Последний присяжный, стр. 68

Я сел на место и, кипя от злости, посмотрел на Люсьена Уилбенкса, мысленно давая себе клятву, что буду ненавидеть его до самой смерти, моей или его — все равно. Джетер объявил короткий перерыв: членам совета явно нужно было время, чтобы перегруппироваться и пересчитать свои грязные деньги. Возможно, мистера Уилбенкса пошлют в совещательную комнату с дополнительной суммой для еще одного члена совета. Специально чтобы заставить поволноваться адвоката, я исписывал страницы своего блокнота заметками для будущего репортажа, который тот запретил мне публиковать.

Ждать пришлось полчаса. По возвращении члены совета выглядели виноватыми, хотя пока было неизвестно в чем.

Джетер объявил итоги голосования. Двое высказались за освобождение, двое против, один воздержался.

— На этот раз осужденному в условно-досрочном освобождении отказано, — заключил Джетер, и миссис Пэджит, разрыдавшись, обняла Дэнни перед тем, как его увели.

Люсьен и Пэджиты, выходя из зала, прошли рядом со мной. Я проигнорировал их, просто смотрел в пол, измочаленный, с раскалывающейся головой, потрясенный тем, что удалось предотвратить освобождение Дэнни.

— Слушается дело Чарлза Ди Боуи, — объявил Джетер. За всеми столами, пока следующего претендента на освобождение вели к его месту, происходило какое-то движение. Я смутно уловил что-то насчет покушения на изнасилование, но был слишком опустошен, чтобы слушать. В конце концов я покинул зал и вышел в коридор, подозревая, что там меня поджидают Пэджиты, и почти желая этого, чтобы покончить с делом раз и навсегда.

Но члены клана исчезли; ни выходя из здания, ни проезжая через ворота, я никого из них не заметил.

Глава 34

Репортаж о слушаниях по условно-досрочному освобождению занял всю первую полосу «Форд каунти таймс». Я подробнейшим образом описал все, что видел и слышал. А на пятой странице, дав себе волю, в отдельной статье выложил все, что думал об этом процессе. По экземпляру номера я послал каждому из членов совета, их адвокату, а также, поскольку был до крайности возбужден, — всем представителям законодательного собрания штата, генеральному прокурору, заместителю губернатора и губернатору. Большинство из получателей никак не отреагировали на мой демарш, чего нельзя было сказать об адвокате совета по условно-досрочным освобождениям.

Этот написал мне пространное письмо, в котором выражал глубокое сожаление по поводу моего «намеренного нарушения процедуры работы совета». Он сообщал, что собирается встретиться с генеральным прокурором, чтобы «определить степень тяжести моего правонарушения» и, вероятно, возбудить против меня судебное преследование, которое может иметь «далеко идущие последствия».

Мой адвокат Гарри Рекс заверил меня, что проведение закрытых слушаний советом по условно-досрочным освобождениям абсолютно антиконституционно, является грубым нарушением Первой поправки и он с удовольствием будет меня защищать в федеральном суде. По льготной почасовой оплате, разумеется.

Я продолжал получать угрожающие письма от адвоката совета еще с месяц, пока юрист, похоже, не утратил интерес к преследованию.

У Рейфа, главного помощника Гарри Рекса, был свой подручный по имени Бустер — здоровенный ковбой с широкой грудью и пистолетом в каждом кармане. Я нанял его за сто долларов в неделю изображать из себя моего персонального громилу-охранника. По несколько часов в день он слонялся перед редакцией либо сидел в машине на подъездной аллее моего дома или на одной из его веранд — то есть повсюду, где бы я ни находился, — чтобы люди видели: Уилли Трейнор настолько важная персона, что даже имеет личного телохранителя. Если бы кто-то из Пэджитов подошел ко мне на расстояние выстрела, по крайней мере он получил бы ответную пулю.

После нескольких лет, в течение которых мисс Калли неуклонно набирала вес, игнорируя предупреждения докторов, она наконец сдалась. Однажды, посетив клинику и получив особенно плохие анализы, она объявила Исаву, что садится на диету: 1500 калорий в любой день недели, за исключением, слава Богу, четверга. Так прошел месяц, но признаков потери веса я не замечал. Зато на следующий день после опубликования репортажа о слушаниях по условно-досрочному освобождению Дэнни Пэджита мисс Калли выглядела так, словно враз сбросила фунтов пятьдесят.

