Река твоих отцов, стр. 29

4

Школьные годы бежали быстро. Кирилл с круглыми пятерками перешел в шестой класс.

Он вырос, стал шире в плечах, лицо обрело мужественные, строгие черты. Его черные как смоль волосы были зачесаны на пробор. Некрупные, узко поставленные глаза глядели остро, проницательно.

В эту пору в жизни Кирилла Батума произошло большое событие.

Школьники Приморского края собирались ехать в Москву. Предложили и директору орочской школы выделить в число экскурсантов лучшего ученика.

Телеграмму принесли ночью. На улице лил дождь. Ветер гнал по небу черные тучи. Шумела тайга. В такую погоду никто из дому не выходит, но Николаю Павловичу не сиделось.

Надел брезентовый плащ с капюшоном, высокие резиновые сапоги и пошел на почту выяснить расписание пароходов. Узнав, что пароход «Сима» грузится и отойдет во Владивосток через два дня, Николай Павлович встревожился. Еще предстояло на учительском совете выбрать достойного кандидата для поездки в Москву. Ведь никто из местных жителей никогда не был в большом городе, не то что в столице. И он решил зайти к председателю сельского Совета.

Шлепая в темноте по лужам, Сидоров еле добрался до квартиры Михаила Намунки. Разбудил его.

— Что за дело у тебя, Николай Павлович? Или большая вода к Уське подошла?

Как раз в эти дождливые дни ждали наводнения.

— Какая там большая вода, Михаил Петрович! Tyт дело большое решить надо. — И показал ему телеграмму.

Намунка оживился.

— Вопрос серьезный, Михаил Петрович, надо обдумать вместе.

— Давай вместе, чего там. Намунка закурил трубку.

Когда после недолгого молчания учитель назвал Кирилла Батума, Михаил Петрович возражать не стал.

— Что ж, он мальчик грамотный. Озорной, правда. Как бы кое-чего не натворил.

— Как раз это меня не волнует. Кирилл в последнее время стал дисциплинированным, толковым. Учится на пятерки. Но и другие ученики не хуже.

Подумав, Намунка сказал:

— Ладно, пускай Кирилл!

Утром на первом уроке Николай Павлович рассказал ребятам о телеграмме и о решении послать в Москву Батума.

— Тебе, Кирилл, выпала большая честь: ты первым из жителей Уськи-Орочской побываешь в Москве. Все, что увидишь в столице, старайся хорошо запомнить. Веди дневник. По возвращении придется обо всем, что увидел, рассказать народу.

— Спасибо, Николай Павлович, — только и мог ответить Кирилл.

Уже изрядно поредевший осенний лес, промытый долгими дождями, дышал прохладой. Вода в Тумнине за эти дни сильно поднялась, а местами, где был низкий берег, подошла к самым — домам. В другое время никто бы не решился гнать ульмагду в Усть-Датту, но случай был особенный, и об опасности не думали. Тем более, что с Кириллом будет такой опытный и смелый человек, как Тихон Иванович. Да и сам Кирилл не из робкого десятка.

Провожали его все жители Уськи-Орочской. Даже древние старушки — Акунка и Адьян — пришли на берег в праздничных халатах.

Последним явился Мишка Батум. Спотыкаясь на скользких кочках, он гордо нес на плече чемодан брата. Положил его на дно ульмагды.

— Пэдэм нэйво! — сказала бабушка Акунка, когда ульмагду сдвинули на воду и Тихон взялся за весло.

Лодка скрылась за поворотом, народ все еще стоял на берегу.

Девочки, сойдясь в кружок, громко запели:

Москва моя,
Страна моя,
Ты самая любимая…

Теперь ждали возвращения Кирилла.

* * *

Многое повидал Кирилл Батум. Будто целых сто книг прочитал. И самая замечательная из всех книг — Москва. Ходил по ней и не верил, что видит ее наяву. Все казалось ему, что чудный сон снится. Потом привык.

Три вечера собирались орочи в клуб слушать его. В первый вечер Кирилл читал по тетрадке — сколько городов проехал и что в городах видал. А когда дошел до Москвы, отложил тетрадку в сторону.

— В Москве такие дома есть, что прямо в облако крышей упираются. Наверно, раза в два или в три выше нашей Орлиной сопки.

В зале возник шум. А кто-то спросил удивленно:

— И на самой верхушке люди живут?

— Живут!

— Сказку нам говоришь!

— Почему сказку? — обиделся Кирилл. — Сам с ребятами на верхушке такого большого дома жил.

