Робинзон в русском лесу, стр. 6

Погода упорно держалась пасмурная, дождливая. Мы не могли руководиться даже солнцем. Закусывая утром, мы допили последние капли кваса, а между тем после соленой ветчины и сухого хлеба так хотелось пить!

Сначала мы переносили жажду довольно стойко. Вася первый признался, что ему «до смерти пить хочется», но тут же заметил, что можно и потерпеть. Однако через полчаса он остановился, сбросил с себя лямку и, подойдя к молодой березе, начал облизывать мокрые от дождя листья. Сначала я рассмеялся, но потом принялся и сам за то же. Но разве можно утолить жажду измученного человека дождевыми каплями. Это только увеличивает мучения.

Я беспомощно оглянулся вокруг, и вдруг мне вспомнилось, что мох очень гигроскопичен, что благодаря ему, по земле текут целые реки прекрасной чистой воды. Я нагнулся, вырвал клок мха и попробовал сосать. Он, разумеется, был немного влажен, но там же были и сор, и букашки, а это было очень противно!

Вася осторожно потянул к себе одну из высоких ветвей березы, но маленький отросток, за который он ухватился, оказался недостаточно прочным и оборвался. Большая ветвь быстро выпрямилась и обдала нас целым градом крупных капель.

— Постойте, я что-то придумал! — вскричал вдруг Вася. Он побежал к возу, развязал его и вытащил чистую простыню, которую я взял, бесцельно хватая что попало из комода. Мы сложили ее вчетверо в большой квадрат. Вася держал ее, растянув на двух палках, а я встряхивал над нею мокрые ветки. Когда она сильно намокла, мы стали думать, во что выжать воду? В бутылку? Но горлышко было слишком узко, и много драгоценной влаги пропало бы даром, стекая на землю.

— Нужно рискнуть одной бутылкой, — сказал я и, обвернув ее носовым платком, горлышком ударил о ствол дерева.

Стекло разбилось, но так удачно, что получился большой, глубокий стакан, хотя и с острыми и неровными краями.

Мы стали осторожно выкручивать простыню над посудиной до тех пор, пока она не наполнилась водою. Тогда мы напились по очереди и тотчас же принялись снова за дело, боясь снова очутиться без воды.

На добывание воды мы потратили немало времени. Пасмурный день померк как-то особенно быстро.

Трое суток пробродили мы по лесу, питаясь только маленькими кусочками хлеба и добывая воду через простыню. Хорошо еще, что погода стояла все время дождливая, иначе бы мы погибли от жажды.

Вообще я удивляюсь, как мы тогда не потеряли головы, не бросили страшно нас тяготившую тележку, так как она была нам не нужна вследствие нашего решения идти домой, и вообще не наделали гибельных безрассудств. Может быть, именно потому, что потеряли от страха и горя всякую способность размышлять. А в нашем ужасном положении действительно трудно было определить, что умно и полезно, а что глупо и гибельно.

Наконец, уже на пятый день безнадежного странствования, ландшафт начал заметно меняться. Деревья стояли реже, между ними начали чаще попадаться лиственницы.

— Даст Бог, и конец ему близко! — заметил Вася, — полезу на дерево, посмотрю, не увижу ли дороги до хоть какой-нибудь деревни.

Он взобрался на самую высокую сосну. Я стоял внизу и нетерпеливо ждал.

— Ну, что там? — крикнул я, когда он был наверху.

— Ничего, барин! — отвечал он, — повсюду лес! А вот что хорошо — отсюда озеро близко.

— Нечего сказать, хорошо! — повторил я, — ведь ты слышал, говорят, что это озеро самая середина леса, самая глушь безвыходная! Да постой, я и сам залезу.

— А ведь и в самом деле! — говорил он между тем, — вон на озере и гора. Это Чертово Городище! Знать, кто-нибудь хоть из прадедов тут бывал и назад воротился, значит, воротимся когда-нибудь и мы.

Я поравнялся с ним и укрепился даже несколько выше. Действительно, всюду, сколько мог охватить взгляд, нас обступало беспредельное море темно-зеленых вершин! Лишь в одном месте цвет его заметно светлел. То были лиственные деревья, как рамкой обступавшие покатые берега зеркального озера, лежавшего в глубокой длинной котловине.

