Графиня де Монсоро, стр. 90
– Ты думаешь? – сказал принц с недоброй улыбкой.
– Проклятие! – ответил Бюсси. – По этому поводу у меня нет своего мнения. Я думаю так, если вы так думаете.
– Что бы ты сделал на моем месте? Нет, погоди, сначала расскажи, как действовал он.
– Он уверил отца молодой девушки в том, что вы были ее похитителем. Он предложил ему свои услуги и явился в замок Боже с письмом от барона де Меридор. Он подъехал в лодке под окна замка и увез с собой пленницу. А потом запер ее в том доме, который вы знаете, и запугиваниями вынудил сочетаться с ним браком.
– Разве это не подлое вероломство? – вскричал герцог.
– Да, но прикрытое вашим собственным вероломством, – ответил Бюсси со своей обычной смелостью.
– Ах, Бюсси… Ты увидишь, сумею ли я отомстить.
– Вам, мстить? Полноте, монсеньор, вы не унизитесь до мести.
– Почему?
– Принцы не мстят, монсеньор, они карают. Вы обличите этого Монсоро в подлости, и вы его покараете.
– Каким образом?
– Сделав счастливой Диану де Меридор.
– Разве это в моих силах?
– Конечно.
– Ну а что можно сделать?
– Вернуть ей свободу.
– Ну-ка, объяснись.
– Нет ничего проще. Бракосочетание было насильственным – следовательно, оно недействительно.
– Ты прав.
– Прикажите расторгнуть брак, и вы поступите, монсеньор, как настоящий дворянин и как благородный принц.
– Вот оно что! – сказал подозрительный принц. – Смотрите, какой пыл! Так ты и сам заинтересован в этом деле, Бюсси?
– Я-то? Да меньше всего на свете. Я заинтересован только в одном, монсеньор, чтобы про меня не могли сказать: вот Луи де Клермон, граф де Бюсси, который служит вероломному принцу и бесчестному человеку.
– Ну хорошо, ты увидишь. Но как расторгнуть этот брак?
– Очень легко. Стоит только обратиться к отцу.
– Барону де Меридор?
– Да.
– Но ведь он в глубине Анжу.
– Он здесь, монсеньор, то есть в Париже.
– У тебя?
– Нет, возле своей дочери. Поговорите с ним, монсеньор, пусть он поймет, что может рассчитывать на вас; пусть он увидит в вашем высочестве не того, кого он видел до сих пор, – не врага, а покровителя, и тогда он, ныне проклинающий ваше имя, будет вас обожать как своего доброго гения.
– Это могущественный сеньор в своей округе, – сказал герцог, – и уверяют, что он пользуется большим влиянием во всей провинции.
– Все так, монсеньор, но не об этом вам следует думать прежде всего; прежде всего он – отец, чья дочь попала в беду, и он несчастен несчастьями своей дочери.
– И когда я смогу его увидеть?
– Как только вернетесь в Париж.
– Хорошо.
– Значит, мы об всем договорились, монсеньор?
– Да.
– Слово дворянина?
– Слово принца.
– А когда вы отправляетесь?
– Нынче вечером. Ты меня подождешь?
– Нет, я поеду вперед.
– Поезжай и будь готов.
– К вашим услугам, монсеньор. Где я найду ваше высочество?
– На утреннем туалете короля, завтра около полудня.
– Я там буду, монсеньор. Прощайте.
Бюсси не потерял ни секунды, и дорогу, которую герцог проделает, дремля в карете, за пятнадцать часов, он одолел за пять. С сердцем, переполненным любовью и счастьем, он мчался, чтобы как можно раньше успокоить барона, которому обещал помощь, и Диану, которой возвращал половину жизни.
Глава XXXIV
О том, как Шико вернулся в Лувр и как его принял король Генрих III
Пробило еще только одиннадцать часов утра, и весь Лувр был погружен в сон. Часовые во дворе старались шагать бесшумно, всадники, сменявшие посты, ехали шагом. Король, утомленный вчерашним паломничеством, спал, и никто не осмеливался нарушать его сон.
Два человека одновременно подъехали к главным воротам Лувра. Один восседал на свежайшем берберском жеребце, другой – на взмыленном андалузском коне. Они остановились перед воротами и невольно взглянули друг на друга, так как, прибыв с двух прямо противоположных направлений, они столкнулись лицом к лицу.
