У Пяти ручьев, стр. 35
Воображение невольно разыгрывалось. Казалось, это вход в какое-то древнее таинственное святилище, куда запрещен доступ человеку.
Что было там – неизвестно. Но вход сюда, правда, был запрещен.
Раздался отчаянный крик Федьки. Несчастный напоролся на тайный самострел. Он с маху, как полз, глубоко наколол плечо на стрелу. К счастью, древний самострел полусгнил и не действовал. Федька, собственно, сам ранил себя и больше вскрикнул от испуга, чем от боли.
Ребята перевязали его и осмотрели когда-то страшное орудие.
Это был старый лук с полусгнившей тетивой и с такими же стрелами. Когда-то эта спрятавшаяся смерть стояла на дорожке и грозила поразить всякого, кто шел здесь. Но теперь самая дорожка давно заросла, лук пришел в негодность. С возросшим интересом и удвоенной осторожностью, предварительно обшаривая каждую ветку и пядь земли, стали ребята подвигаться дальше.
Находка этого страшного сторожа, истлевшего на своем посту, как-то странно оживила деда, и он не отставал теперь от ребят.
Кругом в девственной чаще царила гробовая таинственная тишина. Изредка только раздавался легкий треск. Вероятно, трещало сухое дерево, перестоявшее на корню. Иногда долетал какой-то тихий шум. Это шатались вершины елей, пихт и кедров от набегавшего с реки ветра.
Наконец, крики Крака послышались где-то совсем близко. Разгадка приближалась.
Еще несколько сажен...
Ребята так и замерли от неожиданности...
К тыльной части Кликун-Камня примыкала скрытая со стороны реки небольшая гора с древней лиственницей и кедрами. Проход на нее вдруг сразу стал свободным до самой макушки, где виднелись какие-то странные предметы, точно из земли росли оленьи рога, и слышались крики Крака.
Крепко сжав ружья, ребята стали подниматься.
На горе перед лиственницей были разостланы, точно для сушки, ряды полуистлевших оленьих шкур, снятых с головами и ногами. Крак теребил их, садился на отростки рогов и кричал. Они были положены сюда давным-давно, многие совсем уже истлели и поросли травой.
Головы оленей были обращены на север. Кругом валялись еще груды костей оленьих, лошадиных и еще чьих-то, более мелких. Черепа были развешаны кругом на деревьях.
– Что за оленье побоище? – спросил Андрей, недоумевая.
Кругом по ветвям еще сохранились осевшие хлопья гнилой белой шерсти.
– Олени все белые! – воскликнул удивленно Тошка, глядя на деда.
– Да, – сказал дед. – А белых оленей теперь на Урале уж не водится.
Он посмотрел внимательно кругом. Потом, вместо ответа, молча показал пальцем на стоявшую в десяти шагах перед ними старую лиственницу.
Ребята взглянули. Из сумрака ветвей древней лиственницы на них с двухсаженной высоты глядела страшная рожа огромного идола, вделанного в ствол.
Крак вздыбил на идола перья, зашипел и перелетел на соседний кедр.
Дед плевался и не хотел глядеть на вогульского шайтана. Он стал к нему спиной, казалось, даже его боялся.
– Ребята, идола надо в музей, – предложил Тошка.
– Выковыряем его, – согласился Федька.
Дед рассвирепел и умолял не трогать шайтана и не подходить к нему. Но ребята не обратили на него внимания. Они окружили идола и начали рассматривать.
Грубо вырубленное лицо напоминало бабу, какую лепят мальчишки из снега. Это был старик с длинной бородой. На голове его еще уцелели остатки истлевшей шкурки драгоценной черно-бурой лисицы. Седалище идола было завернуто в потемневшие от времени лохмотья, нечто вроде красного сукна.
– Знаете, это, кажется, шайтан, покровитель охоты! – воскликнул Гришук. – Посмотрите-ка! Вокруг-то! Целый музей!
Действительно, большого шайтана окружало бесчисленное количество маленьких шайтанчиков, прикрепленных к ветвям дерева. Тут были и маленькие деревянные болванчики, закутанные в истлевшие тряпки, вроде детских кукол. И медные изображения лебедей, похожих на те, что привозил шаман. Некоторые истуканчики были отлиты из меди, олова. И один, очень маленький шайтанчик, был, по-видимому, золотой, настолько он был тяжел и блестел. Тряпье на них все поистлело и сваливалось при первом прикосновении. К тому же их потрепал уже Крак, побросавший много идольчиков на землю.
