Легкий кораблик — капустный листок, стр. 11
— Пуговицы, чур, отобрать могу!
Ванька быстро сунул пуговицы за щеку. Анжела — она такая!
— Водил, значит, Кеня. А я стал прятаться. Спрятался в парадную. Лежу под лестницей, вдруг дверь распахивается. Ну, думаю, Кеня застукал меня. Очень от него трудно спрятаться.
— Давай пуговицы! — Анжела потянулась к Ваньке.
Ванька рассердился:
— Не сбивай, торопыга! Лежу я под лестницей, ну, думаю, пропал — Кеня! Но это был не он. А кто? Ничего не видно! Вдруг слышу сверху голоса — идут. Чего-то, думаю, знакомые голоса. Оказалось — из твоего класса: Красномак с Федоровым!
— Приехал, значит, Федоров, — сказала Анжела, — все приезжают! В школу до чего не хочется!
— Слушай, что дальше, ух! Идут. А тот, который внизу, все топчется. А Борька так и заливается. Про какую-то петрушку рассказывает, а то — про Петьку. Ага! Это у него с Петькой этим разные петрушки происходят, и до того смешные! В какие-то капустные листья они заворачивались, а потом к кораблям плавали, искали какого-то друга. Смех да и только.
А мне смеяться нельзя — сама знаешь Красномака и Федорова. Они меня в Первый май так намяли. Засунул я кулак в рот — кусаюсь! Они уже внизу. А этот, который около меня, и говорит, что ждет Борьку, а Сашку — узнал.
Сашка тут как заорет: «Невидимый ты и не наш!»
Тут уж я не утерпел. Думаю — как же невидимый, надо посмотреть. Невидимых я ни разу не видел! Сашка — к Борьке: «Ты за кого? За меня или за него?» Борька — ни гу-гу! Сашка ему — предатель! Борька ему — в глаз! А этот на меня стал пятиться, прижал к стенке — трясусь! А он сам как завоет: «Не надо! Не надо из-за меня! Я лучше уйду!»
И затряс надо мной чем-то деревянным — неужто костями?!
Федоров тогда им: «Отстаньте вы все от меня! Я сам с собою — с небом и землею!» Во как! Вдруг кто-то сверху на меня половик стряхнул — тут я весь обчихался! Выволокли меня. «Ах, — говорят, — Тряпичкин! Попался! Это твоя Утиль Тряпло опять подослала за нами шпионить?!»
Я — нет да нет! Они — да и да! А Федоров — мне коленом, а Красномак — пару горячих! И разошлись — ну, чистые волки!
А невидимый Петрушкой оказался. Мы с ним на улицу вышли. Я — весь в волосах! Он мне и говорит:
— Это на тебя кто-то пылесос вытряхнул!
И стал меня отряхивать. Тут налетели на меня Кеня, Василек и Андрюха.
«Нечестно так, нечестно!» — кричат.
А он: «Передавай привет сестре от Пети Стародубцева. Я с ней в одном классе!»
— Вот какие дела! — заключил рассказ Ванька. — Может, набросишь пуговицу за привет?
— Вот как тресну! — сказала сестра. Ванька поспешил убраться. Только у самой двери он остановился, для сестры недосягаемый, и запел:
— Обманули дурака на четыре кулака! Плакали твои пуговицы и остальные!
Анжела увидела его на улице, с гордо заложенными за спину руками. За ним следом бежали Кеня, Василек и Андрюха. Ванька не вынес своей гордости и остановился, выплюнул на ладошку две блестящие пуговицы с серебряными корабликами.
Анжела вздохнула. Часть правды в Ванькином рассказе была, но в чем? Узнать правду она сможет только первого сентября. И она стала думать: «Скорее, скорее бы первое сентября, скорее бы в школу! Время тянется, как трамвай!»
Первое сентября — самый лучший день
Через несколько дней свежим утром наступило первое сентября. Поступь этого дня была легкая — все школьное население слеталось к своим школам.
Утро было солнечное, словно и высокому солнцу было небезразлично, как начнется этот день.
Нигде на улицах не играла музыка. Но казалось, будто она играет, падая на красные клены и яркой зелени тополя. Ваньке чудилась эта неслышная музыка, и не понимал он остающихся дома.
— Ты чего спишь? — спросил он, наклоняясь над сестрой Раей. — Что в школу не собираешься?
— А чего я там не видела? — просыпаясь, сказала десятиклассница Раиса, сердитая на первоклассника, который посмел ее разбудить.
