Становой хребет, стр. 93
Молоденький следователь закончил писать и сказал:
— Я сейчас вам устрою очную ставку в присутствии понятых, и вы ещё раз, при них, повторите свои показания. Подождите пока во дворе.
Игнатий вышел, всё ещё кипя от раздражения и ненависти к Ващенко. Он вспомнил, как испугался бывший надзиратель, когда пришли за ним…
Скоро Парфёнова снова вызвали к следователю. Ващенко сидел у стола.
— Товарищ Парфёнов, — обратился к Игнатию следователь, — повторите свои показания и расскажите в присутствии понятых, откуда вы знаете этого человека.
— Что без толку говорить, у вас всё записано. Можете связаться с Бертиным в Якутске и только назовите ему фамилию — Ващенко, он вам обскажет не хуже меня, кем этот гад был. Враг этот человек, хитрый и уживчивый, вот что скажу.
— Всё же, повторите, это нужно для следствия.
Игнатий рассказал опять, где и когда видел Ващенко. Тот отпирался, вилял, всё отрицал, грозился пожаловаться на следователя, который поверил сумасшедшему старателю.
Но, припёртый неопровержимыми фактами, наконец, Ващенко сдался. Когда Игнатий собрался уходить, то бывший надзиратель отчётливо проговорил:
— Мало я вас извёл в ту пору, наука будет дураку… надо было бы всех под корень. Вот, в чём каюсь! — Вскочил, хотел ударить табуретом отвернувшегося к двери Парфёнова.
Следователь успел подмять арестованного. А у Игнатия ещё долго стоял в ушах сверлящий крик: «Су-у-у-у-ки-и, ну, погодите! Придёт наш час, уж тогда пощады не ждите!»
Угрюмо насупившись, Парфёнов вышагивал домой. Нет, зря он радовался, что борьба закончилась. Много ещё таится вражьей нечисти, не один Ващенко ждёт крушения Советской власти и дня расправы.
«Когда же это всё кончится, Гос-с-споди-и, — прошептал старатель, — когда придёт покой, устал я, устал от смертей и крови…»
Шла незримая борьба, ежечасная, непримиримая и беспощадная. Пробирались скрытыми тропами контрабандисты. В Якутии ещё действовали многочисленные банды, доставлялось из Японии и Америки оружие.
В начале двадцать восьмого года в Якутию, по решению ВЦИКа, была направлена специальная правительственная комиссия для оказания помощи автономной республике в политическом, хозяйственном и культурном строительстве, а самое важное — для окончательной ликвидации контрреволюции.
Возглавил её — Пузицкий, ближайший соратник Дзержинского; правительство СССР было обеспокоено из-за действующих на глухих пространствах Якутии банд.
Обстановка требовала решительных мер. На Колыме, в Охотской тайге и даже вблизи Якутска бывшие купцы, тойоны и недобитые попеляевцы серьёзно готовились поднять мятеж, захватить власть, а затем призвать на помощь иностранные державы.
В короткий срок были погашены многие очаги контрреволюции и выявлено немало главарей белого подполья. Кадровый военный, американский шпион Шмидт создал широкую агентурную сеть по всей Якутии: его люди ожидали сигнала, чтобы поднять восстание.
Но, в самый канун мятежа, Шмидт и ядро его штаба были арестованы чекистами. Они захватили много документов, благодаря которым, остальных заговорщиков взять было не так уж трудно.
Оперативный сектор ГПУ установил, что одну из групп контрабандистов возглавлял старый китаец по кличке дядя Гриша. Он развернул большую работу по завозу на прииски опия, его продаже и отправке золота тайными тропами в Манчжурию.
Поставщиками наркотиков на Алдан являлись крупный контрабандист с дореволюционным стажем — некий Кистов и его брат.
По заданию дяди Гриши, они ездили по разным городам СССР с целью приобретения наркотиков и, как потом выяснилось, попутно собирали сведения оборонного значения: знакомились в поездах с военными, бывали вблизи крупных заводов, интересовались численностью и вооружением частей Красной Армии.
Дядя Гриша имел, кроме Кистовых, ещё свою агентуру по переправке золота за границу. Удалось установить его связи с японским консульством во Владивостоке.
