Только в моих объятиях, стр. 24
— И на каньон Колтера тоже?
Флоренс увлекла Мэри к самому краю форта — здесь стоявшие на постах часовые, могли их видеть, но не могли слышать, о чем они говорят. Кивнув одному из солдат и нарочито небрежно вертя ручкой зонтика, она многозначительно подмигнула Мэри:
— А это зависит от того, кого вы спросите. Меня или кого-то другого.
— Тогда я спрошу вас, — открыто заявила Мэри.
— Ну так вот: я и сама не знаю.
— Не понимаю… — пробормотала Мэри, явно не ожидавшая подобного ответа.
— Вот и я не понимаю, — подхватила Флоренс. — И такова моя точка зрения. Зато все остальные уверены, что знают верный ответ.
Мэри глубоко задумалась. Ближайший к ним часовой так и пожирал глазами юную красавицу, а та его даже и не замечала. Флоренс подождала, пока они отойдут подальше и остановила Мэри, положив ей на плечо руку.
— Он хочет вас видеть, — чуть слышно сообщила старуха. — И сможет все объяснить гораздо лучше меня.
Сердце Мэри встрепенулось, словно пойманная птица. Зонт едва не выпал из обессилевших пальцев.
— Мистеру Маккею известно, что я здесь?
Флоренс с интересом наблюдала за Мэри. Щеки девушки покрылись едва заметным румянцем, а ярко-зеленые глаза, такие беспросветно-отрешенные накануне, мгновенно ожили и засветились любопытством и рассудительностью. Флоренс поняла, что Райдер не ошибся, когда решил, что девушка придет к нему в тюрьму.
— Вряд ли он стал бы звать вас к себе, если бы не знал, что вы здесь, верно?
Мэри обиженно поджала губы. Она действительно задала глупый вопрос, однако колкость оставалась колкостью.
— Вы можете устроить нам свидание? Или мне нужно обратиться к коменданту лично? — сухо поинтересовалась она.
— Я все устрою сама. Но только не раньше сегодняшнего вечера. Мой сын уже выехал куда-то в поле и не вернется до сумерек. — Флоренс удовлетворенно отметила, что проволочка нервирует Мэри. Что ж, тем лучше. Чем нетерпеливее будет девица, тем меньше рассудительности она проявит. Старуха на это и рассчитывала. — Только вам придется одеться в монашеское платье, — небрежно добавила она.
Мэри опешила:
— Монашеское платье? Но зачем?
— Разве это для вас проблема? — озабоченно нахмурилась Флоренс. — Райдер мне сказал, что вы монахиня. Я возражала, поскольку ничего не знала об этом, однако он сказал, что не находит в этом ничего необычного.
Мэри выдал румянец, заливший щеки. Она ничего не могла поделать со смущением при воспоминании о своем знакомстве с Райдером.
— А он не говорил, во что я была одета, когда мы повстречались впервые? — нерешительно спросила она.
— Нет, — ответила Флоренс. — Однако судя по тому платью, которое надето на вас сейчас, это наверняка было что-то милое.
Мэри от души рассмеялась. Ее громкий смех едва не оглушил Флоренс, испуганно отступившую на шаг, отчего Мэри рассмеялась еще громче. Даже часовые оглянулись: кто же это так смеется? Девичье веселье оказалось столь заразительным, что солдаты вскоре и сами заулыбались и захихикали, толком не понимая, что тут смешного. Флоренс и та вдруг поймала себя на том, что ее плечи содрогаются в такт смеху Мэри.
А на другом конце форта, под окном камеры, весь обратившись в слух, завороженно застыл Райдер Маккей. Ему казалось, что он ощущает колебания воздуха, сотрясаемого звонким смехом Мэри. И он пил эти звуки, жадно раскрыв губы.
Эти сочные, живые звуки были наделены даже вкусом: как только они коснулись языка, Райдер ощутил вкус свободы…
Глава 5
У Гарри Бишопа земля ушла из-под ног. Во всяком случае, стул, на котором он сидел, каким-то невероятным образом выскочил из-под него при появлении сестры Мэри Френсис. Бедолага еле успел подхватить его и едва не грохнулся сам. Если он и хотел принести какие-то извинения за неловкость — они так и остались при нем, поскольку от неожиданности у часового пропал дар речи. Дело в том, что Гарри Бишоп, уроженец Бостона, имел счастье восемь лет проучиться в приходской школе. Он твердо верил в то, что эти годы, проведенные под бдительным оком преподобного отца О'Доннелла и святых сестер, стали отличной школой для мальчика, которому предстояло встретиться с армейской дисциплиной. К примеру, незабвенная сестра Элизабет умела водворить тишину в разбушевавшемся классе со сноровкой, сделавшей бы честь любому бравому сержанту регулярной армии.
