Река твоих отцов, стр. 43
Стилла не ответила. Она с грустью осматривалась по сторонам, потом присела на корточки, обхватила руками обгоревший пень и залилась тихими слезами.
Старик погладил ее по спине. Стилла поднялась, вытерла глаза.
Обратно надо было толкать лодку шестом, и девушка очень устала.
— Дай мне шест, хитэ, — попросил Копинка.
— Ну какой же я ребенок, — возразила Стилла. — Когда ты с Ноко встретили меня, я, верно, была хитэ.
А теперь я уже совсем большая. — Она мотнула головой, отбросила назад волосы.
Дедушка оживился и даже пошутил:
— В роду Копинка еще не было такого, чтобы девушка на изюбря или медведя ходила. Люди увидят — смеяться будут.
— Так я ведь не Копинка, ама, я — Каундига!
4
Зимой дедушка умер. Ноко звал Стиллу жить у него, но она не захотела. Она привыкла к тесной старенькой юрте, где прошло детство, и ей было жаль покинуть ее. И хотя временами было жутко одной, особенно зимой во время пурги, Стилла никогда не жаловалась. Всегда находила работу: шила меховую обувь соседским детям, мастерила берестяную посуду. В свою очередь и соседи не забывали сиротку. Не оставлял и Ноко. Возвращаясь с охоты, приносил сестре то кусок оленины, то медвежью ногу, то рябчиков.
Однажды Ноко сказал:
— Елизар Копинка хочет прийти к тебе. Стилла насторожилась.
— А зачем приходить шаману? Что надо ему?
— Придет — сам скажет тебе. — И почему-то предупредил: — Он самый сильный человек у нас. Что захочет — всегда добьется…
— А чего он добиться хочет? Разве не говорил тебе?
— Говорил. Говорил, что сын у него вырос. А тебе, говорил, довольно одной жить.
Стилла вздрогнула. В глазах сверкнули недобрые огоньки.
— Так ты, Ноко, скажи ему, чтобы не приходил, — решительно заявила она. — Все равно не пущу его в юрту. А сын у него кривой, горбатый. Кому такой муж нужен? Тебе, Ноко, разве не жалко отдать меня за кривого? Жил бы дедушка, не отдал бы, конечно.
— Как знать? Елизар много сильней дедушки. Стилла с укором посмотрела на брата.
— Лучше я к дедушке уйду, чем кривого, горбатого мужа себе возьму. — И, посмотрев на него презрительно, прибавила: — Удавлюсь!
— Что ты, что ты, разве так можно? — испуганно замахал на нее руками Ноко. — Наших девушек орочи из других стойбищ в жены покупали себе, и ни одна так не говорила. При тебе старый Быхинька Настю далеко в Ма увез, а Настя, помнишь, молчала. Мало-мало поплакала, однако поехала к старику третьей женой. Потому что Быхинька большой тэ внес за нее. А Настя много моложе тебя была.
— Верно, ты за меня большой тэ от шамана получить хочешь, если решил за кривого урода отдать…
— Не говори так!
— Ты много хуже сказал мне!
— Всегда так наши Копинки жили…
— А я, сам знаешь, не из рода Копинка. Я — Каундига.
— А разве у Каундига иначе было? Разве ваших девушек в жены не покупали? Ты маленькой была, когда Каундиги умерли, и ничего не помнишь. — И сказал примирительно: — Ладно, сестра, после подумаем, как быть. Может, Елизар малый тэ даст за тебя — и я не соглашусь. А если старик придет к тебе, ты пусти его в юрту.
— Не пущу! Даже близко не пущу!
Впервые видел Ноко свою сестру такой упрямой. Совсем не такая она, как другие девушки рода Копинка. В самом деле, еще не пустит в юрту шамана да обругает его. Тогда беда будет.
— Никак нельзя не пустить! — встревожился Ноко. — Скажешь шаману, что за кривого не пойдешь, а пустить все же надо.
— Не пущу!
Ноко обозлился:
— Люди узнают — сердиться станут на тебя, помогать не будут.
— Дедушка мне ружье оставил. Капканов тоже пять штук есть у меня. Сама на охоту ходить буду!
— Гляди, люди из стойбища прогонят тебя. Куда одна зимой денешься?
По лицу девушки прошла усмешка.
— К тебе жить пойду: помнишь, ты звал меня?
— Когда все люди пойдут против… как смогу я?
