Отверженные. Том II, стр. 47
Глава одиннадцатая.
Нищета предлагает услуги горю
Мариус медленно поднялся по лестнице. Он собирался уже войти в свою каморку, как вдруг заметил, что за ним по коридору идет старшая дочь Жондрета. Ему было очень неприятно видеть эту девушку, – ведь именно к ней и перешли его пять франков, – но требовать их обратно было уже поздно, кабриолет уехал, а коляски и след простыл. К тому же девушка и не вернула бы их. Так же бесполезно было бы расспрашивать ее о том, где жили их посетители; очевидно, она и сама не знала, раз письмо, подписанное Фабанту, было адресовано «господину благодетелю из церкви Сен-Жак-дю-О-Па».
Мариус вошел в комнату и захлопнул за собой дверь.
Однако она не закрылась плотно; он обернулся и заметил, что ее придерживает чья-то рука.
– Что такое? Кто там? – спросил он и увидел дочь Жондрета.
– Это вы? – почти грубо продолжал Мариус. – Опять вы? Что вам от меня нужно?
Но она, казалось, о чем-то думала и не глядела на него. В ней не было прежней самоуверенности. В комнату она не вошла, а осталась стоять в темном коридоре, – Мариус видел ее через неплотно притворенную дверь.
– Отвечайте же! – воскликнул Мариус. – Что вам от меня нужно!
Она окинула его тусклым взглядом, в котором, казалось, засветился огонек, и сказала:
– Господин Мариус! У вас такой печальный вид! Что с вами?
– Со мной?
– Да, с вами.
– Ничего.
– Что-то все-таки есть!
– Нет.
– А я говорю – есть.
– Оставьте меня в покое.
Мариус снова толкнул дверь, но девушка продолжала придерживать ее.
– Слушайте, это вы зря, – сказала она. – Вы небогаты, а какой были добрый утром! Ну станьте опять таким! Вы мне дали на пропитанье. Скажите же: что с вами? Вы огорчены, это сразу видно. А мне не хочется, чтобы вы огорчались. Нельзя ли тут чем-нибудь помочь? Не могу ли я вам пригодиться? Положитесь на меня. Я не собираюсь выведывать ваши секреты, не прошу мне о них рассказывать, но все-таки я могу быть полезной. Я могу вам подсобить, ведь подсобляю же я отцу! Понадобится отнести письмо, обойти дома из двери в дверь, разыскать адрес, выследить кого-нибудь, – посылают меня. Так вот, можете спокойно мне все доверить, я передам кому надо. Иной раз поговоришь с кем надо, и все уладилось. Распоряжайтесь мной.
У Мариуса промелькнула мысль. За какую только веточку не цепляется человек, когда чувствует, что сейчас упадет!
Он приблизился к дочери Жондрета.
– Послушай… – сказал он.
Девушка прервала его, и глаза ее радостно сверкнули:
– Да, да, говорите мне «ты», мне так больше нравится.
– Хорошо, – продолжал он. – Ведь это ты привела сюда старика с дочкой…
– Да.
– Ты знаешь их адрес?
– Нет.
– Узнай мне его.
Угрюмый взгляд девушки, ставший радостным, теперь снова стал мрачным.
– Только это вам и надо? – спросила она.
– Да.
– Вы с ними знакомы?
– Нет.
– Иначе говоря, – живо перебила его девушка, – вы незнакомы с нею, но хотите познакомиться.
Это «с нею» вместо «с ними» было произнесено значительно и с горечью.
– Ну как? Сумеешь? – спросил Мариус.
– Я добуду вам адрес красивой барышни.
Тон, каким были произнесены слова: «красивой барышни», почему-то опять покоробил Мариуса. Он сказал:
– В конце концов не важно! Адрес отца и дочери. Ну, адрес обоих.
Она пристально посмотрела на него.
– Что вы мне за это дадите?
– Все, что пожелаешь.
– Все, что пожелаю?
– Да.
– Вы получите адрес.
Она опустила голову, затем порывистым движением захлопнула дверь.
Мариус остался один.
Он упал на стул, оперся локтями о кровать, обхватил руками голову и погрузился в водоворот все время ускользавших мыслей, испытывая состояние, близкое к обмороку. Все, что произошло с утра: появление небесного создания, его исчезновение, слова, только что услышанные им от несчастной девушки, луч надежды, блеснувший в минуту беспредельного отчаяния, – вот что проносилось в его мозгу.
