Роковое сходство, стр. 35
– Чего я не должен сметь?
– Вы же знаете.
– Что?
Анна не хотела об этом говорить; ей вдруг пришло в голову: а что, если она ошиблась? Что, если он сейчас рассмеется прямо ей в лицо? Такое предположение привело ее в бешенство.
– Я хочу вернуться в дом.
– Не сейчас. Сначала я должен кое-что сделать.
– Что?
Броуди усмехнулся:
– Вы же знаете.
Он взял оба ее запястья и сомкнул их у себя на шее. Это вышло легко и просто, словно он повязывал галстук. Анна оказалась прижатой к нему вплотную. Броуди крепко обнял ее, провел губами по ее волосам.
– Пустите меня, я этого не хочу.
Голос прозвучал глухо: ее лицо было тесно прижато к его плечу.
– А вы сделайте вид, что это Ник.
Анна в ярости оттолкнула его, но его рот неумолимо опустился, заставив ее губы раскрыться. Она сердито запротестовала сквозь зубы и изо всех сил дернула его за волосы, но он не сдвинулся ни на дюйм. «Может быть, причиняя ему боль, я добиваюсь обратного?» – подумала Анна и отпустила его.
Он издал глухой стон и ослабил свой грубый захват, его губы стали мягче, нежнее, она ощутила ласку его языка. Губы у нее задрожали, Броуди осторожно завладел ими. Та же знакомая слабость, которую она уже дважды ощущала в его объятиях прежде, охватила тело Анны, но только теперь все стало еще хуже, потому что она уже знала, каково это, и хотела узнать, что будет дальше. Что случится, если он продолжит, а она не окажет сопротивления?
– Прошу вас, не надо, – жалобно попросила Анна. Увы, слова невозможно было разобрать: ее губы крепко прижимались к его губам. И он тоже что-то говорил – повторял ее имя снова и снова. Это слово, повторяемое беспрестанно, как заклинание, сводило ее с ума, в нем слышались нетерпение и страсть, кружившие ей голову. Она позабыла, что он ей не муж, что он домогается ее только потому, что она была женой его брата, и, когда его ищущие руки нащупали ее грудь, не стала его останавливать.
Ей показалось, что он пробормотал «Господи боже, это же чудо!» – и она поняла, что он имеет в виду: впервые за всю свою сознательную жизнь она не надела корсет. Прикосновение его пальцев было осторожным, почти трепетным. Интересно, догадывается ли он, что до сих пор никто к ней так не притрагивался? Протяжный вздох вырвался из ее груди: это наслаждение оказалось невыносимо острым. С закрытыми глазами Анна покачнулась, положила стиснутые в кулаки руки на плечи Броуди и позволила целовать себя. Целовать без конца.
– Ты прелестна, Энни, – прошептал Броуди, не отрываясь от ее губ.
Он и сам не знал, как далеко его это заведет, не хотел даже задумываться. Погрузив одну руку в густой и плотный шелк ее волос, он ладонью другой погладил маленький тугой бутон соска, который нащупал сквозь платье. Ее пугливая покорность ударила ему в голову, едва не лишив остатков разума: никогда в жизни он ни одну женщину не желал так страстно, как эту.
Надо было ее отпустить, но он не мог… пока еще не мог… нет… не сейчас… это было не в его силах. Он прижал ее спиной к замшелому каменному столбу беседки. Ее глаза в лунном свете показались ему бездонными озерами. Анна застонала под его поцелуями, и этот беспомощный стон, ознаменовавший его полную победу, заставил Броуди позабыть о последних крупицах разума.
Только в эту минуту он наконец осознал, как глубоко она заблуждалась насчет его побуждений. Ник тут был совершенно ни при чем: Броуди думать не думал о соперничестве с мертвецом и не пытался восторжествовать над братом. Неловкими от нетерпения пальцами он начал расстегивать крохотные агатовые пуговички у нее на груди, пытаясь в то же время не прерывать поцелуя, и вдруг почувствовал соленую влагу у себя на губах, на лице, а потом и пальцах.
– Энни? – ошеломленно прошептал Броуди. – Почему ты плачешь? Что случилось?
Он сжал ее лицо ладонями, шепча слова утешения, целуя ее щеки и глаза.