— Не знала я, Ноко, что ты такой слабый! — усмехнулась Стилла.
— Слабый? — переспросил Ноко и развел руками. — Все наши люди такие.
— А почему шаман над всеми вашими людьми хозяин? Он хитрый, здоровый, в юрте на медвежьей шкуре сидит, в бубен стучит колотушкой, все люди на него работают. А польза какая людям от него? Никакой! Все равно люди болеют, умирают. Ничего шаман сделать не может им!
— Много лет так живем. Без шамана нельзя, наверно, — угрюмо пробормотал Ноко.
— Почему нельзя? — воскликнула Стилла. — Что с того, что много лет так жили? Раньше Каундиги погибли. После так могут Копинки погибнуть. Сам видишь, совсем мало осталось нас…
— По старым законам живем, других не знаем. — И в упор посмотрел на Стиллу. — А ты разве знаешь? Скажи, если знаешь!
Она промолчала.
Никаких новых законов Стилла не знала. Только видела, как худо люди живут, и внутренне, сердцем протестовала против такой жизни. А теперь решила высказать вслух все, что накопилось в ее душе протестующего, гневного. Кроме того, она была очень привязана к Ноко, считала его умным, добрым, справедливым. И теперь с горечью поняла, что он такой же, как все: слабый, покорный; и впервые чувство неприязни к брату вспыхнуло в сердце девушки.
— Что ж ты молчишь? Говори, если знаешь! Стилла опустила руки:
— Не знаю! Ноко оживился.
— Так что не говори больше… Но Стилла резко прервала:
— Все равно говорить буду, что по-старому жить нельзя! И сама так жить не буду! А ты, Ноко, слабый ты человек, уйди от меня!..
Она бросилась на меховую подстилку, закрыла руками лицо и зарыдала.
Ноко постоял в нерешительности, потом вышел, хлопнув берестяной дверью.
Весь день Стилла не выходила из юрты. Не подкладывала хвороста в очаг, не варила пищи. Кусок оленьей грудины, который принес Ноко, Стилла бросила на корягу за дверью: не нужно ей!
Стилла лежала на полу и усталым, отсутствующим взглядом смотрела в темный угол, где висело ружье дедушки Серафима. Потом она подумала о кривом уроде — сыне шамана Елизара. Ясно представила себе его странную медвежью походку, высокий горб на спине, приплюснутый красный нос и маленькие, злые, как у лисы, попавшей в капкан, глаза. Она брезгливо скривила губы, содрогнулась.
Ей хотелось войти в юрту к человеку смелому, доброму, красивому, и она верила, что, когда придет счастливый день, Ноко вынесет ее на руках, как того требовал древний обычай лесного народа, из юрты дедушки и передаст в руки будущему мужу.
При всей смелости, которую она проявила в разговоре с Ноко, Стилла в то же время чувствовала себя беспомощной. В самом деле, что она могла сделать одна? Ничего решительно. Никто не захочет ссориться из-за нее с шаманом, озлоблять его, тем более что она, Стилла, не из рода Копинка, а пришлая, и меньше всего смеет заявлять о каких-то своих правах.
И она опять, как на единственное свое спасение, посмотрела на висевшее в углу ружье. Встала, откинула назад упавшие на глаза волосы, шагнула в угол и сняла ружье.
Пока она думала, как поудобней пристроить его, чтобы вернее выстрелить себе в висок или в сердце, на улице заскрипел снег. Она подумала, что это опять идет Ноко, и поставила ружье к стенке.
Она решила, что не пустит его больше в юрту, и, подбежав к двери, закрыла ее на засов.
Но тут она услышала незнакомый голос:
— Совсем не бедная невеста — оленье мясо собакам бросила.
Приоткрыв дверь, она увидела Елизара Копинку. Заложив за спину руки, шаман смотрел, как лохматая собака, чавкая, грызла зубами мясо.
— Стилла Копинка!
Девушка перешагнула порог, заслонив собой вход в юрту.
— Здесь нету такой! — громко, с вызовом сказала она.
— А кто же есть?
— Каундига!
Шаман протер глаза рукавом халата, заморгал и с усмешкой произнес:
— Совсем слепой стал я — никакой Каундиги не вижу! А Стиллу Копинку вижу.
У девушки перехватило дыхание.
— Я — Каундига! Что надо тебе?
Шаман, все еще думая, что над ним шутят, приблизился к девушке и хотел потрепать ее по щеке. Она резко отстранилась: