Гайдзин, стр. 93

— Мечи у тебя здесь есть?

— Да, Райко стережет их для меня.

— Я ненавижу, когда мои мечи не заткнуты у меня за пояс. — Да.

Какое-то время они пили в молчании, потом им принесли пищу, маленькие тарелочки с вареной рыбой, рисом, суши и сасими и португальское блюдо под названием «темпура» — рыба и овощи, обвалянные в рисовой муке и обжаренные в масле. До того как португальцы появились здесь примерно в 1550 году, первые европейцы у их берегов, японцы не знали техники жарения.

Насытившись, они послали за Райко, похвалили угощение, отказались от услуг Фудзико, после чего мама-сан поклонилась и оставила их.

— Ты можешь идти, Фудзико. Завтра я буду здесь вскоре после заката.

— Да, Хирага-сан. — Фудзико очень низко поклонилась, довольная, что её отпускают без дальнейшей работы, поскольку Райко уже сказала ей, что оба вечера были щедро оплачены. — Благодарю вас за то, что вы оказали мне честь, выбрав меня.

— Разумеется, ничего из того, что ты слышишь или видишь, никогда не будет упомянуто этому Тайре, или другому гайдзину, или вообще кому-нибудь.

Она вскинула голову, пораженная.

— Разумеется, нет, Хирага-сама. — Когда она увидела его глаза, сердце её глухо стукнуло. — Разумеется, нет, — повторила она чуть слышно, коснулась лбом татами и, глубоко напуганная, оставила их.

— Ори, мы рискуем, когда разговариваем при этой женщине.

— Мы рискуем с любой из них. Но она никогда не осмелится, как не осмелятся и остальные. — Ори помахивал веером, отгоняя ночных насекомых. — Прежде чем мы уйдем, мы договоримся с Райко о цене, за которую Фудзико поместят в дом низкого разряда, где она будет слишком занята, чтобы причинять нам неприятности, и окажется далеко от всех гайдзинов и бакуфу.

— Хорошо. Это хороший совет. Цена, правда, может оказаться высокой, Райко сказала, что Фудзико по непонятной причине пользуется огромной популярностью среди гайдзинов.

— Фудзико?

— Да. Странно, neh? Райко говорит, в постели их привычки так отличаются от наших. — Хирага увидел, как искривилась улыбка Ори. — Что?

— Ничего. Мы можем продолжить беседу завтра.

Хирага кивнул, осушил последнюю чашку, потом поднялся, снял с себя накрахмаленную юкату, которые все дома и гостиницы обычно предоставляли своим клиентам, и переоделся в самое обычное кимоно жителя деревни, надел на голову грубую шапочку и круглую соломенную шляпу, потом взвалил на плечо пустую корзину разносчика.

— Ты чувствуешь себя в безопасности в таком виде?

— Да, если не заставят раздеваться, и у меня есть вот это. — Хирага показал ему два пропуска, выданные ему Тайрером, один на японском, другой на английском. — Стражники у ворот и на мосту бдительны, и солдаты патрулируют Поселение по ночам. Комендантского часа нет, но Тайра предупредил, чтобы я был осторожен.

Ори с задумчивым видом протянул ему оба пропуска назад. Хирага убрал их в рукав.

— Доброй ночи, Ори.

— Да, доброй ночи, Хирага-сан. — Ори поднял глаза и как-то странно посмотрел на него. — Я бы хотел знать, где живет эта женщина.

Хирага прищурился.

— Вот как?

— Да. Я бы хотел знать где. Точное место.

— Вероятно, я смогу это выяснить. А потом?

Молчание сгустилось. Ори напряженно думал: сегодня вечером я ещё не знаю, жаль, но всякий раз, когда я отпускаю свой разум на свободу, я вспоминаю ту ночь и бесконечно нарастающее блаженство, испытанное внутри неё. Если бы я убил её тогда, это положило бы конец всему, но пока я знаю, что она жива, я одержим ею. Она преследует меня, как наваждение. Это глупо, глупо, но я околдован. Она отвратительна, воплощенное зло, я знаю это, и все же я околдован и твердо знаю, что, пока она жива, она будет вечно преследовать меня.

— А потом? — повторил Хирага.

Ори не дал ни одной из этих мыслей отразиться на своём лице. Он посмотрел на Хирагу, глаза в глаза, и пожал плечами.

