Полярная звезда, стр. 30

Николя вскочил.

— Красота! — завопил он, прищёлкивая пальцами. — Конец ссоре! Слышишь, Поль? Нец-конец!

— Нец-конец! — повторил Поль с сияющими от счастья глазами.

А Тинтин, выскочив из своего тайника, весело перекувырнулся, чтобы не отставать от своих друзей.

— Т-с, т-с, дети! — остановила их тётя Мальвина. — Помогите лучше убрать со стола и выньте чистые стаканы. Такое событие надо отметить.

— Я помогу тебе, — предложила мама, улыбаясь сквозь слёзы. — Ах, дорогая моя, какое счастье, мне не верится… Ты ведь знаешь Эжена…

— Да, да, — с лукавой улыбкой согласилась тётя. — Но в конце концов дядя переломил его.

— Дядя… и вот этот мальчуган, — указал на Поля господни Бланпзн. — Хороший у вас мальчик, Эдмея, он мне нравится.

— О да, он хороший мальчик! — просияв, ответила мама. — Итак, вы совсем вернулись, Пьер? Как должна быть счастлива Мальвина!

Болтая без умолку, она суетилась, хлопотала, но пользы от неё не было никакой, за неё постарались другие, и, когда дядюшка с папой снова вошли в таверну, все было готово: посреди стола, рядом с остатками вафель, торжественно возвышались три бутылки пенистого сидра. Семья уже усаживалась за стол, как вдруг появился Мимиль: мясник рассказал ему о возвращении его друга, и он примчался пожать ему руку.

— Значит, совершил кругосветное путешествие? — спросил он шутливо, с плохо скрываемым волнением.

— Нет, не совсем, — возразил господин Бланпэн, — а чтобы тебе стало всё явно, скажу одно: я побывал на Островах Общества.

Николя побежал за своим атласом: он хотел посмотреть, где находятся эти острова; три крошечные точки, затерянные в безбрежной синеве. Все разохались, увидев, какие они маленькие, а дядюшка Арсен спросил, хороша ли там рыбная ловля.

— Вы даже представить себе не можете, как хороша! — со своей открытой, ясной улыбкой ответил господин Бланпэн. — Входи в воду и лови себе, сколько душе угодно.

И какая рыба! Огромные меч-рыбы, весом в целую тонну, агоны, бониты — в том краю всё иное — и рыбы, и звёзды. Он даже несколько раз охотился на кита — опасное дело, никогда не знаешь, чем оно кончится: когда гарпун вонзается в животное, оно тянет за собой пирогу, и бывали случаи, когда люди так и не возвращались. Но, если всё сходит удачно, тогда ты надолго обеспечен едой: мясом одного кита могут целую неделю кормиться все жители острова.

— Оно вкусное? — спросил Николя.

— Нет, скорее безвкусное, но привыкаешь, как привыкаешь ко всему.

— Ба-ба! — с недовольной миной проворчал дядюшка. — Ты теперь совсем зазнался с твоим китом!

— Вовсе я не зазнался… — помрачнел господин Бланпэн. — Знаете, хватит говорить обо мне, ладно?

— Совершенно согласен! — сухо отозвался папа.

Он с подчёркнутой враждебностью слушал историю о ките, и взгляды, какие он бросал на рассказчика из-под густых бровей, никак нельзя было назвать дружелюбными. Бланпэн может сколько угодно рассуждать с Мимилем о ловле макрели, описывать, какую лодку они купят сообща, позднее, когда накопят достаточно денег, он и ухом не поведёт.

«Ничтожество» никогда не будет ему по душе, что бы тот ни делал в будущем, как бы ни старался заслужить другое прозвище; в чём в чём, а в этом пункте господин Товель не сдастся.

— Малышу необходимо выспаться после такой ночи, — сказала мама, доставая из-под стула свою сумку, — нам пора идти. К счастью, гостиница совсем рядом, и я заказала двойной номер.

Двойной номер? Почему двойной? Значит, Поль не вернётся на улицу Аиста? Папа всё объяснил. У него произошла «маленькая размолвка» с этими Юло. Не наглость ли с их стороны заявить, что он плохо воспитал своего сына? Само собой разумеется, он высказал им всё начистоту, но, когда вслед за тем они намекнули, что его невестка Мальвина всю жизнь совершала одни лишь глупости, тут он рассвирепел. Сам он может быть любого мнения о своих родственниках, но позволять чужим дурно отзываться о них — это уж извините!

