Приключения машины, стр. 1

Георгий Иосифович Гуревич

Приключения машины

ТРЕБОВАЛОСЬ найти его во что бы то ни стало. Где он прячется, не представлял никто, и не было уверенности, что мы ищем там, где нужно. Правда, мы знали его приметы, знали, в каком окружении его можно встретить, находили следы этого окружения. В довершение трудностей, местность эта была для меня недоступна. Я не мог отправиться туда лично, посмотреть следы своими глазами, вынужден был, сидя по ту сторону грани за письменным столом, обдумывать донесения, сопоставлять, сравнивать, взвешивать факты, чтобы в результате сказать: "Здесь вы его найдете".

Может быть вы ожидаете рассказ о выслеживании преступника, что-либо вроде приключений Шерлока Холмса. Но почему, собственно? Разве только уголовников приходится разыскивать, разве только агенты умеют, сопоставляя факты, находить нить? Лично я занимался этим всю жизнь. Я мог бы привести много примеров. Да вот хотя бы недавно на Курильских островах…

1.

НА Курильские острова я попал впервые. До той поры я видел их только на карте. На карте они похожи на провисшую цепь, запирающую выход из Охотского моря. И в голове у меня невольно сложился образ: каменная гряда, нечто вроде разрушенного волнолома, мокрые черные скалы, фонтаны соленых брызг и неумолчный крик чаек.

Но Итуруп приятно разочаровал меня. Я увидел зеленые горы с мягкими очертаниями, ярко-синие заливы, перешейки под ватным одеялом тумана. Лихой шофер мчал нас по мокрому пляжу, и волны подкатывали под колеса, словно хотели нас слизнуть Рядом были белые скалы из пемзы, заросли бамбука, похожего на гигантские колосья, где человек подобен полевой мыши, запутавшейся в стеблях. Затем мы перевалили через хребет с охотской стороны на тихоокеанскую и нырнули в море тумана цвета чая с молоком. Шофер отчаянно сигналил, но тормозить не хотел ни за что. Из-под колес в бездонную мглу летели мелкие камешки. Навстречу из мути выплывали толстые столбики, обозначавшие опасный поворот, бульдожьи морды грузовиков, прохожие, прижавшиеся к откосу, рыхлые осыпи, корявые изуродованные ветром деревца. Затем послышался глухой все усиливающийся гул, запахло сыростью, солью, гниющими водорослями и из тумана начали выкатываться могучие валы, шелково-серые у основания и с мыльной пеной на гребнях. Они выплывали из мглы безмолвно, медленно склоняли головы и вдруг с яростным грохотом обрушивались на берег. На секунду все исчезало в пене, но исчерпав свою силу, вал откатывался, соленые струйки, ворочая гальку, убегали во мглу, откуда уже выплывала следующая громада.

Машина запрыгала по камням. Дорога здесь была вымощена вулканическими бомбами, круглыми, величиной в человеческую голову. Мотор застучал, задрожали борта, зубы у меня начали выбивать дробь, как будто от озноба. Но тут поездка кончилась. Мы остановились у низкого деревянного дома, над дверью которого виднелась надпись: Научно-испытательная станция океанографического института.

– Ходоров в мастерской, – сказали мне. – Пройдите через полигон.

Я пересек голую каменистую площадку, скользкую от соленых брызг. На другом конце ее была мастерская – дощатый сарай, в воротах которого толпились люди возле машины, похожей на остов ремонтирующегося трактора. Я спросил начальника экспедиции. Мне показали спину в выгоревшем голубом комбинезоне…

Я представился: Сошин Юрий Сергеевич. Прислан к вам консультантом по геологии.

С первого взгляда Ходоров не внушил мне особого доверия.

Ему было лет 28, для начальника экспедиции маловато. Он был худ, очень высок и походил на непомерно вытянувшегося подростка. Глаза у него были светлые, близорукие, черты лица крупные, крупный нос, толстые добрые губы. Я лично полагаю, что губы у начальника должны быть тонкие. Ходоров был похож не на взрослого инженера, а на многообещающего юношу-студента из тех, что забирают все премии на математических конкурсах, смущают лекторов глубокомысленными вопросами и со второго курса пишут научные работы. Поддавшись просьбам восхищенных профессоров, я раза три брал таких в экспедицию и с ужасом убеждался, что ученые труды они знают наизусть, в уме перемножают трехзначные числа, но колоть дрова не умеют, не отличают дуб от осины, не научились грести, плавать, заворачивать портянки, пришивать пуговицы. А лето коротко и в экспедиции предпочтительнее не тратить время на изучение этих разделов "науки".

