Ангелы, стр. 51

– Все, что я умею делать, – быть толстым и позволять себя убивать, – сказал раздавленный горем Джастин. – Если я не смогу этого, то останусь без работы. Я – полный неудачник.

Мы с Ларой энергично принялись утешать его. Напомнили, что он прекрасно массирует ступни и вкусно готовит (по словам Лары). Наконец он оживился.

– Простите, девочки. Так что мы будем делать? Можно сходить в кино.

– Это мне подходит.

Поход в кино – это возможность под покровом темноты сожрать кучу всяких сладостей.

– Как насчет «Летающих свиней»? – предложила Лара.

– Не, прошлый фильм этого режиссера мне совершенно не понравился, – поморщился Джастин.

– Какой именно? «Самоанализ»?

– Нет, «Свежий блюз».

– Что, и это он снял?

Пока они обсуждали родословную разных фильмов, идущих сейчас на экранах Лос-Анджелеса, я отключилась. Это единственный минус общения с людьми из мира кино – они слишком много знают. Включилась я, лишь когда они наконец обозначили фильм, на который мы пойдем. «На семь футов вниз».

– Черная комедия, – прокомментировал Джастин. – Ее снял парень, который…

– Короче, фильм хороший. – Меня больше интересовал пакетик драже «M&M's», которыми я буду наслаждаться во время просмотра.

Когда мы вышли из дома, я заметила фамилию на почтовом ящике Джастина – Тайм.

– Джастин Тайм? Отличное имя, оно…

– Нет, – опередил он меня. – Это не настоящая моя фамилия. Я взял ее, чтобы выделяться из тысяч других толстяков.

Утром в воскресенье мне очень захотелось, чтобы Эмили вернулась. И чтобы Трой позвонил.

Когда он вероятнее всего должен позвонить? Какие правила? Может быть, еще слишком рано, суток не прошло. Я посмотрела на часы. Ну, чуть больше суток. Ничего, это тоже немного. Я могла бы позвонить ему сама. Так поступают нормальные люди. Я должна начать вести себя как нормальная. Но у меня не было его номера телефона.

Я бесцельно открыла несколько ящиков в буфете, но не нашла ничего интересного, затем принялась разглядывать пол. Так хотелось, чтобы Эмили вернулась домой после своего секс-марафона с Лу. Это воскресный синдром. Он одинаков во всех странах.

Когда зазвонил телефон, выброс адреналина был так силен, словно у меня случился сердечный приступ. Нервы натянуты как струны. Через секунду я схватила трубку. Но это был не Трой, а мама.

– Ты в порядке? – спросила она.

Я кивнула в знак согласия. Из-за разочарования даже говорить не могла.

– Там хорошо?

Я быстро взяла себя в руки.

– Прекрасно! Просто прекрасно!

Мне не хотелось нотаций по поводу возвращения домой.

– Милые люди, отличная погода…

– Солнечно? – перебила она.

– Солнечно? Не то слово! Стены плавятся!

– Мне тоже хотелось бы капельку солнца, – с тоской сказала она.

У меня зародилось небольшое сомнение, так что я пошла на попятный.

– Ну, иногда смог закрывает солнце. Сплошная облачность. И всегда есть шанс, что произойдет землетрясение.

– Здесь дождь не перестает со дня твоего отъезда. Лучше уж землетрясение.

– Ха-ха, – нервно рассмеялась я, поменяла тему, потом попрощалась и снова уставилась в пол.

Около двух часов пришла Эмили. Все выходные Лу оказывал ей всяческие знаки внимания. Он возил ее в прекрасные рестораны, практиковал на ней свое искусство японского массажа. А вчера вечером отвез на Малхолланд-драйв полюбоваться огнями города. И сказал, что об этом они еще будут рассказывать своим внукам.

– Классический случай боязни ответственности, – весело прокомментировала Эмили.

– А что это?

– Это когда человек способен только на сиюминутную интимность. Только воду баламутит, а потом вы его и не увидите.

– Ты говоришь об этом с таким счастливым видом.

– Это здорово знать, что ты можешь на что-то рассчитывать… Только если он не всерьез говорил про внуков… Это было бы хуже, – добавила она насмешливо.

