Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем, стр. 8

Глава 2

Было уже за полдень, когда Галица добрела до Ратиславля. Варга Лютомер со своими бойниками уже успел сделать все свои дела и отправился обратно – она видела его, подходя к валу, но он на нее даже не глянул. Молодая женщина и без того находилась в не лучшем настроении, а теперь в сердце кипела злоба на весь свет. Только кого она занимает, ее злоба или ее любовь? Бывшая роба, дочь иноземной пленницы и неведомого отца, домашняя утварь, все равно что лавка или лохань!

А разве она чем-то хуже других? Галица была стройной женщиной – тонкой в поясе, с длинными ногами и высокой грудью, так что многие мужики оглядывались, когда она проходила мимо, одетая только в рубаху из небеленого льна. И лицо ей досталось не из худших – с довольно правильными чертами, немного вздернутым носом, желтовато-серыми глазами и длинными черными ресницами. Она могла бы быть привлекательной, если бы не портил ее улыбки выступающий верхний клык с правой стороны, какой-то особенно белый и выдвинутый вперед из ряда зубов. Из-за этого клыка ее дразнили в Ратиславле упырицей, но она никогда не обижалась, а только улыбалась всякому, глядя, как собака, так умильно и примирительно, словно говоря – ну я же такая безобидная, какой же вред от меня может быть? Но несмотря на это показное дружелюбие, в Ратиславле ее не любили, женщины сторонились, да и мужчины, заглядевшись было, потом отворачивались и сплевывали на всякий случай.

На княжьем дворе шевелилась обычная дневная суета.

– Явилась! – так приветствовал Галицу ключник Крыка, хромой, но шустрый мужик с дремучей рыжей бородой.

Он возглавлял княжескую челядь, состоявшую из пленников, в разные годы захваченных в походах. К этим людям принадлежала и мать Галицы – еще молоденькой девушкой она попала в плен во время похода на северскую землю. Большую часть пленников князь Братомер тогда продал варягам, которые охотно скупали полон, захваченный в межкняжеских сражениях, и возили в Итиль продавать арабским купцам. А молодую девушку с бойкими глазами тогдашняя старшая княгиня Темяна оставила себе в услужение. Как ее звали, она не говорила, и ее стали называть просто Северянкой. Здесь она прожила жизнь, родила дочь, выкормила Хвалиса, сына такой же пленницы, только от князя, и умерла несколько лет назад. Когда новорожденному Хвалису потребовалась кормилица, князь Вершина подарил недавно родившую Северянку Замиле, и с тех пор ее дочь тоже считалась собственностью младшей князевой жены. После смерти матери Галица осталась одна на всем белом свете, не зная ни своего отца, ни даже имени сгинувшего материнского рода. Несколько лет назад, когда Галица нашла себе жениха, Замила уговорила мужа отпустить ее на свободу и даже собрала кое-какое приданое. Но вскоре Галица овдовела, а в семье мужа не прижилась и вернулась в Ратиславль.

– Где ты бегаешь, лешачиха, с самого рассвета нет тебя! – ворчал Крыка. Сам такой же раб, он, однако, гордился связкой ключей на поясе и строго следил, чтобы челядь не бродила без дела.

– Ну что ты, Крыкушка, с самого утра злой такой! – умильно улыбаясь, примирительно заговорила женщина. – Ты не помнишь разве, я у тебя вчера просилась к Овсяничам, меня и Замила посылала.

– Так то вчера!

– Я и дома не была с тех пор, мне еще велено было зайти Мешковичей проведать, вот я зашла, да и задержалась.

– А пироги где? Они обещали прислать. – Крыка огляделся.

– Так Немигиной боярыне снесла.

– Вот дура баба! – Ключник аж хлопнул себя по коленям в досаде. – Дождешься ты у меня, лешачье отродье! Весь день дома не была, бегала незнамо где, не ночевала, да еще и с пустыми руками пришла! А работать за тебя кто будет? Тебя зачем здесь кормят?

– Пришла? – Галицу окликнула другая челядинка, по имени Новожилка. – Замила тебя спрашивала. Велела, как придешь, сразу к ней идти.

– Вот видишь, батюшка! – Галица широко улыбнулась, будто ничуть не держала обиды за все эти попреки. – Хозяйка меня зовет. Я пойду к ней, ты уж не серчай.

– Как придешь, сразу за жернов, у нас гости, хлеба надо больше! – прокричал Крыка вслед, когда она уже пошла к двери.