– Господин де Шико! – воскликнул тот из приезжих, кто был помоложе, склоняясь в учтивом поклоне. – Как поживаете?
– А, сеньор де Бюсси! Как нельзя лучше, сударь, – ответил Шико с непринужденностью и вежливостью настоящего дворянина, тогда как приветствие Бюсси обличало в нем большого и хорошо воспитанного вельможу.
– Вы приехали поприсутствовать на утреннем туалете короля, сударь? – осведомился Бюсси.
– И вы тоже, как я предполагаю?
– Нет, я хочу засвидетельствовать почтение монсеньору герцогу Анжуйскому. Вы же знаете, господин де Шико, – улыбаясь, добавил Бюсси, – я не имею счастья принадлежать к любимцам его величества.
– В этом следовало бы упрекнуть короля, а не вас, сударь.
Бюсси поклонился.
– Вы вернулись издалека? – спросил он. – Я слышал, что вы путешествуете.
– Да, сударь, я охотился, – ответил Шико. – Ну а вы, вы тоже путешествовали?
– Да, я побывал в провинции. Ну а теперь, сударь, – продолжал Бюсси, – не соблаговолите ли вы оказать мне одну услугу?
– Даже не спрашивайте. Всякий раз, когда господин де Бюсси обращается ко мне с просьбой, какова бы она ни была, – сказал Шико, – он оказывает мне высочайшую честь.
– Отлично. Вас пропустят в луврские палаты – вы человек привилегированный, ну а я останусь в приемной, будьте так любезны, предупредите герцога Анжуйского, что я его ожидаю.
– Если монсеньор герцог Анжуйский в Лувре, – сказал Шико, – он непременно будет присутствовать на утреннем туалете его величества. Почему бы вам, сударь, не пройти туда вместе со мной?
– Я боюсь увидеть недовольное лицо короля.
– Вот как!
– Проклятие, он до сего дня не балует меня своими милыми улыбками.
– Будьте спокойны, скоро все это переменится.
– Ах, так вы предсказываете будущее, господин де Шико?
– Иногда занимаюсь. Не унывайте, господин де Бюсси. Пойдемте.
Они вошли в Лувр и там расстались: один направился в покои короля, другой – в апартаменты, занимаемые монсеньором герцогом Анжуйским, в которых раньше, как мы, кажется, уже говорили, обитала королева Маргарита.
Генрих III только что проснулся; он позвонил в большой колокольчик, и слуги и друзья толпой устремились в королевскую опочивальню. Королю уже поднесли куриный бульон, вино с пряностями и мясной паштет, когда к своему августейшему повелителю вошел оживленный Шико и, даже не поздоровавшись, начал с того, что ухватил кусок паштета с серебряного блюда и отхлебнул бульона из золотой миски.
– Клянусь смертью Христовой! – воскликнул король, напустив на себя гневный вид, хотя на самом деле был донельзя обрадован. – Да это наш плут Шико! Беглец, бродяга, висельник Шико!
– Ну, ну, что ты говоришь, сын мой! – сказал Шико, бесцеремонно усаживаясь с ногами в покрытых пылью сапогах в огромное, вышитое золотыми геральдическими лилиями кресло, где уже сидел Генрих III. – Значит, мы забыли наше возвращеньице из Польши, когда мы играли роль оленя, а магнаты исполняли партии гончих. Ату, ату его!
– Ну вот, вернулось мое горе, – сказал Генрих, – отныне придется выслушивать только одни колкости. А мне так спокойно жилось эти три недели.
– Ба! – воскликнул Шико. – Вечно ты жалуешься. Ты похож на своих подданных, черт меня побери! Посмотрим, чем ты занимался в мое отсутствие, мой милый Генрих! И каких новых глупостей наделал, управляя нашим прекрасным Французским королевством!
– Господин Шико!
– Гм! А наши народы все еще показывают тебе язык?
– Бездельник!
– Не повесили ли кого-нибудь из этих маленьких завитых господинчиков? Ах, извините, господин де Келюс, я вас не заметил.
– Шико, мы поссоримся.
– И наконец, остались ли какие-нибудь деньги в наших сундуках или в сундуках у евреев? Деньги были бы весьма кстати, нам обязательно нужно поразвлечься, клянусь святым чревом! Жизнь невыносимо скучна.
И Шико жадно набросился на подрумяненные ломтики мясного паштета, лежавшие на блюде.