20

Среда, 15 октября

Андре Понсен оторопело моргнул.

— Вы беременны?

— Да, — тихо ответила она. — Видите ли, это...

— Но это же чудесно, все получается просто замечательно! — воскликнул он, и его шок сменился огромной улыбкой, потому что Струан, образец британского джентльмена, совратил невинную леди и теперь не смог бы избежать скорого брака и остаться при этом джентльменом. — Мадам, позвольте мне поздравить ва...

— Тише, Андре, нет, не позволяю, и, пожалуйста, не так громко, у стен есть уши, особенно в миссиях, разве нет? — прошептала она, наблюдая за собой словно со стороны, пораженная тем, что её голос оставался таким спокойным и что она чувствовала себя такой невозмутимой и с такой легкостью смогла ему признаться. — Видите ли, к сожалению, отец ребенка не мсье Струан. Улыбка исчезла с его лица, потом вернулась назад.

— Вы, конечно, шутите, но зачем такие шу...

— Просто выслушайте меня, прошу вас. — Анжелика пододвинула свой стул ближе к нему. — Меня изнасиловали в Канагаве...

Он ошеломленно смотрел на неё, пока она рассказывала ему, что, по её мнению, с ней случилось, что она решила делать, как скрывала весь этот ужас с тех самых пор.

— Это действительно произошло? Было на самом деле? Она подняла руку, словно давала присягу в суде.

— Я клянусь в этом, как перед Богом. — Теперь руки её лежали у неё на коленях, одна поверх другой. Бледно-желтое дневное платье с турнюром, крошечный оранжевый капор и зонтик.

Он покачал головой, не в силах собраться с мыслями.

— Все это кажется невозможным.

За свои зрелые годы он был действующим лицом многих подобных трагедий в жизни мужчин и женщин: в некоторых он участвовал по приказу свыше, в некоторые сам забредал ненароком, многие подготовил и приблизил своими руками, оборачивая большинство из них, если не все, на пользу делу: Франции — революции, свободе, равенству, братству, императору Луи Наполеону — кто бы или что бы ни было в моде на тот момент — и в первую очередь на пользу себе.

— Мне нужно устранить это препятствие, Андре.

— Вы имеете в виду аборт? Вы же католичка!

— Вы тоже. Это дело останется только моим и Господа.

— А как быть с исповедью? Вам придется исповедаться. В это воскресенье вы должны пойти и...

— Это останется между мною и священником, а потом Господом. Сначала необходимо устранить саму проблему.

— Это противно законам божеским и человеческим.

— И совершалось на протяжении столетий с незапамятных времен. — В её голосе появились резкие нотки. — Обо всем ли вы сами рассказываете на исповеди? Прелюбодеяние ведь тоже против законов божеских, не так ли? Убийство тоже против всех законов. Не так ли?

— Кто говорит, что я кого-то убивал?

— Никто, но более чем вероятно, что убивали или были причиной смерти. Мы живем в жестокое время. Андре, мне нужна ваша помощь.

— Вы рискуете обречь себя на вечное проклятие.

«Да, и я пролила реки слез, мучаясь из-за этого, — угрюмо подумала она, сохраняя невинное выражение глаз, ненавидя его и то, что была вынуждена довериться ему. — Будь ты проклят за то, что мне приходится отдавать свою жизнь тебе в рабство, но, благодарение Богу, я теперь вижу тебя насквозь. Малкольм и Джейми правы: все, чего ты хочешь, это или диктовать свою волю дому Струанов, или сокрушить его. Это проклятие, что мне вообще приходится довериться мужчине. Если бы только я была в Париже или даже в Гонконге, нашлись бы десятки женщин, к которым я могла бы тайно обратиться за необходимой помощью, но здесь таких нет».

Она позволила нескольким слезинкам появиться на глазах.

— Пожалуйста, помогите мне. Он вздохнул.

— Я поговорю с Бебкоттом сегодня утро...

— Вы с ума сошли? Немыслимо обращаться к нему, мы не посмеем. Как и к Хоугу. Нет, Андре, я продумала все очень тщательно. Ни один из них не подойдет. Мы должны найти кого-нибудь ещё. Какую-нибудь мадам.

Он опять уставился на неё, открыв рот, ошеломленный этим спокойным голосом и логикой.