Одним словом, я бы не взял Ходорова в свою партию. Но в данном случае я сам был приглашен со стороны, как бы в гости.

– Мне хотелось бы познакомиться с планом экспедиции, – сказал я. Ходоров озабоченно поглядел на часы.

– В общих чертах план такой, – начал он торопливо. – Машина пойдет по дну океана до максимальной глубины – до 9 или 10 тысяч метров. Потом вернется сюда же. Старт сегодня в 12 часов. Машина, вот она – перед вами. – И он показал на решетчатый остов, стоявший в воротах…

Я был удивлен.

Как вы сами представляете себе машину для путешествия на дно океана? Я ожидал увидеть что-то сверхмассивное, крепости необычайной – стальной шар или цилиндр с полуметровыми стенками.

А передо мной стояло непрочное на вид сооружение, состоящее из рам, ячеистых пластин, решеток, валов, лопастей. Никакой мощи, никакой сверхпрочности, наоборот, – все плоское, открытое, беззащитное. Треугольный нос мог предохранить машину только от лобового удара. Каким же образом эта шаткая конструкция отправится на дно океана, как она выдержит страшное давление в сотни и тысячи атмосфер?

Однако о технике расспрашивать было некогда и неуместно. Я сказал:

– О задачах экспедиции мне рассказывали еще в области. Но меня интересует план геологических исследований.

Нас прервал подошедший рабочий:

– Алексей Дмитриевич, посмотрите, пожалуйста.

– Прошу прощения, – пробормотал Ходоров. – Минуточку…

Дело было пустяковое – нужно было подписать какое-то требование. Потом Ходорова позвали к телефону. "Отложите, ничего не делайте без меня", – крикнул он уходя. Потом понадобились какие-то окуляры. Ходоров сам побежал на склад. Я ожидал, возмущаясь все больше. Накануне отбытия бывает много мелочей, я это знаю, но начальник экспедиции не должен быть своим собственным курьером. Мелочи нужно уметь доверять подчиненным. Ходоров же явно был из тех, кто доверяет только себе, суетится, волнуется, делает маловажное и упускает главное. А поговорить со мной о научных планах экспедиции следовало бы не откладывая.

– Может быть, вы сведете меня с кем-нибудь из ваших сотрудников? – настаивал я.

– Сейчас, минуточку. – И убегал.

А я все слонялся по площадке, сердясь все больше и на Ходорова и на свою уступчивость.

"Не отправятся они в 12", – думал я.

Но здесь ко мне подошел небольшого роста аккуратный человек с усиками, чистенький и подтянутый, полная противоположность встрепанному Ходорову.

– Если не ошибаюсь, вы Сошин? – спросил он. – Это вы тот Сошин, который изучал строение Алтын-Тага?

Я читал ваши отчеты. Прекрасный у вас язык – сухой, точный, безукоризненно научный.

Я предпочел бы, конечно, чтобы меня хвалили за выводы, а не за язык. Но читатель – человек вольный, у него своя собственная точка зрения.

– А моя фамилия Сысоев, – сказал он. – Может быть, слышали?

Я действительно знал эту фамилию. В научных журналах встречались мне коротенькие статейки, почти заметки, за подписью: канд. наук Сысоев. Не знаю как у меня, а у Сысоева и в самом деле все было сухо, безукоризненно и добросовестно. Никаких рассуждений, никаких претензий на открытие – честное описание. Но зато какое описание – образец точности, хоть сейчас в справочник. Так и чувствовалось, что автор любит порядок, в домашней библиотеке у него каталог, к завтраку он не выходит небритый и сам себе гладит брюки по вечерам, потому что жена не умеет выгладить по его вкусу.

– Вот хорошо, – сказал я, обрадовавшись. – Наконец-то я получу нужные сведения. Постараемся, чтобы у нас был порядок, хотя бы в геологии.