Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем, стр. 13

Князь Вершина понимал, что его второй сын, которому он дал княжеское имя, совершает ошибку. Если бы Хвалислав пошел в Варгу, как другие юные Ратиславичи, и сумел наладить отношения с парнями, стать для них своим, то его отчуждение навсегда закончилось бы. Но спорить с младшей женой князь не стал. В глубине души он понимал справедливость ее опасений: если отроки захотят избавиться от чужака, на Волчьем острове им это сделать проще простого. И ответа не спросишь – в лесу он принадлежит только «волкам», прочие родичи не имеют на него никаких прав. В итоге оказались правы все: Хвалис остался жив и здоров, но от молодых Ратиславичей, прошедших через Варгу как положено, его теперь отделяла еще более высокая стена, чем в детстве. Даже мальчишки, кому двенадцати еще не исполнилось, дразнили его – дескать, кто в Варге не бывал, тот навек малец беспортошный!

– А что бойники! – в гневе закричал Хвалис, которому сразу вспомнились все эти насмешки. – Только там мужчиной быть учат! Да я и без бойников такое умею! Сейчас увидишь!

Схватив Далянку в объятия, он попытался опрокинуть ее на траву. Девушка вскрикнула, а Лютава выскочила из-за орехового куста и гневно приказала:

– А ну отпусти ее! Ярь заиграла, так я тебе сейчас оторву, в чем играет!

Хвалислав обернулся и выпустил из рук Далянку; на его лице отразились злость и досада, на лице девушки – облегчение. Лютава смотрела на него с гневом и негодованием: ее решительный вид и крепкая, ловкая фигура выражали готовность, если надо, не ограничиться одними словами.

В глазах Хвалиса горела такая ненависть, что, казалось, вот-вот взглядом он проткнет Лютаву насквозь. За ней стояла та самая Варга, которая теперь не давала ему чувствовать себя равноправным среди мужчин. Лютава подумала, что он готов ее убить, причем в прямом смысле. Но слишком близко была поляна, люди, а их тут две – с двумя сразу не справится.

– Выследила… волчица! – задыхаясь, бросил Хвалис и, не прощаясь, пошел прочь.

Его черноволосая голова и спина в белой праздничной рубахе скрылись среди зелени. Лютава и Далянка молча переглянулись.

– Небось матушке жаловаться побежал! – презрительно обронила Лютава.

Хвалиску Замилу она не любила, как и другие угрянские женщины не любили чужачку, забравшую над князем Вершиной слишком много власти.

– Боюсь, как бы не было у него с матушкой уговорено, – опасливо заметила Далянка. – А через матушку – и с батюшкой. Вот пришлет твой батюшка свататься – а мой-то откажет ли ему?

Но Хвалислав не собирался жаловаться матери – он уже давно вырос, и ее чрезмерная опека его раздражала. Сейчас он не хотел видеть ни мать, ни кого-либо другого. На луговине еще разносилось пение вразнобой – каждый уже пел свое, раздавался смех, но народу возле догорающих костров поубавилось. Те парочки, что приглянулись друг другу, уже разошлись по роще, и только Лютомеровы бойники, которым после праздников некуда вести невест, еще плясали в хороводе с девушками, не выбравших пока женихов.

Хвалислав не хотел возвращаться к кострам, да и его злое, замкнутое лицо непременно обратило бы на себя внимание. А если его заметят, то сразу догадаются, что произошло! Его увлечение Далянкой ни для кого не составляло тайны и никого не удивляло – по ней страдали многие. Но Хвалису была нестерпима мысль, что вся Угра будет знать о его унижении. Болело сердце, раненное отказом, и не желало смириться с мыслью, что это навсегда, что девушка потеряна окончательно. Пока Далянка не замужем, он не хотел отказываться от надежд.

Но она уже второй год носит девичий венок! Этот год для нее последний! И если в ближайшее время он не найдет способ ее получить, то осенью Далянка станет женой кого-то другого.

– Не грусти, сокол ясный! – произнес за спиной тихий женский голос.

Вздрогнув от неожиданности, Хвалислав обернулся. Позади, в тени опушки, стояла Галица.

– Чего пришла? – буркнул Хвалислав. – Тоже жениха себе ищешь? Вон, поди из волков кому-нибудь подмигни: им девки не дают, они и тебе рады будут!