— Семья есть семья, — торжественно закончил он. — Нет, эти Юло проявили бестактность… Я ведь не вмешиваюсь в их дела, а? Короче, я с ними рассорился и надеюсь никогда их больше не видеть.

Одна ссора вытеснила другую, но вторая мало волновала Поля. Воспоминание о вчерашней сцене ещё жило в нём, и он отнюдь не скорбел о разлуке с обитателями улицы Аиста. Вот разве только мадемуазель Мерль, которая так хорошо ухаживала за ним после того несчастного случая…

— Мадемуазель Мерль мы увидим в Париже, — сказала мама, когда он поделился с ней этими соображениями, — я пригласила её к нам. Она славная женщина.

— Но где Поль будет спать, когда вы уедете? — встревожился Николя. — Ведь вы не заберёте его с собой, дядя Эжен?

— О нет, правда, папа? — воскликнул Поль, побледнев при одной мысли о такой возможности.

Отец отодвинул стул. Лицо его омрачилось.

— Я ещё не подумал об этом, — недовольно ответил он, — но, по правде говоря, этот пострелёнок вполне заслуживает, чтобы я увёз его. Кто знает, что он ещё натворит, если его оставить без присмотра. Да и куда его деть? Ладно, завтра увидим. На сегодня хватит с нас переживаний.

— Но можно же найти ему и здесь местечко, дядя, — настаивал Николя.

— Здесь, при вашей тесноте! Нет, ты смеёшься! Ведь это тебе не ресторан брата Анри, где было так просторно…

И папа метнул разгневанный взгляд на «ничтожество», а тот как ни в чём не бывало продолжал молча осушать свой бокал.

— Ты преувеличиваешь, Эжен, — вмешалась тётя Мальвина, стараясь скрыть досаду. — Я прекрасно могла бы взять Поля к себе, но всё дело в Маринетте, дочке покойного Шуке. Ты, конечно, помнишь беднягу? Мать Маринетты умирает, я только что рассказывала Пьеру. Она взяла с меня слово, что девочка будет жить у меня, хотя бы первое время, пока мы придумаем, как с ней быть.

— Нет, ты неисправима! — вышел из себя папа и пожал плечами. — При ваших стеснённых обстоятельствах вам только этого не хватало! Но, надеюсь, твой муж…

— Мальвина права, — положив руку на руку жены, сказал господин Бланпэн. — Мы, разумеется, возьмём девочку к себе.

— А как же тогда я? — так печально спросил Поль, что мама привлекла его к себе и была уже готова на всё, чтобы только утешить его.

Папа встал и прошёлся по залу, пытаясь унять раздражение. Он повернулся на каблуках.

— Э, нет, хватит нежностей, Эдмея, пора положить этому конец, — буркнул он. — А тебе, зайчик, сказано: «Завтра видно будет». Понятно?

Поль не рискнул настаивать, и все расстались, обменявшись более или менее сердечными рукопожатиями и пообещав друг другу вечером снова встретиться.

— Я принесу пирожные. Главное, не готовь ничего, — прошептала мама на ухо тёте. — Ты думаешь, малышу можно будет остаться? Как это сделать? Эжен всё ещё нервничает.

— Не волнуйся, — сказала тётя Мальвина, целуя её, что-нибудь придумаем.

XVIII

В квартале Старого Порта долго помнили этот вечер и пирушку в «Полярной звезде». Сразу после обеда в таверну забежала Марианна узнать о здоровье Иветты, и тётя Мальвина через неё пригласила к себе в гости всю её семью. Пришлось одолжить стулья у булочницы, поставить ещё один стол; убрать шкаф, который занимал слишком много места, и вытащить не одну бутылку молодого сидра. Мама принесла два больших пакета с пирожными, которые Поль сам выбирал у кондитера на Большой улице, и, когда, чуть попозже, прибыл со всей семьёй господин Клуэ, нагружённый бутылками доброго старого вина, его встретили приветственными возгласами.

— Я всегда говорил, что в тот день, когда снова увижу моего Бланпэна, сделаю только одно: выпью с ним! — заявил он, сияя от счастья. — Ах ты, старый бродяга, вернулся всё-таки! И ни на иоту не изменился — можно подумать, что ходил прогуляться.

Поговорили о «прогулке», потом любовались парусником, не все вместе, а по очереди, чтобы не разбудить Лулу, который спал в комнате с сетями. Старый дядюшка, тщательно выбритый, неузнаваемый, показывал всем контр-бизань.