— Успокойтесь, — безмятежно промолвила Мэри. — Часовой не обязан отдавать честь, стоя на посту.
Гарри ошалело мигнул, только теперь заметив, что его правая рука застыла на полпути к козырьку кепи.
— Монашеская одежда, — прошептал он.
— Да, — сухо подтвердила девушка. — Именно это сейчас на мне надето.
Гарри снова мигнул, пытаясь собраться с мыслями:
— Нет, я хотел сказать, что это из-за…
— Я сбила вас с ног, рядовой, — закончила за него Мэри. — Я понимаю, что вы имеете в виду.
Ошалело тряся головой, Гарри почесал в затылке и прошептал чуть слышно:
— Сестра, которая шутит… Если только это не розыгрыш. — И он внимательно окинул ее взглядом с головы до ног:
— Вы приехали вчера, с Салливанами!
— Верно. Я — родная сестра миссис Салливан.
— Но я не знал, что вы монахиня!
— По-моему, вы должны понимать, насколько не подходит подобное одеяние для здешнего климата, — ответила Мэри, проведя ладонью по черному платью. — По крайней мере в дневные часы. Потому что вечер мне показался весьма прохладным.
— Точно так, сестра…
— Мэри Френсис.
— Сестра Мэри Френсис, — покорно повторил Гарри.
Он видел, как девушка гуляла утром с Флоренс Гарднер. И теперь старался выкинуть из головы сластолюбивые мечты, порожденные созерцанием ее свежего личика. Даже подумать страшно, какая епитимья ждет несчастного, уличенного в похотливых мыслях в отношении монахини!.. Оставалось уповать на то, что в оправдание ему зачтется неведение… вот только зачтется ли? Пожалуй, лучше всего постараться по мере возможности загладить свою вину. Рядовой сам не заметил, как снова взял под козырек.
— Чем могу служить, сестра? — спросил он, как когда-то учили их в школе.
— Я пришла навестить заключенного, — ответила она. — Насколько мне известно, на это есть разрешение коменданта.
Гарри знал, что из Техаса должен был приехать свяи щенник, и все же появление Мэри выглядело слишком странно.
— Вы сами получили разрешение у генерала? — спросил он.
Мэри сочла, что разрешение генерала, полученное через его мать, ничуть не хуже, и ответила:
— Да. — Ей и в голову не могло прийти, что Флоренс Гарднер отчаянно лгала. Вот и рядовому Бишопу не могло прийти в голову, что сестра Мэри говорит не правду.
— Очень хорошо. — И он кивнул на саквояж в руках у Мэри:
— А что там?
Мэри подошла поближе и поставила саквояж на стол Гарри, предоставив ему осмотреть толстую Библию (Флоренс настояла, чтобы Мэри обязательно взяла ее с собой), свежую одежду, сапожную ваксу и бритвенный прибор. Убедившись, что Гарри разглядел все, Мэри промолвила:
— Человек имеет право умереть достойно, каким бы грешником он ни был.
Гарри с трудом сдержал улыбку. И как все эти монахини помешаны на чистой одежде — как будто она может прибавить человеку достоинства!
— Ладно, — сказал он, — можете взять это с собой — если только Маккей обратит на вас внимание. Если он заупрямится, то я позабочусь, чтобы он получил эти вещи потом.
— Господь благословит вас за доброту.
— Сюда, сестра Мэри. Я подам вам стул, — засуетился Гарри, чувствуя себя так, словно на него и впрямь снизошла благодать.
Мэри, безмятежно улыбаясь, проследовала за часовым в распахнутые двери тюрьмы, внутри которой имелось три камеры, но обитаемой была только одна из них. Мэри затаила дыхание, когда Гарри встал перед решеткой.
— Маккей, к тебе гости, — окликнул он арестанта.
Райдер лежал на нарах, закинув руки за голову и уставившись отсутствующим взором в распахнутое окно. Он не потрудился даже посмотреть на Гарри Бишопа.