– Надо еще поискать, – сказал Федька.
Стали копать под священной лиственницей. В этом принял участие и дед. Они нашли там зарытыми жертвенные орудия: древнее копье, которым закалывали жертвенных животных, лук, стрелы и топор, кроме того, целую груду медных колец, серебряных и медных монет, очень старинных, еще екатеринбургских времен.
– Ну, музей наш сразу на ноги встанет, – довольно улыбался Гришук.
Пока ребята копали под лиственницей, рядом на священном кедре работал Крак. Он трудился, как хороший сыщик, и открыл целые вороха пожертвованных шайтану шкурок. Тут были и соболя и черно-бурые лисицы, но все это поистлело и никуда не годилось. На кедре висело также несколько чучел гагар, гусей, филинов, внизу лежали кучи костей жертвенных животных, трубки и еще множество подобных предметов.
Музей экспедиции порядочно обогатился в тот день. Но никаких следов Яна и Пимки в этом единственно уцелевшем от пожара месте не оказалось.
X. У Пяти ручьев
Тошка видел, что дед что-то задумчив.
– Ты что? Говори!
Науськанные Тошкой ребята прицепились к нему.
– Говори! Ничего, дед, говори!
– Мы Пять-то ручьев, сынки, не там искали.
– Ну!
– Кликун-Камень настоящий здесь, и они, стало быть, здеся.
Ребята сделали вид, что сомневаются. Кликунов-Камней на этой реке, может, десяток, и все они походят друг на друга. Добро бы еще в лесу дедовы затески сохранились, но пожар уничтожил все.
Выслушав все эти возражения, дед со всем согласился, но не сдался.
– Трефилий-то нам тогда и говорил: вы, де, не все видели, тут, де, такая мерзопакость есть. И плевался. Знамо дело, это он про шайтанову кумирню за Кликун-Камнем. Верно, и он натакался.
Ребята переглянулись, Стар, стар дед, а голова работает. Это предположение было вполне вероятно.
– А далеко твой лог от Крикун-Камня?
– Версты две, либо как, не боле.
– Да ведь ты опять... Опять тебе поблазнит.
– Глаза завяжи, дойду! – петушился дед. – Ах, угодники. Такое место, да что я в самом деле кто вам сдался?
Ребята решили уважить старика, пожертвовать одним днем.
Когда они переправились на противоположный берег, лес там еще дымился.
По обуглившейся земле местами горячо было ступать, кое-где внутри еще горело. Почернелые стволы, догорая, валялись на земле, завалив дорогу, иные стояли и дымились.
– Зато гнуса нет, – шутил дед.
Возбужденный, он начал ковылять так, что ребята едва поспевали.
– Тут сгоришь с тобой, черт! – ругался Андрей, вдыхая едкий дым. – И главное, зря.
Шли долго. Самое место у Пяти ручьев, так долго не находившееся, им казалось теперь чуть ли не плодом дедовой фантазии. Потеря Яна и Пимки таким камнем легла на сердце, что все прежние ожидания и интерес к таинственному месту казались навсегда похороненными. И если шли теперь, то только для того, чтобы потешить старика.
Вдруг совершенно неожиданно дед остановился и воскликнул диким голосом:
– Вот она, горка-то!
Ребята оторопели. Не веря своим глазам, глядели они на лежавшую перед ними небольшую обгоревшую горку и открывавшийся дальше лог. Исчезнувшие, казалось, их ожидания вдруг все проснулись. Так оно есть! На самом деле!..
– Ручьи! – вскричал Федька. – Сам вижу... Один! Другой!
– Вот третий!
– А там еще, – сказал дед. – И еще один.
– Пять!
Они стояли молча в каком-то оцепенении. Это было странное состояние. Точно они видели сон, зная, что не спят... Потом молча подошли ближе.
Старик остановился на взгорье, с которого бежало к югу пять ручьев, и смотрел кругом расширенными глазами.
– Вот оно, место-то!
Но на Андрея напал бес сомнения.
– А может, таких пригорков с пятью ручьями, как и Кликун-Камней, здесь не один?