Падший ангел (Женщина для офицеров), стр. 70

17

Война наложила на Лондон тяжелый отпечаток. Повсюду были видны признаки нищеты и лишений. Улицы запестрели разноцветными мундирами всевозможных родов войск. Ползли слухи, что Англия наконец предпримет шаг, предложенный много лет назад Генри Шарденом, и собственными силами откроет второй театр боевых действий в Европе.

Слухи пока не подтверждались, но нервы лондонцев были напряжены от страха и ожидания. Я же, как обычно, видела даже в этом личный интерес, гадая, не вернут ли королевскую артиллерию домой ввиду изменившейся обстановки.

Приехав обратно в Вустершир, я словно попала в другой мир. Все разговоры здесь по-прежнему были об урожае, охоте и налогах. Лишь случайно мелькнувший мундир солдата или офицера Вустерского полка, приехавшего домой на побывку, служил напоминанием, что где-то продолжается война.

Вместе с Ричардом мы исправно посещали балы и иные увеселения в Вустере, от которого до Солуорпа было всего пять миль, или в небольшом курортном местечке Дройтвич. До него было еще ближе – две мили в противоположном направлении. Как и следовало ожидать, мое затянувшееся пребывание в Солуорпе дало пищу всевозможным пересудам, подчас довольно грязным. Подозреваю, что достойную лепту в это дело внесли несколько проживавших по соседству дам, которые сами имели виды на богатую добычу в лице Ричарда. Однако Ричард и, как ни странно, Джон Принс неизменно вставали на мою защиту, давая сплетникам резкий отпор, а потому желающие позлословить по моему поводу предпочитали шушукаться у себя дома, не вынося сплетен за порог. К тому же статус полковничьей вдовы придавал моей персоне немалый вес. В «графском» обществе Вустера у меня нашлось немало поклонников. Сам Ричард чувствовал себя не очень удобно и продолжал уговаривать меня выйти за него замуж, заводя об этом разговор в среднем один раз в месяц.

– Мне не нравится скрывать чувства к тебе, – жаловался он. – Я хочу показать тебя всему миру как свою жену, хочу, чтобы все видели, как сильно я тебя люблю, как горжусь тобой. Мне до чертиков надоело прятаться по темным углам да чуланам.

Но я оставалась непреклонной.

В начале мая я была занята приготовлениями ко дню рождения Артура, которому исполнялось четыре года, и на несколько дней поехала в Лондон за покупками. Поскольку в прошлый раз мы расстались с Джереми довольно холодно, на сей раз я решила навестить его лишь за день до отъезда.

Старик приветствовал меня не слишком дружелюбно, и первые его слова ножом вонзились в мое сердце.

– Ну, как там поживает Прескотт? – хмуро спросил он.

– О чем ты? Откуда мне знать? – застыла я в недоумении.

Он удивленно поднял брови.

– Ведь королевская артиллерия уж месяц как вернулась, а сегодня, кажется, вновь снимается с места. А я-то решил, что именно поэтому ты ко мне и пожаловала. Ну, думаю, опять влипла, вот и пришла просить о помощи.

Едва не лишившись чувств, я опустилась на стул.

– Я никогда не прощу тебе, если ты врешь, Джереми, – пролепетала я заплетающимся языком.

– С чего бы мне врать? – Он сердито зыркнул из-под насупленных бровей. – Тебе нетрудно будет проверить. Так, значит, ты не была с ним и даже не видела его?

Я тупо покачала головой.

– Не веришь мне – пойди узнай сама, – выразительно пожал он плечами.

За всю долгую историю наших отношений это было единственное зло, которое причинил мне Джереми. Я так никогда и не узнала, сделал ли он это невольно или намеренно. Джереми не солгал. То, что артиллерийский полк вернулся и в течение месяца находился на родине, было правдой. Я сама это выяснила. Однако мне тогда не удалось узнать, что Дэвида Прескотта не было среди возвратившихся.

Сэр Артур Уэлсли, [34] начиная новую кампанию в Португалии, отчаянно нуждался в опытных офицерах. Некоторых из них он призвал прямо на поля сражений. Среди тех, кто отправился в Португалию, был и Дэвид. Но я не знала этого. И для меня это стало катастрофой.