Вдруг его задумчивость была грубо прервана.
Громкий и резкий голос Жондрета произнес крайне заинтересовавшие Мариуса загадочные слова:
– Говорят тебе, я уверен! Я его узнал.
О ком шла речь? Кого узнал Жондрет? Г-на Белого? Отца его «Урсулы»? Возможно ли! Разве Жондрет был с ним знаком? Неужели ему, Мариусу, неожиданно откроется то, без чего жизнь его была такой беспросветной? Неужели, наконец, он узнает, кого же он любит, узнает, кто эта девушка, кто ее отец? Неужели наступила минута, когда окутывающий этих людей густой туман рассеется, когда таинственный покров разорвется? О небо!
Он влез, вернее, вскочил на комод и занял место у потайного окошечка в переборке.
И снова увидел внутренность логова Жондрета.
Глава двенадцатая.
На что была истрачена пятифранковая монета г-на Белого
С виду в семействе Жондрета все было по-прежнему, если не считать того, что жена и дочки успели вытащить кое-что из свертка, принесенного г-ном Белым, и нарядились в шерстяные чулки и кофточки. Новые одеяла были наброшены на обе кровати.
Жондрет, по-видимому, только что пришел, так как не успел еще отдышаться. Дочки сидели на полу у камина, старшая перевязывала руку младшей. Жена, казалось, утонула в кровати, стоявшей рядом с камином; лицо ее выражало удивление. Жондрет мерил комнату большими шагами. В его взгляде было что-то необычное.
Наконец жена, видимо, потрясенная и робевшая перед мужем, осмелилась произнести:
– Неужели правда? Ты уверен?
– Конечно, уверен! Прошло восемь лет. И все-таки я его узнал. Еще бы не узнать! Сразу узнал! Неужто тебе ничего не бросилось в глаза?
– Нет.
– Но ведь я же тебе говорил: «Обрати внимание!» Тот же рост, то же лицо, почти не постарел, – некоторых даже и старость не берет, не знаю, как это они ухитряются, – ну и голос тот же. Только одет получше, вот и все! Ага, старый проклятый притворщик, попался? Теперь держись!
Он остановился, крикнул дочерям:
– Эй, вы, убирайтесь отсюда! – И, обращаясь к жене, добавил: – Чудно, что тебе не бросилось в глаза.
Дочери покорно встали.
– С больной рукой!.. – пробормотала мать.
– Воздух ей на пользу, – отрезал Жондрет. – Убирайтесь.
Очевидно, он был из породы людей, которым не возражают. Девушки вышли.
В ту минуту, когда они уже были в дверях, отец удержал старшую за руку и многозначительным тоном сказал:
– Будьте здесь ровно в пять. Вы обе мне понадобитесь.
Это заставило Мариуса удвоить внимание.
Оставшись наедине с женой, Жондрет опять стал ходить по комнате и два-три раза молча обошел ее. Затем несколько минут заправлял и засовывал за пояс штанов подол надетой на нем женской рубашки.
Вдруг он повернулся к жене, скрестил руки и воскликнул:
– Хочешь, я скажу тебе еще кое-что? Эта девица…
– Ну? Что такое? – подхватила жена. – Что девица?
У Мариуса не могло быть сомнений: конечно, разговор шел о «ней». Он слушал с мучительным волнением. Вся его жизнь сосредоточилась в слухе.
Но Жондрет наклонился к жене и о чем-то тихо заговорил. Потом выпрямился и громко закончил:
– Это она!
– Вот эта? – спросила жена.
– Вот эта! – подтвердил муж.
Трудно передать выражение, с каким жена Жондрета произнесла слова: «вот эта». Удивление, ярость, ненависть, злоба – все слилось и смешалось в зловещей интонации. Достаточно было нескольких фраз и, вероятно, имени, сказанного ей на ухо мужем, чтобы эта сонная толстуха оживилась и чтобы ее отталкивающее лицо стало страшным.
– Быть не может! – закричала она. – И подумать только, что мои дочки ходят разутые, что им одеться не во что! А тут! И атласная шубка, и бархатная шляпка, и полусапожки – словом, все! Больше чем на две сотни франков надето! Дама, да и только! Да нет же, ты ошибся. Во-первых, та была уродина, а эта недурна! Совсем недурна! Не может быть, это не она!