От его нежности ей стало только хуже. Прерывисто дыша и поминутно всхлипывая, Анна отвернулась и высвободилась из его рук. Плач перешел в захлебывающиеся рыдания: она никак не могла остановиться. Какая-то тяжесть, комом застывшая в груди, таяла с каждым судорожным вздохом, но от этого ей не становилось легче. Броуди обнял ее сзади. Анна чувствовала, как он осторожно прижимает ее к своей груди, тихонько гладит, утешает.
– Не надо плакать, я этого не вынесу, – шептал он, жарко дыша прямо ей в волосы, стараясь смягчить пробегающие по ее телу судороги, принять ее боль на себя. – Если ты не прекратишь, я тоже заплачу. Учти, я не шучу. Я буду реветь белугой, и тебе станет стыдно.
Анна издала всхлипывающий смешок и снова заплакала. Броуди через плечо протянул ей свой платок, и она уткнулась в него носом.
– О господи, Энни, мне очень жаль. Прости меня за все. Похоже, что бы я ни делал, все причиняет тебе только боль.
По крайней мере он догадался, что означают ее слезы: она оплакивала Ника. Следуя его совету, она попыталась сделать вид, будто принимает одного брата за другого, и оказалось, что это невозможно. Теперь Броуди и сам не понимал, как мог – хотя бы на секунду! – ожидать чего-то иного. Все, что ему осталось, это крепко зажмурить глаза, прячась от собственной боли, и держать вздрагивающие от рыданий тоненькие плечики Анны. Надо проявить к ней участие, раз уж он больше ничего не может ей дать.
Но если Броуди считал, что о чем-то догадывается, то о самой Анне этого никак нельзя было сказать. Она понятия не имела, чем вызваны ее слезы. Знала только, что в душе у нее что-то умерло. Это было нечто необъяснимое – последняя преграда, до сих пор державшая ее на безопасном расстоянии от Броуди. И вот она рухнула. Анна была в смятении, ее охватило страшное чувство вины. Только одно она понимала совершенно отчетливо: ей следует скрывать эту неожиданную слабость, прятать ее глубоко-глубоко в самом дальнем, самом дальнем уголке своего сердца и молить Бога, чтобы Броуди о ней не проведал. Отныне только его неведение спасало ее от гибели.
Он убрал руки и отступил на шаг назад. Анне вдруг стало холодно, она обхватила себя руками. Голос Броуди прозвучал мрачно и торжественно.
– Я больше не стану этого делать, и вам не надо ни о чем беспокоиться. На этот раз я говорю правду. Клянусь, я больше вас пальцем не трону. Даже в шутку.
Подняв глаза к холодным, равнодушным звездам, она произнесла прерывающимся от недавнего плача шепотом:
– Спасибо…
– Я сейчас уйду в дом. Но если вы хотите уйти первой, я мог бы…
– Нет-нет, все в порядке, вы…
– Я мог бы подождать, пока вы…
– Нет, вы идите, а я постою еще минутку.
– Вы уверены?
– Да.
Последовало неловкое молчание.
– Ну хорошо. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Она услыхала, как он прошел мимо, и повернулась спиной: ей не хотелось провожать его взглядом. Звук его шагов долго не затихал в ночной тишине, а когда он наконец растаял, Анна почувствовала себя одинокой, как никогда в жизни, хотя с детства привыкла к одиночеству.
Глава 12
– Вам совершенно незачем спускаться, дорогая, мы можем попрощаться здесь.
– Нет, Эйдин, я хочу вас проводить. Позвольте мне только захватить шаль. Я… Прошу прощения.
Последние слова были адресованы Броуди, оказавшемуся между нею и стулом, на котором висела шаль. Анна обошла его стороной, бросив лишь мимолетный взгляд на неподвижное, настороженное лицо. Она подхватила со спинки стула свою кружевную мантилью и первая спустилась по лестнице в цокольный этаж виллы «Каза Роза», арендованной ими в Риме. Броуди, О’Данн и Флауэрс последовали за ней.
В дверях, выходящих на темный, мощенный булыжником двор, Анна остановилась. Нанятая специально для этого случая дорожная карета уже стояла у ворот, лошади нетерпеливо били копытами. Мужчины решили, что обойдутся без возницы и будут править сами по очереди. Было уже около полуночи. Им предстояло прибыть в Неаполь послезавтра. Если в пути не произойдет чего-нибудь непредвиденного.