Храмовый тигр, стр. 9

ЛЮДОЕД ИЗ МУКТЕСАРА

В восемнадцати милях к северо-востоку от Найни-Тала есть гора, тянущаяся с востока на запад двенадцать — пятнадцать миль; ее высота восемь тысяч футов. Западная оконечность этой горы круто поднимается вверх, и у ее подножия расположен Муктесарский ветеринарный научно-исследовательский институт, где вырабатывают вакцины и различные препараты для борьбы с заболеваниями домашнего скота в Индии. Лаборатории и жилые помещения для сотрудников института находятся на северной стороне холма, откуда открывается один из прекраснейших видов на снежную гряду Гималайских гор. Эти горы, как и холмы, лежащие между ними и равнинной частью Индии, идут с востока на запад, и с них хорошо видны не только снежные вершины на севере, но и холмы и долины на востоке и западе. Люди, которым приходилось жить в Муктесаре, утверждают, что это одно из красивейших мест в Кумаоне и что климат там не имеет себе равных.

Тигрица, ценившая достоинства Муктесара так же высоко, как и люди, обосновалась в обширных лесах, подступавших к маленькому институтскому поселку. Здесь она счастливо жила, охотясь на замбаров, каркеров и кабанов, пока, на свою беду, не повстречалась с дикобразом. Произошла схватка, тигрица потеряла глаз, и полсотни игл, длиной от одного до девяти дюймов, вонзились ей в предплечье и в подушку правой передней лапы. Некоторые иглы, натолкнувшись на кость, загнулись в форме латинского «U», [11] причем острие и обломанный конец почти сошлись. Там, где тигрица пыталась извлечь иглы зубами, образовались гнойники. Однажды, когда она, голодная, лежала в густой траве и зализывала раны, какая-то женщина пришла на этот участок, чтобы нарезать травы на корм скоту. Сначала тигрица не обращала на нее внимания, но когда женщина оказалась совсем рядом, она ее ударила. Удар пришелся женщине по голове и раздробил череп. Смерть наступила мгновенно; на следующий день нашли труп женщины и увидели, что она все еще одной рукой сжимала серп, другой — пучок травы. Не тронув трупа, тигрица пошла прочь. Она проковыляла около мили и спряталась в небольшой яме под упавшим деревом. Через два дня сюда пришел мужчина, чтобы разрубить это дерево на дрова. Тигрица убила и его, разорвав при этом когтями его спину. По голому телу обильно потекла кровь. Вероятно, впервые инстинкт подсказал ей, что перед ней нечто такое, чем она может утолить свой голод. Во всяком случае, прежде чем уйти, тигрица съела небольшой кусок из спины убитого. День спустя она убила уже намеренно, без малейшего повода с его стороны, третьего человека. С этого времени она стала настоящим людоедом.

Я узнал о тигрице вскоре после того, как она начала убивать людей. Но в Муктесаре были свои охотники, жаждавшие уничтожить ее (она действовала буквально у их порога), поэтому я посчитал, что постороннему неудобно вмешиваться. Однако, когда число жертв достигло двадцати четырех и люди в поселке и соседних с ним деревнях оказались в опасности, а работа в институте была нарушена, директор института обратился к властям, чтобы они призвали меня на помощь.

Передо мной встала трудная задача. Мой опыт борьбы с людоедами был весьма ограниченным, кроме того, я совершенно не знал той территории, на которой хозяйничала тигрица, и не представлял себе, где ее можно искать.

Я вышел в полдень из Найни-Тала в сопровождении слуги и двух человек, несших спальные принадлежности и чемодан. Пройдя десять миль до рамгархского почтового бунгало, я остановился там на ночь. Кхансама (повар, судомойка и слуга) этого бунгало был моим старым приятелем: когда он узнал, зачем я иду в Муктесар, он предупредил меня, что две последние мили пути особенно опасны, так как на этом отрезке дороги тигрица недавно убила нескольких человек.

