».

Из глаз коня скатились две слезы, упали под копыта. Повернулся конь к хозяину левым боком — а это тоже был недобрый знак, но позволил запрячь себя в колесницу.

Улады прослышали, что Кухулину были зловещие предзнаменования. Зарыдали трижды пятьдесят женщин Эмайн Махи, стали просить Кухулина, чтобы не покидал он города, не шел на верную смерть.

Лойг посоветовал Кухулину послушаться женщин, но Кухулин сказал: «Вознице подобает править конями, женщинам — сетовать, воину — защищать свой народ». Выехал он за ворота Эмайн Махи и устремился к равнине, где ждали его враги.