Не нужно говорить, что Морт Рассел так и не позвонил. Она проверила автоответчик несколько раз.

– Ну, как ты? – спросила Эмили.

Как я? Трой не звонит, из-за чего беспокойство свилось клубочком где-то в животе. Но ведь мне всегда приходится дожидаться удовольствия. А когда он наконец объявится, мои ожидания оправдаются.

– Ты какая-то… другая. Господи, неужели там заметно?

Она задумчиво изучила мой внешний вид.

– Брови!

– Ой, да, Лара отвезла меня к мадам Аннушке.

– Расскажи мне о вечеринке у Кэмерона Майерса.

– Ну-у-у-у, – сказала я, не сумев скрыть восторг на лице. – Было здорово.

– Что именно? Расскажи мне в деталях. – Тут выражение се лица изменилось. – Блин! – Она была на удивление шокирована. – Ты переспала с Троем.

– А что такого?

– Ничего, – ответила она, но потом призналась: – Мне это немного дико. Понимаешь, ты девять лет была замужем за Гарвом. А здесь ты сколько? Меньше двух недель. А уже спишь с другим мужчиной. Ты никогда не была распутной. Просто, знаешь, тяжело привыкнуть, вот и все.

– Я уже привыкла.

– Отлично. – Она сделала явное усилие, чтобы быть вежливой и, широко улыбнувшись, спросила: – Было хорошо?

– Хорошо – не то слово.

– Везет тебе.

На секунду мне показалось, что Эмили хочет еще что-то сказать, но она промолчала.

25

Три года назад случились две вещи, о которых я думала, что они никогда не произойдут. Мне стукнуло тридцать, и после пяти лет пребывания в Чикаго Гарву предложили повышение по службе в дублинском офисе. Так что мы решили переехать обратно в Ирландию. Гарв приспосабливался к своему новому директорскому креслу, а мне предложили контракт на полгода с «Макдоннел Свиндел». И внезапно наступило время становиться мамой.

Но, к несчастью, я все еще не ощущала себя готовой. Классно было вернуться в Ирландию, но я скучала по Чикаго. Кроме того, моя новая работа была постоянным источником стресса. Я ненавижу нестабильность краткосрочных контрактов, но мне предлагали только это. И нам было негде жить. Мы-то думали, что наше возвращение на Изумрудный остров пройдет по традиционной схеме. Ирландцы едут в Америку, зарабатывают там кучу денег, возвращаются и швыряются деньгами направо и налево, как в старые добрые времена. Так что мы были шокированы, обнаружив, что пока мы были в отъезде, у Ирландии хватило смелости развивать собственную экономику.

Дублин рос с огромной скоростью. Цены на недвижимость подскочили до небес. Дома передавали новым владельцам за несколько миллионов фунтов. И если здание было достаточно длинным, то кто-нибудь подавал заявку на его перепланировку, чтобы соорудить внутри шестнадцать квартир. В результате денег, вырученных за квартиру в Чикаго, на дом в центре города не хватило. Вместо этого, мы потратили пять месяцев, чтобы купить домик в пригороде в нескольких милях от города.

До нас он принадлежал одной старушке. Так что ванная и кухня были музейными экспонатами. А маленькие мрачные комнатки как раз в духе времени. Мы лелеяли мечты, как мы все тут модернизируем: новая кухня, новая ванная, перепланировка комнат, верхний свет и так далее. Пришли специалисты из строительной фирмы, разрушили чуть ли не весь дом и быстренько срулили. И пока куча мешков с цементом стояла в «саду» нетронутой, мне не нужно было приниматься за производство потомства.

Но петля все затягивалась. Незадолго до нашего отъезда из Чикаго почти все наши знакомые обзавелись детьми. Едва мы приземлились в Ирландии, как я заметила, что и тут та же фигня. Через неделю после нашего возвращения сестра Гарва Шелли родила сына. Мальчишку назвали Ронаном. Мы с Гарвом пошли навестить ее в роддоме с пакетом винограда под мышкой. И встретили гражданского мужа Шелли Питера. В обнимку с бутылкой он праздновал рождение первенца.

– Гарв! – заорал он, увидев нас в коридоре. – Иди же посмотри на моего наследника. На продукт, так сказать, моих чресел!