— В школе? — удивился Ванька.
— Да, в ней! Вот проучись с мое, тогда запоешь по-другому! Отстань — спать хочу!
— А разве в школу можно не ходить? — спросил Ванька, замирая в дверях.
— Отстань! — сказала сестра.
Перед уходом мать расцеловала Ваньку и вручила ему букет.
— Ты уж иди с Анжелой, а я примусь за обед! Не могу я ходить на эти первые сентября! Как ни пойду — знай реветь! А уж как первого зареву — так весь год и все десять лет! Двойки, тройки, поведение! Хоть ты постарайся мать порадовать! Надежда ты моя последняя!
От материных слов захотелось чихать-плакать, но Ванька шмыгнул носом и был немногоречив.
— Буду! — сказал он и пошел.
По дороге их нагнал отцовский автобус. Засалютовал им автобус, остановился. Из кабины выпрыгнул отец — здоровущий великан. Он схватил Ваньку на руки, высоко подбросил — и все задрожали за его судьбу. Вернув первоклассника на землю, Тряпичкин-старший сказал:
— Ой, не подведи, бродяга! Больше надеяться не на кого! Тащи одни пятерки! И я сделаю тебя бесплатным пассажиром!
— Честно?! — закричал обрадованно Ванька.
Отец побежал в кабину. Сел — даже автобус качнуло!
— Любит он тебя! — с завистью сказала Анжела. — Меня ни разу вот так.
— От вас ему одни неприятности, — сурово сказал Ванька. — То свадьбы, то слезы, то разводы. А я ему — в радость! Постараюсь как-никак!
Ванька шел и собой гордился. И ему хотелось, чтобы повстречались Кеня, Василек и Андрюха. Но они спали, и Ванька тоже вдруг захотел спать. Захотелось ему сейчас лежать в кровати и не слышать музыки, не видеть огненных кленов и не тащить за спиной груз.
— Спать хочется, — признался он.
— Это от волнения, — сказала Анжела. — У меня так на контрольных бывает. Вижу — задачу не решить, и сразу спать хочется.
Чем ближе подходили к школе, тем медленнее шел Ванька. Школа вроде и цветом стала другая. Около нее волновалась огромная бело-коричневая толпа, вся в цветах. Сначала Ванька решил, что это свадьба, но передумал и спросил про другое:
— Кого хоронят?
Анжела засмеялась.
— Глупый! Это — наша школа!
Но он не поверил ей — настроение у него было самое что ни на есть похоронное. Они подошли к толпе, и когда Анжела толкнула его к тетке с цветами, закричав: «Анна Кирилловна, вот мой брат!» — Ванька вцепился в Анжелину руку и заплакал. Этого он от себя уж никак не ожидал.
Все стали его уговаривать. Анжела говорила, что в школе ни капельки не страшно, как недавно говорила, что у зубного врача ни капельки не больно, а Ванька — дурак — еще тогда ей поверил! А тетка ему сказала:
— Смотри, никто не плачет! Даже ни одна девочка!
Она, наверное, знала — как с ним говорить. И от этого ему стало еще страшнее, и он сильнее заплакал, понимая, что пропал, пропал окончательно. Тут-то к нему вдобавок прицепился какой-то дядька.
— Директор! — шепнула ему Анжела и больно сжала руку.
«Вот и директор уже цепляется! — подумал Ванька. — Совсем житья не будет!»
Директор ему ничего не сказал, а наклонился и сделал вид, как будто реветь собрался. А Ванька взял и рассмеялся, потому что смешно стало: ему и раньше быстро становилось смешно.
— Ну вот! — сказал директор. — У нас смешно тоже бывает!
Ванька расхрабрился:
— А я думал — одно только страшно!
Директор на это засмеялся:
— Первоклассникам у нас хорошо — у нас старшеклассникам страшно! Не вижу сестры твоей Раисы!
— Она еще спит! — совсем расхрабрился Ванька. — Чего, говорит, я там не видала?!
— Ну-ну! — сказал директор. — Вот ей будет страшно — так и передай!
Анжела наступила Ваньке на ногу, а он — ей:
— Чего на ногу — не видишь, с директором разговариваю!
А потом, вздохнув, Ванька потащился за той женщиной, которая звалась Анной Кирилловной и учила его сестру Раису, и другую его сестру Анжелу, и всех остальных его сестер.
Он ей поверил, что для него она не пожалеет пятерок. Глаза у нее были хорошие, как у матери. Так и отправился Ванька-ключник в школу за пятерками, и только за ними.