Волчьи ягоды, стр. 11
— Учти, это так, сказки! Я и ошибиться могу. Не господь Бог…
— Я понимаю, — так же быстро согласился Володька. Помолчал немного и жадно спросил: — Но откуда они берутся, те оборотни?
Взгляд Романа Феоктистыча стал пронзительным. Он осторожно заметил:
— Если верить тому, что пишут: они всегда были.
— Э-э… а сам ты как думаешь?
— Думаю: человек раньше много больше умел, чем сейчас. И вот этим, — старик выразительно постучал себя по лбу, — мог пользоваться. А сегодня…
Он грустно посмотрел на мальчика:
— Кто знает, какая информация там содержится? Мы ж даже прочесть не можем. Близок локоток, да не укусишь…
— А при чем тут оборотни?
— Оборотни-то? Думаю, когда-то человек другим был, обличье свое вольно менял. И на четырех ногах бегал, и на крыльях в воздух поднимался. Может, предки наши вообще из другого мира сюда попали…
Володька изумленно уставился на прадеда.
— И что?!
— Вырождаться начали, а ты как думал? Со временем. Человек, он не может долго жить… как бы это половчее-то? Ага, вспомнил! Вне сообщества себе подобных. Что-то забывать стали. Потом, мыслю, вообще поразбежались. Новые обычаи появились, новые табу…
Старик вздохнул:
— Вот и появились позже племена, которые начали зверей своими предками считать. А тех, кто еще не потерял умения перекидываться, едва ли не за святых держали. Как же, через них дух предка являлся …
— А потом?
— Что — потом? Прошлое-то забыли, в новой жизни ему места не оказалось. Человеческое тело клеткой стало…
— Но ведь оборотни остались? Раз о них говорят, пишут, раз о них не забыли?
— Считай, нет. Та информация, что здесь, уверен, записана, — старик опять стукнул себя по голове, — для нас закрыта. А оборотни…
Володька затаил дыхание. Роман Феоктистыч замялся, подбирая слова:
— Иногда… Ну, я так думаю… Что-то вдруг стимулирует мозг, и запись срабатывает. Часто неожиданно для самого человека. И не всегда ему на пользу.
— Это как?
— А так. Если человек к этому не готов… Сам посуди, так ведь и с ума сойти недолго. Кто знает, может, отсюда и все эти жуткие истории про оборотней.
Роман Феоктистыч вдруг встал и сурово посмотрел на внука:
— Ты, волчонок, об этом пока забудь! Мал еще. Это не игры на лужайке, поверь на слово. И учти, как человеческое тело клеткой стать может, так и волчье. А уж что страшнее…
Володька поднял на деда умоляющие глаза:
— А волчьи ягоды?! Они… они действительно в волка перекинуться помогают?
— О Господи! Да кто тебе только подобные глупости наболтал?! Небось, местных сказок наслушался?
Мальчик робко кивнул.
— Дурость все это, понял? Дурость и суеверия! И не вздумай всю эту дрянь в рот тащить — траванешься, как пить дать! Усвоил, нет?
Володька промолчал. Роман Феоктистыч обеспокоенно воскликнул:
— Да не торопи ты события! Подрасти для начала!
Володька встал и в упор посмотрел на деда:
— А почему ты меня волчонком зовешь?
— Потому что ты он и есть, — отрезал Роман Феоктистыч. — Глупый, нетерпеливый щенок!
Володька набычился. Старик невнятно выругался сквозь зубы. Ухватил за лапы разделанных глухарей и, уходя в дом, рыкнул:
— Чтобы я больше от тебя про оборотней и не слышал! Ни единого словца! Ты меня хорошо понял? А то живо в город спроважу. Первым же поездом. Будешь там на пару с отцом выхлопными газами дышать. Тоже мне, оборотень нашелся! Паршивец… Сопляк…
Не успел разъяренный дед скрыться в доме, из-за большущей ели светлой тенью вынырнула Маруська. Сочувственно улыбнулась Володьке и тонюсеньким голосочком воскликнула:
— Ты не верь ему! Про волчьи ягоды — это все правда! Бабушка моей бабушки с его женкой дружила. Честно. И та ей сама рассказывала. Волчьи ягоды твоему деду от погони уйти помогли. Волком. Точно это.
— Подслушивала?! — прорычал Володька.