– Не за ними я пришла, а ради тебя, – шепнула Галица и села на траву позади него, словно прячась от взглядов за спиной своего молочного брата. – Ну, что? Ты ходил к ней?

– Ходил! – Хвалис в досаде хлестнул по траве сорванной веткой. – Не вышло ничего! Зря пропала твоя ворожба!

– Не могла моя ворожба пропасть. – Галица покачала головой. – Разве что помешали…

– Лютава тогда. Волчица!

– Она могла… – задумчиво согласилась Галица. – Она могла увидеть… Ну да ты не грусти. И на нее найдется управа. Не печалься, сокол мой, скоро все желания твои сбудутся. Ступай лучше в хоровод, чтобы люди не косились.

Она отступила назад и словно растворилась в темнеющем лесу. Хвалислав поднялся и неохотно побрел к кострам, тщетно стараясь придать лицу такое выражение, будто ничего не случилось. На его счастье, к нему никто сейчас не присматривался.

Впереди раздались дружные крики: подожженное колесо покатилось по обрыву в реку, разбрасывая искры, и пламя его вилось по ветру, как грива Ярилиного коня. С этого дня сила весеннего бога пошла на убыль – до самой Купалы, когда старого Ярилу похоронят и примутся ожидать нового. Но пока сама Купала впереди, надежды терять не следует.

Глава 3

Поначалу советы Галицы пропадали даром – попытки Хвалислава подружиться с Доброславом не увенчались успехом. Оковский княжич будто бы удивлялся, чего от него нужно этому сыну иноземной робы. Подходящими собеседниками ему казались только Лютомер, Лютава и Борята – дети Вершины от знатных жен.

Лютомер и Лютава в эти дни часто приходили из Варги в Ратиславль. Княжич Доброслав держался вежливо, хотя без особой сердечности, и даже на хороводы красивых, стройных угрянских девушек, которые сейчас, в русалий месяц кресень, устраивали гулянья у рощи под холмом каждый вечер, смотрел равнодушно.

Особенно охотно он беседовал с Лютомером. Как предводитель бойников, тот имел в руках военную силу, пусть и не слишком большую, но если бы он высказался за поход, его весьма многие поддержали бы. Хотя бы из убеждения, что поход, в который идет варга Лютомер, благословлен богами.

– Тебе ли дома сидеть! – убеждал Доброслав Лютомера. – Ты еще у сестры веретено попросил бы и к прялке сел! Здоровый мужик, и парней у тебя полных четыре десятка, или я не понял?

– Четыре полных. – Лютомер невозмутимо кивал. – Мелких я не считаю.

– От мелких пока толку нет. А четыре десятка, да когда люди храбрые, а вожак толковый – это немалая сила. Ты ведь умеешь духов заклинать, у богов помощи в бою просить? – Доброслав пристально взглянул на Лютомера. – Говорят, ты оборотень, – это правда?

– Мало ли чего говорят? – Лютомер усмехнулся, прищурившись. – А у нас говорят, что хазары до верховий Дона иной раз доходят, пока их остановят.

– Если пройдут в верховья Дона, то там по Оке и до Угры им недалеко, – отозвался Доброслав. – Так что я тебя хазарскими городами и соблазнять не буду – о своем доме подумай.

Находились среди угрян люди, которые весьма охотно прислушивались к речам оковского княжича. В основном это были главы богатых родов, у которых за зиму набирались излишки мехов, имелись запасы меда и воска, которые можно выменять у хазар на дорогие ткани, красивую посуду, серебро. В этом отношении дружба с вятичами и даже война с Хазарией стали бы очень выгодным делом. Успешная война, разумеется, после которой славянские купцы получат возможность приезжать в хазарские города и торговать там беспошлинно. В неурожайный год можно бы и жита прикупить в более плодородных южных землях. Прошедшей зимой князь Вершина договаривался со Святомером о том, что в конце весны, в самое голодное время, тот пришлет угрянам хлеба, за который они рассчитаются добытыми за зиму мехами. Последние два месяца перед уборкой урожая люди перебивались кто как мог – дичью, рыбой, разными лесными травами. Обещанные сроки уже миновали, и теперь князь Вершина намекал Доброславу, что ждал от его отца хлебный обоз.