Полный порядок, Дживз!, стр. 31

ГЛАВА 15

Я прищурился. Сумерки сгустились, и, соответственно, видимость оставляла желать лучшего, но тем не менее было ещё достаточно светло для того, чтобы разглядеть Тяпу, а когда я его разглядел, то проникся убеждением, что мне станет куда легче на душе, если мы окажемся по разные стороны доброй, старой, крепкой дубовой скамейки. Думаю, не надо объяснять, что я стартовал как ракета и в мгновение ока очутился там, где хотел.

Моя изумительная реакция произвела нужное впечатление. Тяпа явно растерялся. Он остановился как вкопанный и обескураженно посмотрел на каплю пота, катившуюся по моему носу.

— Так! — воскликнул он, приходя в себя, и, по правде говоря, я удивился, дальше некуда. Я имею в виду, мне казалось, восклицания вроде «Так!», или «Квота!», или «Эврика!» можно прочесть только в книгах, а в жизни нормальные люди таких слов не говорят. Тем не менее Тяпа сказал: «Так!», и с этим теперь ничего уже нельзя было поделать. Мне оставалось лишь смириться с тем, что он книжный червь, и действовать, исходя из ситуации.

Кто-кто, а Бертрам Вустер не мог не заметить, что бедный старина Тяпа был на взводе. Я не стану утверждать, что из глаз его вырывалось пламя, но искры из них сыпались, я сам видел. Что же касается всего остального, то руки у него были сжаты в кулаки, уши дёргались, а скулы ходили ходуном, словно он тщательно пережёвывал бифштекс. Из его головы торчали ветки и веточки, а сбоку в волосах запуталась пчела, которая наверняка заинтересовала бы Гусика Финк-Ноттля. Меня она, по правде говоря, совсем не интересовала. Честно признаться, мне было не до пчёл.

— Так! — повторил он.

Тот, кто хорошо знает Бертрама Вустера, разбуди его ночью, поведает вам, что он, Бертрам Вустер, в минуты опасности умеет мгновенно находить выход из любого положения. И чем сильнее опасность, тем хладнокровнее и решительнее он действует. Кто, например, схваченный неумолимой рукой закона в ночь после регаты между Кембриджем и Оксфордом и отправленный в полицейский участок на Вайн-стрит, мужественно назвался Юстасом Х. Плимсолом и таким образом не позволил вывалять в грязи и предать ненужной гласности благородное, древнее имя Вустеров? А кто:

Впрочем, не буду хвастаться. Мой послужной список говорит сам за себя. Три раза фараонам удавалось меня сцапать, но ни одного, ни единого раза мне не выносили приговор под моей настоящей фамилией. Кого угодно в «Трутне» спросите, и вам скажут, что я говорю чистую правду.

В настоящий момент ситуация с каждой секундой обострялась и грозила стать неуправляемой, но я не потерял голову. Можете мне поверить, я сохранил присутствие духа. Широко, по-дружески улыбаясь и надеясь, что Тяпа разглядит мою улыбку, несмотря на темноту, я сердечно и весело произнёс:

— Привет, Тяпа. Это ты?

Он ответил, что я не ошибся.

— И давно ты здесь?

— Давно.

— Замечательно. Я как раз тебя искал.

— Ты меня нашёл. Выходи из-за скамейки.

— Спасибо, старина. Мне и здесь неплохо. Люблю прислоняться к чему-нибудь прочному. Хорошо, когда есть на что опереться.

— Не пройдёт и двух секунд, — пообещал Тяпа, — и тебе станет хорошо на всю оставшуюся жизнь. Ты будешь опираться на костыли, пока тебя не похоронят.

Я поднял брови. Вряд ли он заметил мой недоумённый жест в темноте, но мне так было спокойнее.

— И это говорит Хильдебранд Глоссоп?

Он опять заверил меня, что я не ошибся, и добавил, что, если у меня возникли сомнения на этот счёт, я могу подойти к нему поближе и сам во всём убедиться.

Я вновь поднял брови.

— Знаешь, Тяпа, мне бы не хотелось, чтобы наш дружеский разговор проходил в столь язвительном тоне. Не знаешь, кстати, слово «язвительный» тут подходит?

— Нет, не знаю, — ответил он и заскользил вдоль скамейки.

