Народные русские сказки, стр. 165

Жил старик со старухою; сбили они на реке заезочек [437] и заложили по мордочке. Пошли домой; на дороге увидала старуха клад и давай всем рассказывать. Что с ней делать? Вздумал старик пошутить над старухою, пошел в поле, поймал зайца и отправился на реку морды смотреть; вынул одну – а в ней щука попалась. Он щуку-то взял, заместо ее посадил в морду зайца, а рыбу в поле понес и положил в горох. Воротился домой и зовет старуху горох крючить. [438] Вот собрались и поехали. Дорогою старик начал сказывать: «Люди говорят, что ныне рыба в полях живет, а в водах зверь поселился». – «Что ты, старик!» Приехали в поле. «Вот правда и есть! – закричал старик. – Погляди, старуха, щука-то в горох заползла!» – «Лови ее!» Старик взял щуку, положил в пестерёк: [439] «Пойдем-ка теперь на реку, не попалось ли чего в морды?» Достал морду: «Ах, старуха, ведь люди-то правду сказывают! Погляди, заяц попал!» – «Держи его крепче, а то, пожалуй, опять в воду нырнет!» Взял старик зайца: «Ну, говорит, поедем клад добывать».

Забрали все деньги и поехали домой. Дорогою усмотрела старуха, что в стороне медведь корову рвет, и говорит: «Эй, старик, погляди-ка, медведь корову рвет». – «Молчи, жена! Это черт с нашего барина шкуру дерет». Приехали ко двору; старик пошел деньги прятать, а старуха побежала рассказать соседке; соседка рассказала дворецкому, а дворецкий барину. Барин призвал старика: «Ты клад нашел?» – «Никак нет». – «Твоя старуха сказала». – «Да, пожалуй, ей врать не впервой!» Послал барин за старухою: «Что, старуха, нашли вы клад?» – «Нашли, батюшка!» – «Как же ты, старик, говоришь, что нет?» – «Что ты врешь, глупая баба! Ну, где мы клад нашли?» – «Как где? В поле; еще в то время щука в горохе плавала, а заяц в морду попал». – «Врешь ты, старая кочерга! Где это видано, чтобы рыба в поле жила, а заяц в воде плавал?» – «Ну вот, позабыл! Еще в то самое время черт с нашего барина шкуру драл…» Барин хлоп ее по уху: «Что ты бредишь, подлая! Когда черт с меня шкуру драл?» – «Да, таки драл, ей-богу, драл!» Барин рассердился, велел принесть розог и заставил при себе ее наказывать. Растянули ее, сердечную, и начали потчевать; а она знай себе – и под розгами то же сказывает. Барин плюнул и прогнал старика со старухою.

Жил мужик на чужой стороне, не заработал ни копейки и пошел домой. Стал подходить к своей деревне и думает: как без денег домой показаться? Попадает ему богатый жид навстречу; мужик хватил его топором, ушиб до смерти, деньги к себе прибрал, а мертвое тело под куст стащил. Приходит домой, увидала жена деньги и ну приставать: «Где добыл такую великую казну?» Мужик и проговорись: «Встречного убил, под куст положил; смотри, жена, никому не сказывай!» Проговорился, да и сам не рад: «Ну как разболтает баба? Ведь у них волос длинен, да ум короток! Беда моя будет!»

Побежал поскорей в поле, ухватил-поволок жида в иное место и зарыл где-то в лесной трущобе, а заместо его под кустом бросил зарезанного козла; потом закупил целый четверик груш и нацеплял их на вербу; а стояла та верба как раз на дороге к барской усадьбе. День прошел – баба молчит, и другой прошел – все молчит; а на третий черт и попутал. Вишь, муж вчастую дома не живал, так баба с добрым молодцем знакомство свела; доведался мужик, что баба-то гуляет, и давай ее бить-колотить – что только силы было! «Ах ты, разбойник, – закричала она, – одного ты убил и денежки обобрал, а теперь и меня хочешь забить до смерти! Пойдем, душегуб, к барину; я на тебя все докажу…»

