Цветочные часы, стр. 31
– Именно поэтому ты так торопишься? – слегка насмешливо перебила его Натали, снимая его руку с колена. – У нас не было возможности серьезно поговорить до этого. Но в моей жизни произошли кое-какие изменения. Я не сомневаюсь, что ты был слишком занят. Если бы ты после Бухареста хотя бы изредка звонил мне, то был бы в курсе.
– Ты хочешь сказать, что вышла замуж? – недоверчиво спросил Хальвард, забыв даже отпить из бокала и ставя его обратно на стол.
– Еще нет, но близка к этому. Так что давай лучше выпьем за то, чтобы остаться хорошими друзьями. Хотя бы в память о той сказочной ночи… – И, не дожидаясь ответа, она отпила немного из бокала и поставила его на стол рядом с бокалом соседа по дивану.
Несколько обескураженный Хальвард вновь взялся за изящный стеклянный сосуд на длинной ножке, осушил его в два торопливых и глубоких глотка, выдохнул и заговорил на отвлеченную тему. Решил немного выждать. Мол, дама просто играет в свои женские игры, чтобы возбудить сексуальный аппетит и соблюсти приличия. Обычное женское кокетство. Раз уж согласилась прийти к нему домой, то проблем не должно возникнуть. Слегка поломается, а потом все пойдет так, как и должно. Они уже были близки, так что это просто повторение пройденного. Как любовник, он себя тогда неплохо показал. Вряд ли она об этом забыла…
Поэтому, после недолгих воспоминаний о прошлом и нейтральной беседы о новой квартире и впечатлениях от жизни в Брюсселе, Хальвард решил вновь повторить попытку.
На этот раз он оказался настойчивее и бесцеремонней. Успел даже обхватить ее за плечи и притянуть к себе, опрокидываясь на спину и увлекая ее за собой. Его дыхание участилось и стало прерывистым. В глазах загорелись желтые огоньки потенциального насильника. Его рука спустилась по спине Натали и резким рывком потянула за молнию на платье. До нее донесся хриплый, задыхающийся от страсти голос.
– Я хочу тебя, Натали. Как тогда, в Бухаресте. Разденься. Не тяни. Плевать на твоего жениха. Я безумно хочу тебя. Сейчас хочу. – Он бросил бороться с заевшей застежкой на платье, и потянул за подол, задирая его кверху.
На какое-то время Натали стало страшно. Похоже, она допустила страшную глупость. Неправильно оценила возможность контроля над ситуацией. Ведь они вдвоем, без свидетелей, а сексуально возбужденный мужчина далеко не всегда понимает, что творит. В таком состоянии Хальвард может легко перешагнуть черту допустимого…
Собрав все силы, Натали уперлась руками ему в грудь и решительно оттолкнула от себя. Затем встала с дивана, отошла на несколько шагов в сторону и, отвернувшись от Хальварда, поправила платье. Ее лицо горело, руки тряслись, во рту пересохло. Она сделала несколько сильных, глубоких вдохов и выдохов, пытаясь хоть немного успокоиться. Затем, по-прежнему не поворачиваясь, размеренно отчеканила:
– Я же ясно сказала, Хальвард, что повторения прошлого не будет. Веди себя, пожалуйста, как цивилизованный человек. Думаю, что у тебя достаточно знакомых женщин, чтобы не прибегать к насилию. Я пойду в ванную, чтобы привести себя в порядок. Потом отправлюсь в аэропорт. Сама. Возьму такси. А ты пока охладись. Боюсь, что мы не станем друзьями.
Она шагнула к двери, потом все же обернулась. В эту минуту у него был совсем не романтический вид. Странно, почему он произвел на нее тогда, в Бухаресте, столь сильное впечатление… Может быть, потому, что она не была тогда еще знакома с Полем? Она представила себе улыбающееся лицо любимого и его пытливые, вопрошающие глаза, в которые придется заглянуть сразу же после прилета. Он будет встречать ее в аэропорту. Перед отлетом была небольшая размолвка, но это не существенно. Конечно, она подняла серьезный вопрос, и Полю просто надо дать время, чтобы над всем как следует подумать. Хальварду она заявила, что уже «почти жена». Поторопилась, конечно. Но, судя по всему, отношения движутся в эту сторону. Без спешки, но неуклонно.
