Ведьмы из Эсткарпа, стр. 83

ЛЯГУШКИ ГИБЛОГО ДОЛА

1

Заиндевевшие сугробы громоздились один на другой. Герта остановилась перевести дыхание. Концом копья, которое служило ей дорожным посохом, она потыкала сугроб впереди. Древко с трудом пробило наст. Герта нахмурилась.

Кроме этого копья, которое она крепко сжимала рукой в рукавице, вооружение девушки составлял висевший на поясе длинный кинжал. В складках одежды спрятан был крохотный узелок с теми немногими вещами, которые Герта забрала с собой, покидая крепость Хорлы. Но главную свою ношу она несла под сердцем, заставляя себя не отступать с намеченного Судьбою пути.

Губы ее плотно сжались. Она вскинула голову — и сплюнула. Воздух с хрипом вырвался из груди. Чего ей стыдиться? Неужели Куно ждал, что она будет ползать перед ним на коленях, умоляя о прощении, чтобы он мог показать своим приспешникам, какой он благородный?

Герта оскалила зубы словно загнанная в угол лисица и снова с силой ткнула копьем в сугроб. Ей нечего стыдиться, она не какая-нибудь распутная девка. Война есть война, никуда не денешься. Куно сам, представься ему такая возможность, не удержался бы от того, чтобы не овладеть женщиной из вражеского поселения.

Все бы ничего, однако добросердечный братец выгнал ее из крепости Хорлы! Выгнал потому, что она отказалась выпить приготовленный его ведьмами-поварихами отвар, который, скорее всего, убил бы и плод и ее саму. Умри она — Куно наверняка, преклонив колена у алтаря Громовержца, сказал бы, что, дескать, такова воля Судьбы. И все закончилось бы тихо-мирно.

На какой-то миг Герте стало страшно собственных мрачных мыслей. Куно — Куно ведь был ее братом! Два года назад она ничуть в этом не сомневалась. Тогда она вообще всех людей считала своими братьями. А потом ее отправили в Сухой Лог, где молоденькой девчушке быстро дали понять, что мир вовсе не таков, каким она его себе воображала.

Герта порадовалась, что так скоро усвоила урок. Тихая простушка, какой она некогда была, ни за что не осмелилась бы перечить Куно, не выбрала бы эту дорогу.

Она ощутила нарастающий гнев. Ей вдруг стало жарко, словно за пазухой у нее внезапно очутилась жаровня с горячими угольями.

Герта двинулась дальше, твердо ступая по насту в своих грубых башмаках. Она ни разу не оглянулась на каменные стены крепости, за которыми вот уже пять поколений обитали ее родичи. Солнце неуклонно двигалось к западу, и медлить было некогда. К тому же тропу начисто замело, и девушке то и дело приходилось нащупывать путь копьем. Но заблудиться опасности не было: Игла Мулмы и Драконье Крыло отчетливо проступали на фоне вечеревшего неба.

Куно убежден, что она вернется. Герта усмехнулась. Куно — он всегда такой уверенный! А с тех пор как отразил нападение шайки дезертиров вражеской армии, которые хотели пробиться к побережью, полагая, очевидно, что там безопаснее, он стал просто невыносим.

Да, Долины свободны. Но Куно ведет себя так, будто все победы одержал он один! На самом же деле лишь напряжением всех сил, укрепив свои рати диковинными союзниками из Пустыни, сумел Верхний Холлек одолеть врагов, разбить их и загнать в море, из-за которого они явились. И ушло на это не год и не два.

Пятнистый Дол война обошла стороной — по чистой случайности. Однако если по твоим землям не прошлись огнем и мечом, это еще далеко не причина горделиво расхаживать по оставшимся неразрушенными стенам крепости. Хотя бы признал, что победил на три четверти обескровленного врага!

Герта добралась до водораздела и, не замедляя шага, устремилась дальше. Ветер поработал на славу — здесь, на тропе, совсем не было снега. Девушка подумала, что дорога эта столь старая, одно из немногих сохранившихся свидетельств того, что ее соплеменники — не первые обитатели Долин. В былые времена кто-то другой проложил все здешние дороги, тропы и тракты.