Очевидно, если я хотел как-то выкрутиться, необходимо было срочно объяснить ему, в чём было дело. Тяпа продвинулся уже футов на шесть, и хотя, пока он ко мне приближался, я от него удалялся, одному богу было известно, когда данное равновесие нарушится.

Сами понимаете, я не стал медлить и сразу взял быка за рога.

— Догадываюсь, о чём ты думаешь, Тяпа, — сказал я. — Если ты торчал и этих кустах, пока мы беседовали с Анжелой, мне кажется, ты всё слышал.

— Тебе кажется правильно.

— Вот как? Ну хорошо, давай не будем обсуждать нравственную сторону твоего поступка. Нам это ни к чему. Само собой, — таково мнение большинства, подслушивать и подглядывать неприлично, и многие пуристы, как называет их Дживз, наверняка поджали бы губы, покачали бы головами и вспомнили бы о правилах хорошего тона, но мы обойдём этот вопрос стороной. Мне бы не хотелось ранить твои чувства, старина, но всё-таки я, хоть мы говорим не об этом, считаю твоё поведение недостойным англичанина. Да, Тяпа, старина, ты не можешь не согласиться, что ни один джентльмен-англичанин так не поступил бы.

— Я шотландец.

— Правда? Впервые слышу. Просто удивительно, никогда не подумаешь на человека, что он шотландец, если он не кричит через слово: «Ох, ах!» и зовут его не Мак-как-там-дальше. И кстати, — продолжал я, подумав, что не мешает перевести разговор на другую тому, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, не смог бы ты удовлетворить моё любопытство по поводу национального шотландского кушания? Чем начиняют бараний рубец? Этот вопрос почему-то всегда меня мучил.

Судя по тому, что вместо ответа он перепрыгнул через скамейку и попытался меня схватить, у него не возникло желания удовлетворять моё любопытство.

— Однако, — торопливо произнёс я, в свою очередь перепрыгивая через скамейку, — бараний рубец может подождать. Мы, кажется, говорили о том, что, пока ты сидел в кустах, тебе было слышно каждое моё слово.

Тяпа быстро начал двигаться вдоль скамейки в северо-северо-западном направлении. Я последовал его примеру курсом на юго-юго-восток.

— Несомненно, ты был удивлён тем, что я сказал.

— Ничуть.

— Что? Разве мои замечания не показались тебе несколько странными?

— От предателя, труса и шелудивого пса я ничего другого не ждал.

— Дорогой мой, — запротестовал я, — ты сегодня явно не в форме. Туго соображаешь, что? Я не сомневался, ты с первой же секунды догадаешься, что всё это — часть тщательно разработанного мною плана.

— Подожди, я до тебя доберусь, — пообещал Тяпа, с трудом удерживая равновесие после того, как чуть было не схватил меня за грудки. Дело запахло жареным, а так как мне не могло везти до бесконечности, я торопливо принялся излагать Тяпе суть дела.

Отчётливо выговаривая каждое слово и продолжая двигаться в противоположном от него направлении, я поведал Тяпе о тех чувствах, которые испытал, получив телеграмму от тёти Делии; как я решил прийти к нему на помощь и отправился в Бринкли-корт на машине, обдумывая по дороге сложившуюся снтуацию, и как в результате я составил план, который всех должен был устроить. Я объяснил всё ясно и просто и поэтому был поражён, когда Тяпа сквозь стиснутые зубы объявил, что не верит ни одному моему слову.

— Но почему, Тяпа? — спросил я. — В чём я мог тебе солгать? Что вызывает у тебя подозрения? Откройся мне, Тяпа.

Он остановился, тяжело дыша. Тяпу, что бы там не выдумывала Анжела, никак нельзя было назвать толстяком. В течение долгих зимних месяцев он постоянно торчал на футбольном поле, пиная ногами мяч, а летом редко выпускал из рук теннисную ракетку.

Но, сидя совсем недавно за столом и справедливо полагая, что после вчерашней болезненной сцены в кладовке терять ему больше было нечего, он набросился на еду, словно голодал целый год, а, сами понимаете, обед, приготовленный Анатолем, заставил бы потерять подвижность даже чемпиона мира. А говорю я это к тому, что пока я пытался наставить Тяпу на путь истинный, объясняя ему моё поведение, мы продолжали ходить вокруг скамейки, но двигались всё медленнее и медленнее, совсем как в той игре, где на потеху толпе придурков огромный электрический пёс гонится за тощим электрическим зайцем.