Обратный путь в Солуорп я вспоминаю как самое невеселое путешествие в моей жизни. «Я вернусь и найду тебя, где бы ты ни была», – звучали у меня в ушах его слова. Вот он и вернулся, но даже не подумал разыскать меня. Более того, не появился у наших общих друзей, не поинтересовался, как я живу без него, – это я тоже выяснила. Он не написал ни единой строчки, чтобы сообщить мне о своем приезде. Все это могло означать только одно: его любовь ко мне умерла, и то, что было между нами в ветхозаветные времена, стало для него невозвратным прошлым. Я лихорадочно пыталась найти хоть какое-то оправдание его поведению, но ничего не придумала. Ничего, кроме беспощадной правды: он или мертв, или разлюбил меня. Мне казалось, что я сама близка к смерти, но тут в ушах зазвучали едкие слова Джереми. Раненое самолюбие заставило меня расправить плечи. Я попыталась стащить с пальца и выбросить дурацкое колечко с надписью, но оно никак не снималось.

«С какой стати мне так страдать? – злилась я на саму себя. – Не будь я слепой дурой, давно бы уже догадалась, что меня неизбежно ожидает. В самом деле, у меня нет причин для горя, ведь я возвращаюсь в объятия человека, который пусть и немного скучноват, зато без памяти любит меня. И за мою любовь этот мужчина отдаст все. Он готов лелеять меня, как редкостный драгоценный цветок. Да ведь у меня есть все, о чем только может мечтать женщина, и даже больше».

Мне казалось, что я, как и многие другие в подобных обстоятельствах, совершила весьма распространенную глупость: прождала несколько лет человека, который и не думал возвращаться. С моей стороны было верхом безрассудства считать, что Дэвид не такой, как другие мужчины, а любовь наша совершенно не похожа на чувства остальных людей. Но уж отныне кончено – никаких глупостей. Внезапно я ощутила всю правоту слов Джереми и решила, что, возвратившись в Солуорп, непременно выйду замуж за Ричарда, если он того все еще хочет. Проживу остаток жизни в любви и спокойствии, нарожаю кучу рыжеволосых ребятишек. Рядом со мной будет человек, у которого вся жизнь впереди, а не позади. Не то, что у того – волосы седые, все тело в шрамах… Однако тут я вовремя остановилась: не надо думать о нем. Во всяком случае пока.

Парк Солуорпа встретил меня весенним благоуханием. Свежая зелень кустарника, цветущие примулы – казалось, все радуется моему приезду. А Ричард обрадовался так, словно я отсутствовала не три недели, а по меньшей мере три года.

Вечером после моего приезда мы остались наедине. Джон, который неустанно трудился во славу Господа, опять отсутствовал, совершая очередной из своих бесчисленных подвигов на этой ниве.

– Дорогая, – проникновенно произнес Ричард, когда мы вдвоем сидели за ужином, – если бы ты знала, каким пустым и унылым был этот дом без тебя все эти три недели. Я так боялся, как бы чего не случилось. Знаешь, когда тебя нет, я всегда боюсь, что ты не вернешься. Если бы ты только знала…

Он умолк на полуслове, глядя на огонь в камине. Отсветы пламени придавали его красному лицу кирпичный оттенок.

– Ричард, ты все еще хочешь жениться на мне? – спросила я тихо.

Он поднял на меня взгляд, полный изумления.

– Жениться на тебе? Боже праведный, разве тебе не известно, что это самое заветное мое желание? Ничего в жизни я не желал больше, чем жениться на тебе.

– Милый мой, причины, по которой я отказывала тебе, больше не существует, – сказала я, с удивлением почувствовав, как по необъяснимой причине бешено заколотилось мое сердце и сел голос. – И я выйду за тебя замуж. Надеюсь, что буду тебе хорошей женой, как и ты будешь мне хорошим мужем. Уж в тебе я абсолютно уверена.

– О Элизабет! – Его голос осекся от волнения. – Я не могу поверить в это. О дорогая! – Он начал целовать меня с таким жаром, которого я в нем раньше никогда не замечала. – Ты подарила мне величайшее счастье на свете. Когда же мы поженимся? В следующем месяце?

– Нет, – ответила я с улыбкой, которая получилась немного грустной, – наша свадьба состоится восемнадцатого октября.