Толстый против похитителя дракона, стр. 14
Под уничтожающим взглядом Индюка Тонкий буквально ввинтился между ним и чьей-то мамой и, преданно глядя в пустоту перед собой, отчеканил:
– А я вчера так испугался! Ложимся спать, слышу – грохочет! Шум такой, – словно кулаком по железу. Ну, думаю, призраки в гостинице завелись… А это, оказывается, Елена Владимировна в лифте застряла!
Родители захихикали и наперебой принялись выкладывать все, что от них требуется:
– А мы здесь, внизу, сидели, слышим: крики, грохот!
– А я в бассейне была, все пропустила…
– И я в баре – музыка, ни черта не слышно!
– А я как раз к Светке собралась, смотрю, она летит мне навстречу…
Тонкий так и сидел, глядя перед собой, пытаясь запомнить и осознать все сведения, которые на него посыпались. Бар отметаем сразу: там и правда ничего не слышно, а еще куча народу, которая при случае подтвердит: да, этот человек был с нами и музеев не грабил, если вы тут на это намекаете. Кто слышал из комнаты или коридора, тоже не бог весть какая ценная информация. А что ценная? Если все так, как сообщила Светка, то надо говорить не про лифт, а про взрыв, даже, точнее, о том, что было до взрыва. До взрыва лично он, Тонкий, сидел с ребятами в номере. Там были почти все, кроме Лехи, Семена и той девчонки, с которой он разговаривал утром в столовой. А из взрослых – только дед. Тонкий глубоко вздохнул и продолжил опрос:
– Веселый был денек. А когда рвануло…
– Мы у Николая сидели.
– А мы в баре.
– А я носилась по этажам, искала, где все…
«Раз!» – Тонкий исподтишка разглядывал маму, которая носилась по этажам. Спокойно, мы не подозреваем всех подряд, а просто считаем тех, чье местонахождение в момент взрыва некому подтвердить. Если уж на то пошло, гораздо важнее, что было после взрыва…
– Мы смотрим в окно – салют! Бегом вниз, а лифт уже занят…
– А я по лестнице спустилась, – ответила та же мама. – Только пришлось возвращаться, потому что выход на первый этаж был заперт.
– У нас на втором – тоже…
– И на третьем.
– И на четвертом, и на шестом…
Тонкий про себя кивнул: значит, на момент взрыва выход на черную лестницу был открыт только на пятом этаже. Может, ерунда, а может, важно. Надо запомнить!
– А когда выбежали, уже все закончилось.
– А мы уже были в холле, только на улицу выйти. Снег, салют, красиво! И чего ребятам запрещают фейерверки? Новый год же скоро. Зря вы, Александр Семенович, с нами не пошли.
– Не пошли? – Тонкий вчера своими глазами видел, как Александр Семенович заходил с улицы. И у лифта с ним сталкивался.
Индюк изобразил смущение на лице:
– Дела! Все дела! Ну я же потом передумал!
Тонкий нервно сглотнул: спокойствие, только спокойствие! Мы не подозреваем всех подряд и особенно тех, кто нам не нравится. Мало ли, какие дела могут быть у человека вечером в гостинице! С его манией величия бар – тоже дело. Или бассейн. Хотя если уж на то пошло: Индюк ведет мастер-класс, может, и правда готовился с вечера?
– Вы тоже были в холле? – наугад спросил Тонкий.
Александр Семенович солидно промолчал, но чья-то мама (та, которая спросила: «Чего с нами не пошли?») ответила за него:
– Да, мы как раз собирались, он мимо проходил. Позвали с собой, а видишь: дела у человека. Он у тебя ведет мастер-класс?
– Не… А потом охрана пришла?
– Она вышла чуть раньше нас, ребята как увидели – и деру!
Больше всего хотелось спросить, где в этот момент были охранники и почему проворонили кражу. Они же всегда здесь: вон один – с газетой, вон второй делает вид, что поливает цветочки, а сам уши навострил… Музей в дальнем закутке, за гардеробом. Идя туда, миновать холл не получится, с обратной дорогой та же история. Вряд ли охранники, как маленькие, побежали смотреть салют. Либо их кто-то старательно отвлекал, причем два раза: пока вор пробирался в музей и обратно, либо… Нет, слишком просто. Надо будет у Светки спросить. Наверняка она вчера подслушала больше, чем Тонкий узнал за весь сегодняшний день.