На следующее утро я велел моим людям упаковать вещи и следовать за мной, а сам, вооружившись двуствольным штуцером 500-го калибра, стрелявшим тяжелыми пулями, ушел из бунгало. Было еще очень рано, и, когда я добрался до перекрестка дорог, одна из которых вела в Найни-Тал и Алмора, а другая в Муктесар, едва начинало светать. Отсюда простиралась территория, где господствовал людоед, поэтому дальше следовало продвигаться с максимальной осторожностью. Вначале дорога шла по ровной местности, поросшей оранжевыми лилиями. (Их семена, круглые и твердые, можно употреблять вместо дроби в шомпольных ружьях.) Затем дорога зигзагами уходила вверх по крутому склону. Я впервые поднимался на этот холм, и меня очень заинтересовали пещеры, которые образовались в нависавших над дорогой скалах из песчаника. Я представил себе, какие необыкновенные и разнообразные звуки должны рождаться в этих пещерах во время бури, ведь пещеры разной величины: одни — совсем небольшие, другие уходят, по-видимому, далеко в глубь породы.

В том месте, где дорога выходит на седловину холма, есть небольшая ровная площадка; на ее дальнем конце расположились муктесарская почтовая контора и маленький базар. В этот ранний час почта была еще закрыта, но одна из лавок уже торговала. Лавочник охотно объяснил мне, как найти почтовое бунгало, которое, по его словам, находилось на северной стороне холма на расстоянии полумили. В Муктесаре два почтовых бунгало: одно для правительственных чиновников, другое — для всех прочих. Я не знал этого, а доброжелательный лавочник, приняв меня, возможно из-за размеров моей шляпы, за должностное лицо, направил в бунгало для правительственных чиновников. В результате кхансама, заправлявший делами в бунгало, и я навлекли на себя неудовольствие находившихся там чиновников: кхансама — тем, что подал мне завтрак, я — тем, что съел его. Но в тот момент я находился в счастливом неведении относительно этого, а позже позаботился о том, чтобы кхансама никоим образом не пострадал из-за моей ошибки.

Пока в ожидании завтрака я любовался великолепным видом снежных вершин, мимо меня прошла группа из двенадцати европейцев с боевыми винтовками. Через несколько минут за ними проследовали сержант и два солдата с флажками и мишенями для стрельбы. Сержант, добрая душа, сообщил мне, что прошедшие только что люди направляются на полигон и что они держатся вместе из-за людоедов. От него же я узнал, что накануне глава института получил правительственную телеграмму о том, что я выехал в Муктесар. Сержант выразил надежду, что мне удастся застрелить людоеда, так как, добавил он, положение в поселке стало тяжелым. Даже днем никто не осмеливается появляться на улице в одиночку, а с наступлением сумерек люди вынуждены сидеть за запертыми дверями. Многочисленные попытки убить тигрицу ни к чему не привели: она ни разу не возвращалась к своим жертвам, возле которых устраивали засаду.

После превосходного завтрака я попросил кхансаму сообщить моим людям, когда они появятся, что отправился добывать сведения о людоеде и что не знаю, когда вернусь. Захватив штуцер, я зашел сначала на почту послать матери телеграмму о благополучном прибытии в Муктесар.

Южный склон муктесарского холма, изрезанный ущельями, покрытый густым кустарником и разрозненными деревьями, сразу же от площадки перед почтой и базаром круто обрывается. Я стоял на краю этой площадки и смотрел вниз на долину и простиравшиеся за нею лесистые склоны рамгархских холмов, когда ко мне подошли почтмейстер и несколько лавочников. Поскольку полученная вчера правительственная телеграмма прошла через руки почтмейстера, он, увидев мою подпись на бланке, который я только что подал, заключил, что я и есть тот, о ком говорилось в телеграмме. Поэтому он и его друзья подошли предложить мне свою помощь. Меня это очень обрадовало: они имели наибольшую возможность беседовать со всеми, кто прибывал в Муктесар, а так как людоед, несомненно, был главной темой любого разговора, возникавшего при встрече хотя бы двух человек, они могли собрать очень ценную для меня информацию. В Индии для жителей сельской местности почта и лавка имеют то же значение, что таверны и клубы для горожан. Следовательно, если нужны какие-либо сведения, за ними лучше всего идти именно сюда.