Сердце Феникса, стр. 43

Кровь отлила от лица Януэля. Он пошатнулся и слабым голосом пробормотал:

– Н… наставник Фарель?

– Ты не знал? Да защитят нас Хранители! – добавила она, положив руки на колени фениксийца.

Януэль не хотел верить услышанному. Его учитель… Единственный человек, в котором он никогда не усомнился и за которого не колеблясь ни секунды отдал бы жизнь.

– Вы уверены? – спросил он, сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.

– Как я могу быть уверена? – возразила она, сжав его колени. – Грифийская Церковь утверждает, что он сделал попытку бежать, когда его везли в столицу, где должен был предстать перед первосвященниками. Он был убит во время побега. Но, – продолжала она, – возможно, это только слух, распущенный Церковью для того, чтобы вызвать гнев народа по отношению к фениксийцам.

Несмотря на высокий сан Матери-настоятельницы, эта пожилая женщина казалась такой понимающей, что Януэль разрыдался, уткнувшись лицом в ее плечо.

– Ты еще так юн, – сказала она, гладя его волосы.

От слез Януэлю становилось легче. Когда он подумал, что больше не увидит наставника Фареля, то ощутил, что умерла какая-то частица его самого, выпал огромный кусок его жизни.

– Плачь, мой мальчик, – прошептала русалка. – Горе должно оставить борозду в твоей душе. И в нее ты посеешь новые радости. Возрадуйся тому, что он погиб как герой. Другие сейчас умирают в черных изгибах Темных Троп.

Ее голос баюкал фениксийца и понемногу смягчал навалившуюся на него огромную тоску. Наконец он выпрямился и вытер рукавом слезы. Она улыбнулась и смахнула последнюю соленую струйку, бежавшую по его щеке.

– Теперь посмотрим, что можно сделать, – бодро сказала она.

Драконийка, как и Чан, стояла молча. Боль фениксийца слишком напоминала ее собственную, чтобы она могла найти подходящие в такой ситуации слова. После смерти Лэна ей пришлось видеть, как умирали многие ее спутники, они один за другим уходили из жизни. Такова судьба наемного воина. Слезы, которые она пролила на их могилах, ожесточили ее сердце. Как ни странно, увидев, как Януэль склонился на плечо Матери-настоятельницы, а не на ее собственное, она испытала одно-единственное чувство – укол ревности. Отогнав эту мысль, она положила руки на пояс, чтобы придать себе решительный вид.

Януэль спрятал горе в глубине сердца. Придет час, и он сможет излить свою боль. Его учитель – он был убежден в этом – хотел, чтобы его самопожертвование послужило ученику и лиге. Фениксиец поклялся отдать ему последнюю дань уважения и сделать так, чтобы его смерть не оказалась напрасной. Сжав губы, чтобы удержать рыдания, он поднялся:

– Если мы не можем связаться с мэтрами Огня, нужно встретиться с ними. Шенда права, солдаты империи, вероятно, блокировали подступы к Башне, надеясь, что я сам приду в ловушку, а им останется лишь ее захлопнуть. Вы сами сказали, Матушка, что у нас нет никаких шансов перехитрить тех, кто окружил Башню… Я заклинаю вас, помогите нам!

Старая русалка подняла руки ко лбу и закрыла глаза:

– Вот уже почти шестьдесят лет, как я управляю этим монастырем. Я никогда не совершала ошибок и всегда почитала древнюю заповедь альмандинского ордена, который требует от настоятельниц, чтобы они до последнего вздоха защищали камни Хранителей, альмандины… Я пошла на огромные жертвы, чтобы защитить монастырь от нападений Харонии, я прямо здесь вела переговоры с королями и императорами, и сегодня я не собираюсь вновь ставить под угрозу все достигнутое за годы упорного труда, чтобы тебя спасти.

Януэль был смертельно расстроен.

Мать-настоятельница потерла виски и снова открыла глаза:

– И все-таки я считаю своим долгом как можно быстрее доставить того, кто умеет управлять Желчью, в укрытие, где он был бы в безопасности от всех тех, кто хотел бы использовать его в своих интересах. В особенности следует оградить его от грифийской Церкви. Честно говоря, весь наш орден был потрясен, узнав о том, что случилось в имперской крепости. Мы надеемся, что в конце концов кто-нибудь найдет способ уничтожить Желчь. Благодаря фениксийцам это может воплотиться в реальность. Говорят, что у тебя в сердце живет Феникс.