И еще самое важное сейчас. Надо ли сообщать Полю об этом инциденте? Ведь у них не должно быть тайн друг от друга. Или не стоит? Зачем без нужды подвергать испытаниям и травмировать мужскую психику? Важно то, что она сумела выйти достойно из этой ситуации и исправить своими силами допущенную ошибку. Выдержала испытание на прочность и сумела расстаться со своим прошлым. С минимальными потерями. Просто одним другом-мужчиной будет меньше…
9
Поль стоял в переполненной гондоле подъемника с лыжами в руках, вместе с Морисом и его домочадцами. По счастью, без Мари-Кристин. Совершив свое черное дело, дама удалилась во Францию продолжать вояж на арендованной машине. Видимо, сочла свою миссию в Женеве законченной. В принципе, так оно и было…
Настроение было ужасным. Все тело зудело и горело, видимо, на нервной почве. От тяжелых мыслей он почти не спал вот уже вторые сутки. Иногда лишь утомленные веки смыкались сами по себе, принося хотя бы некоторое расслабление измученному телу. Но не душе. Он понимал сейчас ощущения каявшегося грешника. С той лишь разницей, что ему еще предстояло исповедаться. Он должен был встретить Натали в аэропорту. Но потом понял, что не сможет сделать этого. Не сможет ее обнять и поцеловать. Не сможет посмотреть ей прямо в глаза и рассказать о том, что с ним произошло за время ее недолгого отсутствия.
Тогда он просто уехал вместе с Морисом в Вербье. Вполне удобный повод для того, чтобы скрыться хотя бы на время. И даже отключил мобильный телефон. Но долго так продолжаться не может. Вначале он решил скрыть от Натали это происшествие, эту настоящую психологическую катастрофу. Но потом сообразил, что так будет еще хуже. Он не сможет жить рядом с ней с такой тяжелой ношей. Пусть она возьмет на себя роль судьи. Он примет любое ее решение. Это будет искуплением его вины и заслуженным наказанием. Лишь бы оно не было самым страшным для него. Чтобы оно не привело к полному отторжению. К изгнанию из ее жизни.
Он закрыл глаза, и в памяти тут же всплыли последние решающие моменты катастрофы. Тогда, на какое-то мгновение, в его затуманенном мозгу вдруг ясно всплыл ее образ. Ее осуждающие глаза. Но было уже поздно. Эти глаза не уберегли от падения. Он уже превратился в сгусток инстинктов и рефлексов, в безвольного сексуального раба, обслуживающего свою повелительницу. Он пересек черту, за которой не было возврата, когда почувствовал, как вошел в жадно всосавшее его лоно…
Эта трагедия сказалась и на его поездке в Ферни. Полетели к черту все его горнолыжные планы. Не смог даже выйти на сложную трассу. Не решился. В таком состоянии это было бы самоубийством. В прошлый раз, в Ферни он чуть не свернул себе шею, решившись на спуск сразу после радостного телефонного сообщения от друга. Погрузился в сладкие мечты, отвлекся на секунду, и тут же последовало возмездие. По счастью, обошлось поломкой лыжи, несколькими синяками и ссадинами, а также огромной шишкой на лбу.
Так что отказ от сложных трасс стал как бы назначением себе своеобразного наказания. Добровольной епитимьей. Настоящие горные трассы предназначены для настоящих мужчин. А он утратил право носить это гордое звание. По крайней мере, до тех пор, пока не искупит свой грех.
Вначале он хотел рассказать Натали о своем прегрешении по телефону. Но потом решил, что это будет слишком трусливым поступком. Это не по-мужски. Надо набраться мужества, назначить место встречи и рассказать все, глядя прямо в ее глаза. Встать на колени и молить о пощаде. Конечно, не возле цветочных часов. Это священное для него место предназначено для радостных свиданий и признаний в любви, а не для грустных признаний и тоскливых расставаний. Для этого достаточно других мест. Например, на берегу Женевского озера, у металлического парапета, в парке с названием, которое он всегда ассоциировал с Натали, – «Ля пёрль дю Ляк» – «Жемчужина озера».
Натали устало откинулась на спинку высокого, резного деревянного кресла. Затем обвела взглядом небольшой, но шумный зал ресторана семейного отеля. До Рождества было еще далеко, но в углу уже возвышалась рождественская елка, обильно разукрашенная белыми бантами и красными «подарочными» коробочками. Веселье было в разгаре. Австрийцы всегда отличались раскованностью, темпераментом и жизнелюбием, умением вкусно поесть, хорошо выпить, потанцевать, пофлиртовать и вообще расслабиться.