Приключения 1969, стр. 51

6

Не буду рассказывать, как мы жили в штабе. Через неделю мы, теперь уже группа в составе 23 человек, снова были направлены в тот же район. Старшим группы назначен пожилой майор. Он сам из Крыма, хорошо знает место предстоящих действий.

Радистами летим я и Женька Харин, очень толковый парень. Седой — помощник командира группы. Все же он неплохо вывел тогда нас на сборный пункт и неудачу в операции переживал больше всех. Хотя нас осталось, только трое, начальник штаба сказал: «Вы наладили связь, и сообщили координаты. Этим вы дали возможность лететь другой группе уже на знакомое место».

И вот такой же «дуглас» стоит на аэродроме. Только экипаж другой. Командир корабля — смелый партизанский летчик Кашута.

Глубокой ночью мы вылетаем с небольшого аэродрома.

Нас выбрасывают на костры. Приземляемся с боем. Еще в воздухе в нас стреляют трассирующими.

Дальше всех от костров приземлились мы, пять человек. Бой принимать нет смысла: только обнаружишь себя. Быстро уходим к уже знакомому месту встречи. Парашюты пока тащим за собой, но потом прячем в расщелинах. Нам понятно одно: костры перехватили фашисты. Каждый знает, что сборный опять у двух сосен, на том же выступе. Снова ведет нас Седой, и на этот раз мы первыми приходим на сборный. Осматриваем местность. Маяков никаких не оставлено. Значит, разведчики, с которыми мы летели в первый раз, не приходили. Мы почти до самого утра слышим перестрелку в месте высадки десанта.

Двое идут в разведку. Остаемся втроем. Развернув свой безотказный «Северок», я сообщаю в штаб обо всем, что случилось: «О Старике никаких известий, наша группа еще не подошла; послали разведку…»

Разведка все не возвращалась. На вторые сутки ночью услышали невдалеке частую перестрелку автоматов. Затем пулеметная стрекотня. Она длится минут двадцать, отдаваясь эхом в горах и лесу. В ночной тишине кажется, что стреляют совсем близко. Все насторожились. Прислушиваемся. Где-то невдалеке трещит сушняк и сыплются камни. Присмотревшись, мы видим: пригибаясь к земле, то ползком, то вперебежку передвигается человек. Это один из наших разведчиков, ушедших накануне на поиски остальных.

Немного отдохнув, он рассказал, что случилось там, за дорогой. Оказывается, они вдвоем нашли нашу группу. Уцелело двенадцать человек. Двое из них были ранены, но могли идти сами. В трех километрах в винограднике за дорогой группа снова наскочила на засаду. Лишь трое ушли от преследования. Он и двое тяжелораненых. Шли с километр. И вдруг один сорвался с невысокого выступа и полетел вниз. «Я полез, чтобы спасти его, но он был уже мертв, — продолжал разведчик. — Привалив его камнями, я пошел за другим, оставленным мной наверху. Но он тоже уже был мертв. Похоронив и второго, поспешил к вам. Надо немедленно уходить от сборного».

Так мы и поступили. Оставив скрытые маяки, мы направились к Семи Колодезям.

Ведет нас, четверых, Седой. У нас есть взрывчатка, мины, боеприпасы. На рассвете третьего дня мы выходим почти к самому морю, в район Семи Колодезей. Выбрав наблюдательный пункт, решаем во что бы то ни стало засечь расположение огневых точек и подземных батарей противника. С высоты нам видно, как по самому берегу проходят немецкие патрули. С автоматами на шее, гитлеровцы беспечно прохаживаются по гальке, можно их снять. Ребятам не терпится. Седой удерживает: «Нас и так мало. Мы этим только обнаружим себя».

Кругом куда ни глянь — равнина. Сколько ни стараемся смотреть в бинокль, никаких подземных батарей-крепостей, за которыми мы охотимся, не видно. Седой долго всматривается в равнину, а потом в просторы Черного моря. Что-то заметил. Передает бинокль по очереди каждому из нас. На морском горизонте — силуэт корабля. Возвращаю бинокль Седому. Если фашисты заметят наш корабль, они обязательно будут бить по нему. Напрягая зрение до боли, мы продолжаем наблюдение. Силуэт корабля увеличивается. Вот он уже отчетлив. Около часа мы сидим в засаде и ждем. Перед нами довольно обширная гористая низменность. Разворачиваю свой «Северок». Устанавливаю связь. Передаю обстановку штабу. Принимаю приказ: продолжать наблюдение. Вдруг совсем недалеко раздался оглушительный грохот. Свист летящего снаряда. Это заработали батареи, открыли огонь по плавучей цели. Седой, не помня себя от радости, торопливо раскладывает карту и компас, засекает расположение вражеских батарей. Мы видим, как снаряды взметают воду невдалеке от корабля. Повернув на обратный курс, корабль уходит, оставляя за собой дымовую завесу. Передав точные координаты расположения огневых точек, мы уходим как можно дальше от наблюдательного пункта: знаем, что вот-вот наша авиация совершит налет на эти батареи.