Впереди уже можно было различить очертания потрепанных погодой изваяний у подножия Драконьего Крыла. За долгие годы своего существования изваяния эти так выветрились, что теперь невозможно было сказать, кого они изображают. Тем не менее вытесавшие их когда-то существа явно преследовали определенную цель. И трудились они над скульптурами, по всей видимости, довольно долго.

Добравшись до статуй, Герта рукой в рукавице провела по боку одной из них. Вовсе не потому, что, подобно местным крестьянам, верила, будто изваяния обладают некой чудодейственной силой. Она лишь поблагодарила их за то, что так хорошо указывали дорогу.

Тропа пошла под уклон, и ветер стих. Опять начались сугробы. До праздника Поворота Года остается всего-то дважды по десять дней. А потом на смену Году Шершня придет Год Единорога, который обещает быть более удачным.

Идти снова стало труднее. Хотя Герта как следует затянула ремни на голенищах, снег все равно набился ей в башмаки и насквозь промочил портянки. Однако девушка упорно шагала дальше.

Дорога скрылась в зарослях вечнозеленого кустарника. В свете заходящего солнца листва его казалась темной, почти черной. Тесно переплетенные между собой ветви не дали снегу засыпать тропу. Герта по ледяному мостику перешла через бежавший по кустарнику ручей и повернула на восток — к Святилищу Гунноры.

По пути она миновала рощицу зачахших от зимних холодов деревьев. В наружной стене святилища был проход в форме арки. Герта решительно ступила под его своды.

Оказавшись во внутреннем дворе, она увидела перед собой низенькое здание. У двери, по сторонам которой на девушку по-кошачьи сонно таращились два круглых оконца, висел тяжелый металлический колокольчик или дверной молоток — определить наверняка, было трудно. Он имел форму символа Гунноры — спелый пшеничный колос, обвивающий усыпанную плодами ветвь.

Поставив копье у стены, чтобы не мешало, Герта позвонила. Раздался не звон колокольчика, а странный глухой звук, как будто кто-то произнес фразу на незнакомом девушке языке. Однако, хотя и была тут впервые, Герта почему-то не испугалась.

Створки двери разошлись. За ними никого не оказалось, но Герта поняла, что ее приглашают войти. Внутри дома было тепло, сладко пахло травами и цветами. Походило на то, что, сделав один только шаг, она как будто перенеслась из холодной, мертвенной зимы в полную жизни весну.

На сердце сразу полегчало. Морщины на лбу Герты разгладились, и даже спина вроде стала болеть поменьше.

Помещение освещали два фонаря. Они висели на колоннах справа и слева от входа.

Девушка стояла посреди узкого коридора. Изображенные на стенах цветы были нарисованы так искусно, что на мгновение ей показалось, будто она очутилась в саду. Внезапно цветочный ковер впереди зашевелился, и она поняла, что там занавесь, узор которой повторяет рисунок на стене. По-прежнему никто не спешил навстречу Герте; она протянула руку к занавеси.

Но прежде чем девушка коснулась ткани, та отдернулась сама собой, и перед Гертой открылась большая комната. Она увидела стол с придвинутым к нему стулом. Некоторые из стоявших на столе блюд накрыты были крышками — наверно, для того, чтобы их содержимое не остыло. Девушка заметила еще хрустальный бокал, наполненный какой-то зеленой жидкостью.

— Ешь… пей… — прошелестел голос.

Вздрогнув, Герта обернулась. Никого. И тут она поняла, что безумно голодна. Она бросила на пол копье, положила рядом свой узелок, уронила с плеч плащ и опустилась на стул.

Она сказала, обращаясь неизвестно к кому:

— Благодарю тебя, податель еды. Спасибо за тепло и радушие. Хозяйка этого дома, желаю тебе удачи и ясного неба поутру.

Слова повисли в воздухе.

Герта улыбнулась неожиданной мысли. Ведь это — Святилище Гунноры. Неужто Великая нуждается в благодарениях смертных?

Тем не менее девушке показалось, что она поступила верно.