Как будто услышав эти слова, Феникс шевельнулся внутри Януэля, и по его телу разлилось горячее тепло.

– Это значит, что тебе удалось справиться с Желчью, – продолжала русалка. – В недобрых руках альмандины, которые мы здесь храним, могут превратиться в смертоносное оружие. Ордену никогда не удавалось разгадать, как их можно разрушить. Это не получилось даже у первородных Фениксов. Если тебе, Януэль, это удастся, тогда Миропоток получит решающий козырь в борьбе с Харонией. – Она помолчала, чтобы посетители подумали над тем, что она сказала, и продолжила: – Поэтому я решила вручить каждому из вас медузницу и драконийские доспехи. Благодаря им вы сможете перемещаться по столице, не боясь быть арестованными. Только я не уверена, что вам под силу это испытание.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Шенда.

– Сестрам-альмандинкам часто требуется много времени, чтобы привыкнуть к животному. Их тело должно достигнуть гармонии с медузницей. Разумеется, мы не будем совершать полного слияния, чтобы вы могли снять шлем, как только окажетесь в безопасности. Однако носить медузницу даже такое короткое время может быть опасно для жизни, имейте это в виду.

– Да поможет мне Феникс! – сказал Януэль.

– Да, – согласилась настоятельница. – А у тебя, – добавила она, посмотрев на Шенду, – есть сила Дракона. Она тебе пригодится…

– А у меня ничего нет, – признался Чан. – Я не уверен, что хочу идти на такой риск.

– Ты и не должен, – сказал, подойдя к нему, фениксиец. – Ты и так уже многое для нас сделал.

– Но я зашел слишком далеко, – улыбнулся Чан. – Теперь уже слишком поздно вешать на стену лук, становиться за стойку трактира и мечтать о прошлом.

Он отказался оставить тех, ради кого пожертвовал всем. В том притоне в Альгедиане он попытался стереть свои воспоминания, забыть о Черных Лучниках, среди которых он будто заново родился. Теперь, находясь рядом с фениксийцем и особенно с Шендой, он вновь почувствовал этот ни с чем не сравнимый ветер приключений и обрел надежду красиво завершить свой жизненный путь.

– Я не надену шлем-медузницу, но я попробую увлечь за собой преследователей. Если я отправлюсь на юг, то, может быть, отвлеку их внимание и тем самым помогу вам.

– Это твое решение? – спросил Януэль.

– Да.

– Я от всей души благодарю тебя. Не знаю, что сказать…

Чан понимающе ему улыбнулся и приблизился к Шенде, которая, думая о своем, покусывала нижнюю губу. Теперь она оказалась перед выбором. Чтобы последовать за фениксийцем, она должна снова использовать свою магическую силу и нарушить обещание, которое дала Лэну. В глубине души она уже знала, что пойдет за фениксийцем до конца. За время, проведенное в отрогах Гордока, она узнала юношу, который незаметно для нее самой занял место в ее сердце. И она не задавала себе вопросов о природе чувства, которое их связывало, и не думала, что любит его; просто ей смертельно не хотелось покидать его. По крайней мере теперь. Почему она подвергала себя такой опасности, ни в грош не ставя собственную жизнь? Ради вознаграждения, обещанного фениксийцами? Ответа у нее не было.

Голос Януэля раздался как призыв:

– Шенда, твое решение?

Она запустила пальцы в темные волосы юноши и бросила:

– А ты как думаешь?

ГЛАВА 23

Януэль и Шенда сидели на краю бассейна, а две сестры-альмандинки намазывали им лица маслом, привезенным из Каладрии. Подготовка нужна была, чтобы они смогли вынести соприкосновение с медузницей. Все делалось очень тщательно. Чан покинул их несколькими мгновениями раньше. Прощание было таким же, как он сам: сдержанным и холодным. Однако он обнял фениксийца, поцеловал в обе щеки Шенду и исчез, не сказав ни слова. Никто не осмелился выразить надежду на будущую встречу.

Януэль примирился со своим Фениксом. Хранитель прервал молчание и согласился, чтобы сердце юноши было приоткрыто, и таким образом им удалось установить контакт, продлеваемый мыслью. Феникс осторожно исследовал очертания его разума. Он действовал на ощупь и всегда был бережен, приближаясь к тайнам, скрытым в памяти хозяина. Все это совершалось в молчании и так осторожно, что Януэль чувствовал только легкую головную боль.