В тот день она запекла цыпленка, вместо того чтобы его пожарить. А вместо того чтобы сдобрить картофельное пюре сливочным маслом и густыми сливками, сварила картошку. Это тоже было вкусно, но мой организм уже привык к еженедельной дозе жиров.

После традиционной молитвы я вручил ей два письма от Сэма. Как всегда, она немедленно их вскрыла, пока я, не дожидаясь окончания чтения, принялся наслаждаться обедом. И как всегда, в процессе чтения мисс Калли то улыбалась, то смеялась вслух, а в заключение уронила слезу.

— У него все хорошо, — сообщила она. Я это и сам знал.

С типично раффиновской целеустремленностью Сэм окончил колледж и теперь зарабатывал деньги на учебу на юридическом факультете. Он страшно скучал по дому и страдал от непривычного климата. А пуще всего — скучал по маме. И ее кухне.

Президент Картер объявил амнистию уклонявшимся от службы в армии, и Сэм мучительно решал теперь для себя: остаться в Канаде или вернуться домой? Многие из его друзей-соотечественников, также оказавшихся в Канаде, предпочли остаться и добиваться канадского гражданства. Он испытывал сильное влияние с их стороны. Не обошлось и без женщины, хотя о ней он родителям ничего не писал.

Обсуждение газеты мы иногда начинали с новостей, но чаще — с некрологов или даже тематических объявлений. Мисс Калли, поскольку читала все от корки до корки, всегда знала, кто продает щенков из очередного помета коротконогой гончей, а кто хочет купить подержанную моторизованную газонокосилку в хорошем состоянии. И, не пропустив ни одного выпуска, она отлично помнила, как долго какая-нибудь маленькая ферма или жилой прицеп оставались выставленными на продажу. Она была в курсе цен и состояния рынка. Иногда во время обеда, обратив внимание на проезжавшую мимо машину, вдруг спрашивала:

— Какая это марка?

— «Плимут-дастер» семьдесят первого года выпуска, — сообщал я.

Она размышляла несколько секунд и говорила:

— Если он действительно чист, то должен стоить около двух с половиной тысяч.

Однажды Стэну Актаваджу понадобилось продать двадцатичетырехфутовую рыбацкую яхту, изъятую банком за неплатеж. Я позвонил мисс Калли. Она тут же подсказала:

— Да, некий джентльмен из Карауэя вот уже три недели ищет такую.

Я проверил раздел объявлений трехнедельной давности и действительно нашел объявление. Стэн на следующий же день продал яхту этому человеку.

Мисс Калли обожала юридический раздел — один из самых доходных в газете. Сделки, лишение должников права выкупа заложенного имущества, дела о разводах, о наследствах, объявления о банкротстве, слушания об отторжении имущества... Десятки совершаемых юридических актов в соответствии с законом требовали публикации объявлений в местной печати. Мы принимали все и неплохо на этом зарабатывали.

— Интересно, кому мистер Эверет Уэйнрайт оставил свое наследство? — бывало вдруг интересовалась она.

— Я даже не помню, что мы давали его некролог, — с полным ртом отвечал я. — Когда он умер?

— Месяцев пять, может быть, шесть назад. Некролог был весьма скромным.

— Я работаю с тем, что дает семья. Вы его знали?

— Он много лет держал бакалейный магазин у железной дороги. — По ее интонации можно было догадаться, что мистера Эверета Уэйнрайта она не жаловала.

— Хороший был человек или не очень?

— У него существовало два прейскуранта цен: для белых и — подороже — для черных. На товарах никогда не было маркировки, и он был единственным, кто принимал только наличные. Белый покупатель мог крикнуть ему: «Мистер Уэйнрайт, скажите, сколько стоит банка сгущенного молока?» — он в ответ: «Тридцать восемь центов». А минуту спустя я спрашивала: «Простите, мистер Уэйнрайт, сколько стоит эта банка сгущенного молока?», и он рявкал: «Пятьдесят четыре цента». И делал это совершенно открыто. Ему было все равно.