— Ага, — пробормотала Маруська, отступая на шажок к ели. Шмыгнула носом и, оправдываясь, пискнула: — Интересно же, страсть как…
— Интересно ей! — гаркнул Володька. — А если б дед тебя увидел?!
— И что? — ничуть не испугалась Маруська. — Он-то знает, что я знаю. В нашей деревне все знают.
— Знает, знаю, знают… Заладила! Глупости все это! Дед сам сказал!
— Сказал! Потому как он за тебя боится! А ты дурак, что поверил!
— Что?! — танком надвинулся на языкатую малявку Володька.
Маруську будто ветром унесло в лесок. Володька растерянно завертел головой: он даже не успел заметить за какие именно деревья скользнула шустрая девчонка.
Володька в сердцах двинул кулаком по ближайшему стволу и едва не взвыл от боли. Он нехотя поплелся к крыльцу. А в спину ему жалобно протянули:
— Значит, ты уже не хочешь волком быть?
Володьку как пчела ужалила, до того он резво развернулся. Но осторожная Маруська на глаза ему не попалась.
Володька показал молчаливому лесу внушительный кулак и зло проворчал:
— Ну, сунься только! Шпик-контора!
ГЛАВА 8
ЗА ВОЛЧЬИМИ ЯГОДАМИ
Дня два Володька осторожничал и провел их в прежнем режиме. Ходил к Ленке поболтать о Питере и о Ленкиной любимой группе «Високосный год». С большим аппетитом уплетал вкуснющие пироги бабки Анфисы, встречающей его всегда очень приветливо. С удовольствием сидел с Пашкой над омутом с удочками и с гордостью передавал деду на уху крупных, довольно жирных окуней. Купался в местной речушке до одури…
Словом, успокаивал внимательно приглядывавшего за ним старика. Тот даже в лес эти дни не уходил! И постоянно показывался в деревне, как бы напоминая внуку, что он под контролем.
А вот на третий день…
Проснулся Володька не сам, его разбудил Пашка, за спиной которого болтался огромный короб из бересты.
— Ты что? Солнце только встало, — с трудом продирая глаза, пробормотал мальчик.
— Ну ты даешь! — весело возмутился Пашка. — Только! Да уж с час, не меньше!
Сонный Володька кое-как проморгался. Неохотно сполз с постели и сладко зевнул:
— Куда это ты собрался?
— За морошкой. Бабушка сказала — пора. На Алексином болоте ее уже полно. Там всегда самая первая спеет. Пойдешь со мной, нет?
— Конечно!
Володька подергал за носик примитивный умывальник. Побрызгал в лицо согревшейся за ночь водой, размазал ее и обернулся к приятелю:
— Мы одни пойдем, что ли?
— Ну да!
— А Ленка?
— Сказанул! А комары?
— Значит, не пойдет?
— Не-а. Сказала: поможет ягоды на варенье перебрать. Ну, бабке. И ладно. Я это дело жуть как ненавижу!
Володька торопливо схватил со стола большую тарелку с творогом и медом и, уплетая изумительно вкусный творог, пробормотал:
— Ты деда моего на улице видел?
— Нет. Наверное, он в лес отправился.
— Это хорошо. Значит, до вечера я точно свободен.
Володька сполоснул посуду. Наполнил водой фляжку. Сунул в небольшой рюкзачок полбуханки хлеба и немного холодной птицы. Озадаченно поскреб затылок и обернулся к приятелю:
— Слушай, а где б мне короб такой же раздобыть? Ну, как у тебя.
— В сенях смотрел? У моей бабки они там под потолком подвешены…
— Нет еще.
— Так пошли.
Под потолком действительно оказалась целая связка разнокалиберных корзин. Пара из них почти не отличалась от Пашкиной. Глубокие, с крышками и широченными брезентовыми лямками.
— Классные! — восхитился Пашка, одобрительно ощупывая лямки. И огорченно кивнул на свою корзину. — Моя куда хуже.
— Почему?
— Громадная, зараза! И лямки дурные: плечи резать будут.
— Так возьми дедов короб. Их же два. Потом вернем.
— А ругать не будет?
— Думаю, нет.
— Ладно. Рискну.
Мальчишки выбрались из дома. Володька настороженно осмотрелся.
— Ты чего? — Пашка тоже закрутил головой.
— Да так. Надеюсь, эта шмакодявка, Маруська, еще дрыхнет.
— А то! Сейчас только пятый час. Конечно, спит.