— Что же, вы на крыльях туда летали?

— Почему на крыльях? — засмеялся Батум. — Внизу ящик такой есть: заходишь в него, кнопку, какую надо, нажмешь и на верхний этаж мигом взлетаешь.

— Это называется лифт! — подсказал Николай Павлович.

Кирилл быстро заглянул в тетрадку.

— Верно, лифт! — Отпив воды из стакана, Кирилл продолжал: — Много очень людей в Москве. Что днем, что вечером, что ночью — все одинаково. В другой раз пройти трудно. В тайге, думаю, деревьев меньше, чем в Москве людей.

— Однако не потерялся! — крикнул кто-то с задней скамейки.

— Видишь, не потерялся, — улыбнулся Кирилл, — обратно в Уську живой-здоровый вернулся.

У Кирилла, казалось, не хватало слов, чтобы обо всем рассказать, и он стал изображать жестами, мимикой. Так он изобразил, как ехал в автобусе на Красную площадь, как стоят часовые у ленинского мавзолея.

— Ровно живой, товарищ Ленин в мавзолее лежит. Мимо него длинной цепочкой прошли. Потом за нами другие потянулись. А когда из мавзолея на Красную площадь вышли, там еще тьма народу очереди своей ждала…

— В Кремль тоже заходил, конечно? — спросил БомбА.

— Наверно, заходил, — сказал Копинка.

— Зачем подгонять мальчишку! — сердито глянув на БомбУ, говорит Тихон. — Его до Кремля дойдет еще!

Передохнув, Кирилл признался:

— В самОм [24] Кремле не был…

— Вот видишь, — разочарованно и в то же время с упреком опять сказал БомбА. — Хитэ, потому и не был там. Если бы в Москву взрослый человек ехал, сходил бы в Кремль, наверно!

Кто-то из друзей Кирилла крикнул:

— Вот и поезжай, БомбА, там тебя давно дожидаются…

В зале раздался смех. Когда успокоились, Кирилл продолжал.

— Около Кремля много раз близко ходили. Там тоже есть чего посмотреть. На высокой башне, что Спасской называется, большие часы видел. — Он хотел показать, какого размера эти часы, и описал в воздухе круг, но сделал он это слишком быстро, и люди попросили показать еще раз. — Вот такие они, часы. Когда отбивают время, слышно по всей стране. И в нашей Уське-Орочской тоже слышно. Вот в Москве полночь будет, двенадцать ровно, а у нас утро будет, семь ровно. Каждый по радио услышать может те большие часы.

— Слышали, чего там! — крикнул Акунка. — Только не видели, какие они, а слышать — слышали.

Кирилл взял со стола тетрадку.

— Дальше на выставке были. Называется она Всесоюзная сельскохозяйственная… Все, что земля родит, все туда собрали. Капусту, пшеницу, картошку, морковь, саго — все туда собрали. Потом коров, лошадей, овец, чушек. Таких, понятно, не везде увидишь. Только там.

— А пушных зверей разве нет?

— Есть и звери, — улыбнулся Кирилл. — Лисиц черно-бурых и красных видел. Колонков и норок видел. Белок то же самое видел. В клетках живут.

Охотники оживились. В зале поднялся шум.

— Ишь ты, пушных зверей там видел!

Кирилл подождал немного, пока люди успокоятся.

— А мехов разных там тьма. Много мехов видел. И медвежьи шкуры лежат, и тигровые — разные.

— Ясно, раз пушнину в контору наш брат сдает, значит, и шкуры там есть, — заключил Мулинка. И, поискав глазами директора заготконторы, спросил его: — Игнат Павлович, пушнину, что тебе сдаем, в Москву тоже посылаешь?

— Как же, весь товар в Москву отправляем, — подтвердил директор.

Потом Кирилл рассказал, где экскурсанты жили, что ели, какие кинокартины смотрели.

Из отдельной тетрадки читал про московский планетарий.

— Только зашли туда, — увидели небо. На улице оно без луны, без звезд, серое, туманное. А как туда зашли — совсем другое. Луна плывет, звезд тьма, ровно как у нас сегодня. И каждая звездочка имя свое имеет… Правда, про Большую и Малую Медведицы да про Венеру я прежде знал. А про многие другие только в планетарии услышал. И откуда берутся они, услышал. И как далеко от Земли стоят, узнал. Оказывается, наша Земля, на которой живем, тоже есть планета.

вернуться

24

ударение на последнем слоге — прим. OCR