– А мы еще погуляли потом. Погода-то какая! – некстати выдала чья-то мама.
– И мы тоже! Чего детей вечером не выпускают! Мы же с ними!
Гм… А может, и кстати! Вон сколько народу было на улице. У вора была тысяча и одна возможность спрятать награбленное в стоящий в лифте диван, не привлекая к себе внимания. Возможно, он даже сделал это не сразу, а подождал, пока все выйдут… Картину здорово портили охранники в холле. Кто их отвлек, а главное – как, если больше никто ничего не заметил. Взрыв, например, слышали все… Хотя Тонкий помнит, как возвращались с улицы. Может, и правда много народу осталось погулять, но в холле такая толпень была, пришлось посидеть на диване, чтобы дождаться, когда представится возможность пробиться к лифту. В этой толпе из музея что угодно можно вынести. Можно даже единолично оккупировать лифт, наплетя про лишний вес или клаустрофобию, а то и просто выпихнув предполагаемых попутчиков. Это бы запомнилось, надо у народа спросить. Значит, задача вора облегчается ровно вдвое. Как он проник в музей на глазах у охраны? Да тоже с толпой! Все спустились, и вор спустился. За спинами протиснулся мимо гардероба в музей. Вот еще зачем было нужно ослеплять камеру: он находился в музее дольше, чем требуется для кражи. Ждал, когда пойдут обратно. А потом…
– А мы сразу в номер пошли. Только пришлось посидеть в холле. К лифту было не протолкнуться.
– А мы раньше всех зашли спокойно…
– А мы вообще гуляли…
Человека, единолично оккупировавшего лифт на пути в номер, не вспомнил никто. Странно. Хотя, наверное, здесь не все, кто вчера ходил смотреть салют. И может быть, нужный свидетель сейчас спит себе в номере, ни о чем не подозревая. Где его теперь искать? Тонкий сказал: «До свидания», – и побрел прочь. У гардероба он зачем-то свернул и поглядел на закрытую дверь музея. Дверь как дверь, замки на месте, не сорваны. Но это он и раньше знал, только не помнил откуда: то ли Светка рассказывала, то ли Серый, то ли сам видел вчера на квадраторе охранников. Значит, у вора были ключи. А может, отмычка. А может… Много чего может быть. Надо подумать.
Глава XI
Разговорчики в воде
Бассейн работал круглосуточно, а Тонкий и не знал. Дежурный выдал ему полотенце, сказал: «Никого не утопи. Раздевалка там», – и уткнулся обратно в свой журнал. Тонкий вышел из душа и понял, что не прогадал: бассейн ночью – отличное место для размышлений. Двадцать пять метров хлорированной воды в длину и чуть поменьше в ширину, полумрак – наверное, чтобы не забывали: все-таки ночь на дворе. И никого! Тонкий булькнулся в теплую воду и подумал, что жизнь налаживается.
Верный крыс остался в раздевалке. Вряд ли ему придет в голову грызть банкетки и железные шкафчики. А больше ничего интересного там нет, так что не набедокурит, не сумеет. А здесь – полумрак, банкетки, стеллажи с мячами, черная полоска плитки на дне, Тонкий так и не понял зачем. Может, разделительная полоса, как на дороге? А вон там, за стеллажами, дверной проем. Без двери. И кажется, тоже поблескивает в полумраке вода. Лягушатник, что ли? Или второй бассейн?
Пока Тонкий раздумывал, что ему больше хочется: посмотреть, что находится за дверным проемом, или остаться в воде, в лягушатнике началось какое-то движение. Мелькнула черная тень, как будто пролетела над водой, и кто-то произнес:
– Никто тебя не найдет, кому ты нужен? – Говорили громко, а эхо разносило так, что казалось, будто говорящий здесь, совсем рядом. Вон, на соседней дорожке. Или даже ближе…
Собеседник отвечать не спешил. Он постонал, повздыхал и покряхтел, как старуха на грядке, и промолчал. А голос продолжал уговаривать.
– Просто сделай дело…
– А вдруг…
– Без вдруг.
– А репутация?
– Не смешно. Посмотри на себя!
– Я, между прочим…
– Как хочешь! Оставайся неудачником, никто тебя ни за что не тянет. А я найду того, кто согласится мне помочь…