Фомка – белый медвежонок. Рассказы, стр. 20

С этого дня не было ночи, чтобы хорёк не заел на пруду Зоопарка какую-нибудь птицу. И делал-то как! Загрызёт птицу, мозг из головы съест, а туловище бросит.

И чего только не делали, чтобы поймать этого кровожадного зверька! Ставили петли, ловушки – ничего не помогало.

Можно было подумать, что он вырос не в доме и никогда не был ручным, с таким искусством он избегал ловушек и даже не подходил к ним близко. А когда его караулили на одном пруду, он, словно чувствуя, шёл разбойничать на другой.

Жил хорёк по-прежнему на соседнем дворе. Там был ремонт, и он неплохо устроился под огромной горой досок, сваленных в углу. Выловить его оттуда не было никакой возможности, однако и терпеть такое опасное соседство тоже было нельзя. Тогда решили всё же разобрать доски и попробовать изловить хищника.

Доски разобрали, но хорька не нашли. Очевидно напуганный шумом, он незаметно выскользнул и постарался уйти в более спокойное место.

Прошло несколько дней. За это время хорёк ни разу не появлялся на пруду, и все решили, что он перекочевал куда-нибудь подальше и больше никогда не появится.

Но вот однажды на берегу пруда опять нашли задранную птицу. Она лежала недалеко от проруби, а от неё шли цепочкой уже знакомые следы хорька. Вели они теперь не к забору, а на склад Зоопарка, который помещался на Новой территории.

Трудно найти на огромном складе такого маленького зверька, как хорёк. Трудно его и изгнать оттуда. Ведь на складе Зоопарка лежали целые груды строительного материала: разные доски, рулоны сеток, бочки с краской, среди которых так надёжно можно было спрятаться. И вот опять каждую ночь хорёк стал появляться на прудах Зоопарка.

Почти целый месяц разбойничал хищник. Много разных птиц уничтожил он за это время. Наконец с большим трудом зоотехнику удалось проследить его постоянное жилище. Оно находилось под бочками и уходило куда-то под пол складского помещения. Выход из жилища хорька был, по-видимому, не один. Пробовали ставить капканы, но зверёк в капканы не шёл, продолжая старательно обходить их стороной, даже не дотронувшись до мяса. Наверное, живая добыча была куда приятней.

Тогда тётя Настя, которая много лет ухаживала за соболями, куницами, хорьками и хорошо знала их, предложила: не класть мясо в ловушки, а попробовать прикармливать хорька своим, проверенным способом.

– Может, сыт будет и на пруд не всегда пойдёт, – сказала она. – А там, глядишь, привадится, тогда и поймаем.

– Ничего не получится, тётя Настя, – тут же возразил зоотехник. – Мы этому хорьку месяц мясо в ловушки кладём, а он даже близко не подходит.

Здесь уж тётя Настя не стерпела:

– Мясо! А мясо-то какое, самое завалящее. Да лежит в ловушке по неделе. А что соболь, что хорь, им всё свежее подавай. Это тебе не гиена, что падаль жрёт.

Пришлось зоотехнику свою вину признать. Признать ещё и то, что хорьков он знает меньше, чем львов, медведей, тигров, а вдобавок смиренно просить тётю Настю взять на себя приваду хорька.

Нельзя сказать, что тётя Настя согласилась сразу. Она была женщина суровая и не терпела возражений, особенно в тех делах, которые хорошо знала.

– Раз знаешь больше, сам и приваживай. А то «не получится», «мясо в ловушки кладём», а теперь «тётя Настя», да ещё «пожалуйста»! – рассердилась она. Но, увидя смиренное лицо зоотехника, добавила: – Ладно, сама всё сделаю. Только смотри не забудь корм на него выписать, а то всё норовите от соболей отнять.

– Выпишу, выпишу, – поспешил согласиться зоотехник.

На другой день тётя Настя тщательней, чем всегда, проверяла полученные корма. Возчик в ожидании накладной хоть в душе и возмущался такой медлительностью, но молчал, так как хорошо знал строптивый характер тёти Насти.

Наконец всё проверено. Накладная о том, сколько кормов получено, подписана, и возчик, бурча, уезжает, а тётя Настя начинает раскладывать всё но порциям. Сегодня у неё на одну порцию больше, чем обычно. Это для хорька.

Эта порция подобрана особенно тщательно: здесь есть свежерозовые кусочки мяса, рыба, несколько кусочков хлеба, вымоченного в молоке, и даже яйцо – пусть выбирает то, что ему больше понравится.

И всё же первые дни хорёк явно не желал пользоваться этой едой, но тётя Настя проявила большую настойчивость. Она терпеливо, каждый день, в один и тот же час приходила и меняла старую еду на новую, ласково уговаривала хорька попробовать кушанье.

Неизвестно, ласковые ли уговоры служительницы или хорёк стал привыкать к таким приношениям, только через несколько дней он начал брать корм. Сначала робко, когда служительница уходила, а вскоре так осмелел, что начал выскакивать к тёте Насте навстречу. Она даже не успевала положить мясо, как он тут же его хватал и уносил в своё логово.

Но вот однажды тётя Настя принесла большую клетку. Поставила её около лаза, где находился хорёк, а в клетку положила корм. Потом отошла в сторону и позвала зверька. Маленький хищник не заставил себя ждать. Услышав знакомый голос, он тут же выскочил из лаза. Увидев клетку, удивлённо привстал на задние лапки. Но, очевидно, клетка напомнила ему ту, в которой он жил раньше, или зверёк просто перестал опасаться, только тут же при тёте Насте хорёк смело вошёл в клетку. Дверца захлопнулась, и кровожадный зверёк наконец был пойман.

МЕДВЕЖОНОК

Копуша

Этого медвежонка назвали Копушей, потому что она вечно копалась: последней выходила на прогулку, последней съедала свой обед. Братец Копуши, Драный Нос, самый задорный и злой медвежонок, уже успевал подраться с другими медвежатами, сестра Лизунья – облизать свои и чужие миски, а Копуша всё копалась и копалась…

Из всех медвежат Копуша была одна такая спокойная, добрая. Ей можно было без опаски дать в рот палец, отобрать корм. Не то что Драный Нос. Тому не дашь палец. Подойдёт, полижет и вдруг вцепится, да так, что не оторвёшь. Он и к другим медвежатам всегда приставал. Слабый, а в драку лезет. Недаром с вечно драным носом ходил, оттого его так и прозвали.

Копуша была общей любимицей. Она и играла как-то по-особенному: медленно, важно. Бывало, перевернётся через голову, а потом сядет и смотрит: в чём дело, почему дерево с другой стороны очутилось?

Всех больше она дружила с самой молодой юннаткой – Маней, потому что на Маниных платьях было много пуговиц, а Копуша их любила сосать. Сосать – это любимое занятие медвежат, а Копуши – особенно. Сосала она всё, что попало. Была ли это собственная лапа, пуговица или ухо соседа – всё равно. От удовольствия она только жмурила глаза и урчала. Вообще Копуша была очень смирная. Такие медвежата встречаются редко. Обычно они бывают очень вспыльчивые, чуть что – кусаются, а она никогда.

Поэтому, когда меня пригласили в детский сад на утренник с каким-нибудь животным, чтобы рассказать о его жизни, я, не задумываясь, остановилась на Копуше.