Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого, стр. 38
— Существуют сообщества людей достаточно твердых, чтобы соблюдать свои принципы вне зависимости от политических пертурбаций.
— Что это за принципы?
— Есть, барон, некий разум, который правит миром. Он неизмеримо сильнее и значительнее, чем разум самого мудрого из мудрецов. Его законы суть порядок и гармония, которые достигаются путем преодоления противоречий. Высшие умы всегда осознают его присутствие.
— Это нечто из области философии.
— Разумеется. Но не стоит ее презирать, — сказал Себастьян. — Она руководит также и деятельностью.
— Вашей?
— И моей в том числе.
— Как это понимать?
Себастьян улыбнулся:
— По правде говоря, барон, я ожидал от вас другой признательности. Петр Третий был частью хаоса. Останься он в живых и заручись поддержкой Фридриха, он бы опустошил всю Европу. Мы сейчас выходим из семилетнего периода войны, а могли бы ввязаться в куда более длительные войны. Вот почему я содействовал вашему избавлению от опасного человека.
Засыпкин, похоже, был удивлен. Он на мгновение задумался.
— Выходит, его смерть была выгодна не только моей стране.
— Да. Мир избежал опустошения и разрухи.
— Вы работаете на весь мир? — спросил Засыпкин с едва заметной иронией. — А я-то полагал, что вы служите России…
— Я ее и не предавал, России была оказана услуга, и вы приехали меня с этим поздравить. Если бы разразилась обещанная Петром резня, ваша страна оказалась бы обескровлена.
— Это ваше Общество внушило вам подобные взгляды? — спросил Засыпкин.
— Принципы, которые им руководят, учат быть выше суеты.
— Разве это не есть привилегия монархов?
— Как вы могли убедиться, не всегда.
— Стало быть, вы ставите себя превыше монархов? — вытягивая от волнения шею, спросил Засыпкин.
— Это принципы, а не я ставят себя превыше монархов.
Засыпкин задумался.
— Но разве эти принципы не обременительны? И что делать, если они противоречат приказу, который человек обязан выполнить?
— Так не может быть. Просвещенный разум знает, что истинная сила основана на гармонии и что сила без любви уязвима и в конечном итоге оборачивается слабостью. Именно так было с Петром Третьим. Его внутреннее беспокойство и, вполне возможно, ощущение собственной слабости вело его к крайностям и, как следствие, к очевидным ошибкам, таким как публичная демонстрация низкопоклонства перед Фридрихом или оскорбление супруги. Вы сами, барон…
Засыпкин вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения.
— Вы сами, барон, вы ведь пребывали в неуверенности в течение последних месяцев правления императрицы Елизаветы и шести месяцев царствования Петра Третьего. Вы не знали, чью сторону принять. Вероятно, именно по этой причине баронесса Вестерхоф дала мне понять, что я в России по своей собственной воле. Ведь это вы велели ей так сказать?
Засыпкин кивнул в знак согласия.
— Да, это так. Я имел основания опасаться, что, если заговор раскроют, вы, возможно под пыткой, обвините меня в том, что я им руководил или, во всяком случае, поддерживал.
— Это только доказывает вашу неуверенность и ваше беспокойство, — сказал Себастьян. — Если бы вы принадлежали к этому Обществу друзей, о котором я здесь упомянул, вы были бы окружены людьми доброжелательными и, следовательно, более спокойными. И более выдержанными. Братство высших умов подобно гармонии планет. Когда в основе его лежит согласие, оно правит миром.
Засыпкин вздохнул.
— Это Общество существует?
— Да.
— Это его настоящее название?
— Существуют различные ветви. Одна из них, именно та, где я являюсь председателем, — это «Капитул Святого Гроба Господня».
— Я могу туда вступить?
— Да. При условии соблюдать тайну о том, что вы там узнаете, и о самом вашем членстве.
— Для меня это не составит труда, — сказал Засыпкин. — Я к этому привык.
— Прекрасно. Приходите сегодня на ужин.
Засыпкин на мгновение задумался.