Владения хвалиски Замилы состояли из двух клетей, разделенных деревянной перегородкой, и в каждой имелась своя печь. В большей половине обитали дети и собственная челядь младшей жены, а меньшая служила спальней ей самой и по большей части – князю Вершине. Двадцать лет назад молодому тогда еще княжичу Вершиславу Братомеровичу вздумалось ограбить караван купцов, шедших из Хорезма через Волгу дальше на северо-запад. Продавая им собольи шкурки, он заметил, что серебра у покупателей осталось еще предостаточно, и решил взять его более простым способом. Налет почти удался, не считая того, что половину серебра купцы успели опустить где-то в реку и его так и не нашли. Зато среди добычи обнаружилась молодая смуглокожая рабыня, которую возил с собой один из погибших купцов. Вершина забрал ее себе и вскоре так полюбил, что стал считать своей законной женой. Первое время пленница очень дичилась, не понимая ни слова по-славянски, отказывалась есть пищу, приготовленную руками «неверных», никак не желала появляться на людях с открытым лицом. Умываться она ходила только на реку, отказываясь от обычной лохани, и горько плакала, когда из-за подступающих холодов купаться в Угре, куда она отправлялась по вечерам, стало нельзя.

Но постепенно эти ее «странности» прошли: голод и холод не тетки, а без присутствия на пирах и праздниках она никогда не смогла бы утвердиться в положении законной жены. А забраться повыше ей хотелось: смуглянка оказалась весьма честолюбива. Конечно, Вершина не мог назвать княгиней хвалиску и бывшую робу, когда в его доме жили сперва Семилада, а потом Володара – знатные женщины из рода князей, волхвов и воевод. Но Замила, хоть и звалась младшей женой, жила не хуже старших, щеголяя не менее дорогими одеждами и украшениями, посудой, разными ценными и забавными вещичками, которые иной раз привозил с далеких торгов расторопный Вышень.

Теперь, по прошествии двадцати лет, она оставалась еще красивой, хотя стройный некогда стан расплылся после четырехкратных родов – двое первых ее детей умерли совсем маленькими, – а возле огромных темных глаз появились морщины. Ее сын, который поначалу почти не отличался от прочих холопьих детей, рос со своей молочной сестрой, они играли вместе, в то время как другие дети сторонились смуглого и темноволосого сына хвалиски. Многое их роднило: и Хвалис, и Галица родились от матерей-пленниц, одиноких, чужих и бесправных в Ратиславле. Одиночество и нелюбовь окружающих сблизили женщин. Со временем их положение стало сильно различаться: князь Вершина, привязавшись к Замиле, возвысил ее до положения жены и матери наследника, и вот уже много лет она одевалась в лучшие привозные ткани, имела в своем распоряжении две клети и собственную челядь, а Северянка так и оставалась робой до самой своей смерти, но Замила не забывала прежней дружбы, доверяла ей и во всем с ней советовалась. После смерти матери эту дружбу унаследовала Галица и была постоянной, хотя и тайной советчицей хвалиски.

Войдя, Галица застала в клети не только саму Замилу, но и Хвалиса. При виде нее княжич в нетерпении встал.

– Ну, что? – воскликнул Хвалислав. – Удалось?

– Здравствуй, княгиня, и ты, княжич, сокол ясный! – Галица низко поклонилась. – Как твое здоровье, заря ты моя ненаглядная?

– Ничего, – обронила хвалиска. – Ты говори лучше. Ты была у них? Все сделала?

– Сделала я, сделала, матушка моя, – Галица поклонилась. – Заговорила я пирожок крепким заговором, чтобы в сердце девичье страсть горячую, пламя палючее вложить. И съела она пирог, и вошел в нее Ярилин дух. Теперь сладится дело. Завтра она на тебя, сокол ты наш, уже совсем другими глазами смотреть станет. Получишь ты невесту знатную и добрую, все будет, как сам захочешь. Только вот еще что…

– Что?

– А вот что. – Галица подошла поближе к хозяйке, склонилась и зашептала: – Сокол-то наш не только за невесту сражается, ему еще за престол отцовский побороться бы надо. А мешает ему только Лютомер, потому как после Лютомера он – старший. Кабы не оборотень, то сокол наш уже сейчас мог бы наследником зваться, и тогда не такие еще невесты наши были бы, как Далянка Немигина. Тогда бы к нему княжны иноземные сами прибежали.