Пошли судиться к барину. «Стой, жена, – говорит мужик дорогою, – погляди-ка, на вербе груши выросли, давай трусить». – «Давай!» Натрусили полон мешок, снесли домой и опять собрались к барину. Вот и усадьба барская. Стала жена на мужа доказывать: «Батюшка барин! Заступись, оборони от злодея: мой муж человека сгубил, деньги обобрал, мертвое тело под куст положил». – «Что ты врешь, полоумная? Не верьте ей, добрый барин: она у меня издавна завирается. Я козла зарезал, а ей человек почудился». Барин поехал сам осматривать; глянул под куст – зарезанный козел лежит, «Что ж ты клепишь, глупая баба?» – «Нет, барин, – отвечает баба, – я не клеплю, а говорю сущую правду; должно быть он, мошенник, мертвое тело запрятал куда подальше, а заместо его козла подкинул». – «Ну, мужик, признавайся!» – говорит барин. «Да в чем признаваться-то, коли ни душой, ни телом не виноват? Известное дело – баба: волос долог, ум короток; сдуру врет! Она, пожалуй, скажет, что груши на вербе растут, – так ей и верить?» – «Да, таки растут! Сегодня полон мешок с вербы натрусили…» – «Пошла вон, дура, – закричал барин, – ты совсем с ума спятила». Пошла баба, несолоно хлебавши; а дома мужик опять за плетку и порядком поучил ее: с неделю спина и бока болели!

ГОЛОВИХА

Одна баба бойка была; пришел муж с совету, она и спрашивает его: «Чего вы там судили?» – «Чего судили-то! Голову выбирали». – «А кого выбрали?» – «Никого еще». – «Выберите меня», – бает [440] баба. Дак что [441] муж пошел на совет (она зла была, ему хотелось ее проучить), сказал это старикам; те тотчас бабу выбрали в головы. Живет баба, судит и рядит, и вино с мужиков пьет, и взятки берет.

Пришло время подушно сбирать. Голова не успел, не мог собрать вовремя; приехал казак, стал спрашивать голову, а баба прятаться: узнала, что приехал казак, бежит скорей домой. «Да куда же я, да куда же я спрятаюсь? – говорит мужу. – Завяжи-ка меня, батюшка-муженек, в мешок да поставь вон к мешкам с хлебом-то». Тут стояло с ярицей [442] мешков пять. Муж завязал голову, поставил в середку мешков. Казак пришел да говорит: «Э, голова-то спрятался!» Давай-ка по мешку-то плетью хлестать. Баба во все горло заревела: «Ой, батюшка, не пойду в головы, не пойду в головы!» Казак отхлестал, ушел, баба полно головить [443] и стала после того мужа слушать.

МУЖ ДА ЖЕНА

Жили муж с женой, по виду будто хорошо, да как-то жена была мудрена: уйдет муж – она весела, придет – захворает; так и старается ему дело найти, куда-нибудь с рук сбыть; нынче пошлет его туда, завтра в другое место, а без него у нее гулюшки, пирушки! Придет муж – и чисто и прибрано; сама охает, больна, на лавочке лежит. Муж верит, чуть сам не плачет. Вот раз придумала жена послать его за лекарством в Крым-град. Муж пошел. На дороге ему встрелся солдат: «Куда ты, мужик?» – «В Крым-град за лечбой!» – «Кто болен?» – «Жена!» – «Воротись, воротись безотменно; я сам дока, я пойду с тобою!» Поворотил его налево кругом, и очутился мужик опять у своего гумна. «Сядь же ты здесь, – говорит дока, – я спроведаю, какова хворая?»

Вошел на двор, приложил ухо к избе – там игры, там скоки, гульба! Забилась солдатская грудь, ударил в дверь, растворилась изба – хозяйка по ней лебедем носится, перед ней молодой парень вприсядку рассыпается, зелено винцо по столу разливается. Пришел солдат вовремя, выпил чарку и пошел вприсядку; полюбился хозяйке: что за солдат, что за детина! Угодлив, догадлив, словно век тут жил! Поутру надо пирожки печь. «Солдат, сходи на гумно, принеси соломки вязаночку».

Солдат пошел; набрал соломы, завернул туда мужа, скрячил [444] веревкой, вскинул за плечи и принес к хозяйке. Хозяйка рада, затянула песенку: «Пошел муж во Крым-град зелья купить, жене зельем живот лечить! Туда ему не доехать и оттуда не приехать!.. Солдат, подтягивай мне!» Солдат начал свою песню: «Чуешь ли, солома, что деется дома?» – «О, твоя нехороша, моя лучше; давай вместе: пошел муж во Крым-град зелья купить, жене зельем живот лечить». Она поет громко, а солдат еще громче: «Чуешь ли, солома, что деется дома? Плеть висит на стене, а быть ей на спине!» Солома почуяла, затряслась, веревка лопнула, вязанка распалась – и выскочил муж, схватил плетку и давай стегать хозяйку. Как рукой сняло – вылечил жену.