Сам дядя Гриша находился в России с 1917 года, много раз нелегально переходил границу. На приисках Алдана содержал тайные притоны, где процветала картёжная игра, сонная лотерея, опиумокурение, нелегальный постоялый двор для контрабандистов-восточников, не имеющих никаких документов.
При аресте матёрого преступника, у него было найдено около пуда золота и шесть фунтов морфия.
Братьев Кистовых взяли в Иркутске с большим количеством денег в совзнаках и с четырьмя фунтами золотого песка.
12
Быков, в самый раз, угодил на проводы Кольки Коркунова в Красную Армию. Призывники неумело и бестолково построились в колонну и пешим ходом, под командной двух военных, отправились к железнодорожной станции Невер по новой трассе АЯМ.
Сзади ехали две подводы с вещмешками. Стеша провожала Колю до Ороченских приисков, плакала и не верила, что расстаётся с ним надолго. Напоследок он её поцеловал, оставив от колонны, и смятённо проговорил:
— Ты жди меня, Стеша! Обязательно жди, расхорошая ты моя Степаша, скоро возвернусь и обженимся чин чинарём, — и бегом догнал уходящих. Шёл, оглядывался назад, пока не пропала она совсем из виду.
Жёлтые листья и золотая хвоя стелились под ноги идущим нежным шёлковым покрывалом. Томились далёкие взгорья в лёгкой кисее тумана. Колька вышагивал среди возбуждённых сверстников, думал о Стеше.
Негоже получилось с ней, осталась ни жена, ни невеста. Зачнут теперь охаживать её парни, глядишь, и выберет кого покрасивши да повыше ростом. Так и не увидать её боле…
К обеду солнце нешутейно припекло, разыгралось остатками летней силы. Идущие то и дело нарушали строй и жадно припадали пересохшими губами к придорожным нахолодавшим к осени ручьям, отдающим прелью вымокшего берёзового листа.
Отмахали вёрст сорок и вечером установили просторные палатки. Сутулый и худой возчик наварил на всю братию большой котёл мясной похлёбки. Был введён уже военный распорядок. Ребят распределили по взводам и отделениям.
Пятеро призывников, выпивших по дороге прихваченного с собой спирта, были немедля наказаны нарядами на заготовку дров, а когда все отдыхали и зубоскалили после ужина, их определили стеречь лошадей ночью, всем стало ясно, что кончилась молодая вольница и ждут их впереди нелёгкие испытания.
Началось приобщение к суровому мужскому ремеслу. Парни уже с уважением поглядывали на затянутого в ремни голубоглазого командира роты, косились на его наган в кобуре и с нетерпением ждали того дня, когда сами получат оружие.
На заре ротный скомандовал подъём и велел разобраться повзводно на физзарядку, а после неё заставил до пояса раздеться и обмыться в холодном ручье. Весь день на марше разучивали строевые песни, а на привалах комроты вёл политбеседы, рассказывал о новых танках и аэропланах.
К вечеру запалились от быстрой ходьбы, охрипли от песен, колонна вихляво растянулась по дороге. Иные, с непривычки, натёрли кровяные мозоли обувкой, а впереди ждали ходоков ещё более пятисот вёрст пути.
К исходу недели, новобранцы упёрлись в широкую реку Чульман. На противоположный берег в посёлок Утесный их стали переправлять паромом. Колька оглядывал рубленые дома всем известной заставы ГПУ на устье впадающего в Чульман широкого ручья. Заставу эту называли «Второй драгой».
Здесь круглый год проверяли всех выходящих на «жилуху» с приисков. На какие только ухищрения не пускались ларинские возчики, приискатели и восточники, чтобы проскользнуть мимо с золотым богатством.
Прятали тулунки в полозья саней, в хомуты, в свою одежду и даже глотали золотой песок, но на таможне работали настоящие «волки» розыска.
К примеру, у подозреваемых восточников заменяли старую одежду на новую китайского образца, а тряпьё сжигали на огромных противнях и, как правило, обнаруживали порядочное количество золота.
Или выдавали по стакану касторки, а потом самих же глотателей заставляли перемывать лотками общую парашу, набитую драгоценным дерьмом.
Особые хитрецы пытались стороной обойти заставку, но кругом, на самых тайных тропах, неусыпно дежурили пикеты красноармейцев, которые реквизировали золото…