Я долго и безнадежно смотрел на окрестность, потом молча полез вниз. Вася спустился за мной.

Итак, почти четыре дня отчаянных усилий выбраться пропали даром.

— Ну, что теперь девать, по-твоему? — мрачно спросил я.

Мы уселись и начали советоваться и решили, что мучиться днем и проводить такие ужасные ночи, словом, жить так, как мы жили эти четверо суток, было решительно невозможно. Между тем и отказаться от надежды возвратиться домой ни один из нас не хотел. Поэтому нам следовало воспользоваться близостью воды, пойти к ней, осмотреться и построить себе хоть какое-нибудь временное логово, а затем уже оттуда выходить каждый день в одном направлении, постоянно делая зарубки на деревьях и с каждым днем все дальше и дальше. Таким образом мы надеялись медленным, но верным путем выбраться хоть на какую-нибудь из окраин леса.

План наш казался очень основательным и разумным, но недаром говорят русские сказочники: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Озеро. Его свойства и окрестности. Наши соседи. Мы начинаем строиться. Сырость. Уголь. Смола

Окончив совет, мы тотчас двинулись к озеру и вскоре очутились на довольно крутом спуске к берегу. Чтобы не пришлось опять втаскивать тележку на гору, если поселиться на берегу окажется неудобным, мы оставили ее под деревом и пошли к озеру налегке.

Чем глубже мы спускались в котловину, тем заметнее изменялись почва и растительность. Очевидно, когда-то, в незапамятные времена здесь была огромная гора. Вследствие какого-то подземного переворота она разошлась надвое, а между ее частями образовался провал. Теперь я понимаю, что гибели горы способствовала мощная подземная река, которая, постоянно подмывая основание, истощила его до того, что гора, наконец, не выдержала собственной тяжести, подземные своды обрушились на дно глубокого русла и загромоздили его. Вода, прибывавшая с верховьев, быстро наполнила впадину и образовалось озеро. Дожди и потоки тающего «снега стаскивали землю к подножию обрыва, на скате постепенно появилась растительность; вымирая, подмываясь во время бурь и ливней, она скатывалась туда же. На месте крутого обрыва постепенно образовался пологий откос. На вершине оставался песок, поросший хвойными деревьями, но чем глубже к котловану, тем больше отложений чернозема — несомненного остатка перегнившей растительности. Там росли деревья, требующие более тучной, рыхлой и влажной земли — черемуха, рябина, липа, ясень.

Когда мы спустились к берегу, чтобы напиться и умыться, то обнаружили еще два не совсем для нас удобные свойства озера — берега поросли густым тростником и вода между ними была мутная. Едва Вася вступил в воду, как провалился чуть не выше пояса и еле успел выбраться, потому что ноги его стали вязнуть в тинистом дне.

— Э, дело-то выходит дрянь! — проговорил он с философским спокойствием, стряхивая грязь и воду. — Это называется: и близок локоть, да не укусишь! Придется строить плот, а пока процеживать воду. А что здесь тростники, так это дело тоже не худое. И рыба и утка тростник любят, значит, сыты будем!

Мы довольно долго бродили вокруг озера, но когда захотелось есть, снова поднялись к тележке. К моей неописуемой радости Вася, раскладывая все, вытащил оттуда довольно большой чугунный котелок.

Положительно, этот безграмотный мальчик оказался умнее и предусмотрительнее своего ученого и начитанного друга!

— Вася! — вскричал я и радостно, и укоризненно, — да что же ты думал, когда мы собирали воду с деревьев и разбили бутылку! Ведь в котелок-то гораздо легче было бы выжимать простыню, да и бутылка осталась бы цела.

— Ваша правда, Сергей Александрович, — проговорил он, сконфуженно улыбаясь и почесывая затылок, — должно быть, одурел я тогда от страха и горя. Ну, да уж то прошло, а котелок свою службу нам сослужит, пока мы доберемся домой. Теперь вы тут останьтесь и приготовляйте есть, а я пойду вниз за водой да кстати захвачу топор и порасчищу тропинку, а то в этой гуще воду всю расплескаешь.