Так и есть. Под вечер прилетают бомбардировщики. Они тяжело плывут высоко над морем, прямо на расположение указанных нами огневых точек противника. Зенитки фашистов стараются не допустить их к цели. Но разве уйдут наши соколы от таких объектов? Развернувшись, один за другим самолеты пикируют. Раза три заходят они, бросая свой смертельный груз. Седой не обращает внимания на бомбежку, наносит на карту расположение зенитных установок немцев. Я тут же передаю их координаты в штаб. Наверное, не уцелело ни одной точки, да и как уцелеть им от такого налета! Все смешала с землей в этот вечер наша авиация. Рано утром еще шесть наших бомбардировщиков пикировали на указанные нами объекты противника.

Пять дней мы пробыли в районе Семи Колодезей, но ни один наш товарищ так и не пришел. Наверное, они погибли, а может быть, ушли к партизанам. Из штаба сообщили, что связи пока нет ни с кем и что мы должны передать координаты места для посадки самолета.

Сообщаем координаты и сигналы: красная и зеленая ракеты, а площадка та же. На шестую ночь с туманного моря видим сигналы. Отвечаем на них и спускаемся к самому берегу моря. Неспокойно катятся его воды, плескаясь о берег. Очень холодно. Куртка совсем не греет.

Немцам сейчас не до нас. После такой бомбежки они не скоро очухаются. Теперь наша авиация часто будет навещать их. Она прощупает весь берег.

Седой первым различил силуэт шлюпки, направлявшейся прямо к нашему берегу. И вот уже шлюпка заскребла о гравий днищем, остановилась, покачиваясь на волнах. Двое высадились, пошли вдоль берега. «Где-то здесь, мы ведь плыли прямо на сигналы», — говорит один. «Ну-ка, давай свистни легонько», — добавляет другой.

Седой вышел из засады. Назвал пароль. Те двое со шлюпки ответили. Наскоро пожав руки друг другу, мы быстро забираемся в шлюпку. Отваливаем от берега, легко опуская весла в воду.

Плывем недолго, минут двадцать. Подводная лодка поджидает нас. Взбираемся на нее и втаскиваем груз за собой, Я первый раз в жизни на подводной лодке.

Оказывается, крымский штаб передал в порт Туапсе наши координаты и сигналы. Невдалеке от нашей площадки находилась в море подводная лодка. Ей и был дан приказ взять нас на борт.

Под утро на восьмые сутки мы всплыли около Геленджика. Шлюпка доставила нас на берег, на свой берег, на Большую землю. Вечером мы уже подъезжали к своему штабу.

Попали мы к ужину. Радостно хлопая по плечу, минер кричит своему товарищу:

— Вот, Петушок, мы и дома!

— Да, Дмитрий, кто ожидал, что мы будем ужинать у себя?

— Ах вы, черти! Вот вы и выдали свою военную тайну. Значит, ты — Петя, а ты — Дмитрий, — смеясь, говорю я им.

— Э! Чижик. Теперь и ты не Чижик, а какая-нибудь Маша или Паша, — шутят они.

— Нет! Я Женя Чижик, — опять смеюсь я. Я отвыкла от своего настоящего имени, и, назови меня сейчас им, даже не отзовусь.

Отмываем девятидневную грязь. Заходим в столовую. Ребята смотрят на нас и не верят своим глазам. Окружают, засыпают вопросами, но мы садимся за стол и принимаемся за еду. Сколько мы едим, не замечаем, но нам все подают и подают. Не разбираем даже вкуса пищи. Даша смотрит на меня, молчит, потом она отворачивается и — я вижу — плачет. Она всегда так.

После еды нам хочется только одного — спать, спать. Подхожу к своей кровати и, не раздеваясь, валюсь на нее. Мгновенно засыпаю.