— Чего вы добиваетесь? Славы? Однако вы прилагаете все усилия, чтобы ваше существование было как нельзя более скромным.
— Спросите у графа Банати. Я оказал вам услугу в надежде, что однажды вы поможете освободить Грецию от оттоманского ига.
— Так вот что вами движет? — покачал головой Засыпкин.
— Вам эта цель кажется недостойной?
— Отнюдь. Просто я не знаю, какой монарх осмелится бросить вызов туркам ради освобождения Греции.
— Слава России от этого только выиграет. Поверьте мне.
Странная ситуация: вербовать того, кто сам привык отдавать приказы, в свое общество, хозяином которого он был. Но Общество друзей признавало лишь моральное первенство.
В конце процедуры инициации Засыпкин был немало удивлен, узнав о том, что принимал его граф Антон Венцель Кауниц-Ритбургский.
Этот человек был канцлером Австрийской империи.
20 августа Себастьян получил приглашение от императорского кабинета участвовать в короновании на престол императрицы Екатерины II, в Успенском соборе в Москве, которое состоится 22 сентября 1762 года.
Выходит, партия была ею выиграна окончательно.
Но Себастьян не собирался участвовать в шумных празднествах. Он вообще считал весьма неосмотрительным показываться в кругах, близких к российскому престолу. Ревность порождает врагов точно так же, как успех притягивает друзей. Причем первые куда чаще являются истинными. Кроме того, Себастьяну совершенно не хотелось видеть ни братьев Орловых, ни баронессу Вестерхоф.
Ему хотелось разгадать загадки — хотя бы некоторые — иоахимштальской земли. Каждый раз, когда граф открывал обитый свинцом ларчик, он неизменно убеждался, что она не потеряла своих магических свойств. Цела и невредима! Это было средоточие могущества вселенной. Осколки солнца, упавшего на землю.
В третий раз Себастьян положил на шкатулку стеклянную пластину, вырезанную специально для этой цели, и сверху опустил ладонь. И как во время двух предыдущих опытов — последний раз перед этим жалким пастором Норгадом, — плоть обрела полупрозрачность и сквозь красноватые очертания руки стали отчетливо видны кости.
Сен-Жермен поспешно убрал руку и стеклянную пластинку, затем захлопнул ларчик.
Какой мог он из этого сделать вывод? Способ окрашивания непроницаемой субстанции? Ничтожное применение знаний о могуществе вселенной.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СТРЕЛЕЦ И КОЗЕРОГ (1764–1769)
21. К ЧЕРТУ ПОДЛИННОСТЬ ЛИЧНОСТИ!
Поскольку человек получает имя при рождении, точно так же, как его родители и предки получили свои имена, из поколения в поколение поддерживается иллюзия, будто у каждого имеется то, что принято называть личностью — позорной, темной или, напротив, блистательной и славной. Более того, она совершенно обязательна. Вместе с ней человеку навязываются язык, обычаи, то есть религия, во всяком случае, представление о божественном, а также предписания и запреты, пристрастия и отвращения, то есть любовь и ненависть.
Это условие неизбежно подразумевает то, что человек верен культу предков и готов пролить свою кровь, чтобы защитить их честь и идеалы.
Какое безумие! Это не что иное, как рабство и смирение. Выходит, потомки Иуды обречены на смерть в петле? А потомки Катилины непременно закончат свою жизнь на плахе? А потомки ведьмы — на костре? Неужели Капулетти будут до конца дней своих ненавидеть Монтекки?
Сгоревший на костре инквизиции отец Исмаэля Мейанотте обрек своего сына на вечные страдания?
Прежде всего, человек меняется, и меняется каждый час. Представим себе, что некто любит Платона и внезапно обнаруживает в «Законах» и «Республике» похвалу тирании и проникается отвращением к автору «Пира». Вся его философия, вся концепция мира ниспровергнута и разрушена. А он сам? Вот уж нет: он чувствует недоверие к авторитету и теперь выискивает у философов, которые, как общеизвестно, не доверяют софизму, любую склонность поставить себя на службу тирании.