Пора убивать, стр. 132

– Впереди самое трудное, – проговорил Люсьен. – Нужно ждать, пока двенадцать обывателей поставят точку.

– Идиотская система, а?

– Идиотская. Но как правило, она срабатывает. В девяноста случаях из ста присяжные оказываются правы.

– Погано у меня на душе. Жду какого-то чуда.

– Джейк, мальчик мой, чудо случится завтра.

– Завтра?

– Да. Рано утром.

– Ты не мог бы выразиться яснее?

– Завтра, к полудню, Джейк, здесь соберется толпа тысяч в десять, черные будут сновать вокруг здания суда, как муравьи.

– Десять тысяч! Но почему?

– Они станут орать: «Свободу Карлу Ли! Свободу Карлу Ли!», – и устроят тут настоящий ад, чтобы нагнать на всех страху, чтобы запугать присяжных. Чтобы снести здесь все к чертям. Слетится так много черных, что белые будут прятаться по щелям. Губернатору придется высылать дополнительные войска.

– Откуда тебе это известно?

– Я сам все это организовал, Джейк.

– Ты?

– Слушай, Джейк, в свои лучшие годы я был знаком с каждым черным проповедником на территории пятнадцати округов. Я ходил в их церкви. Молился с ними, ходил с ними на демонстрации, пел с ними. Они посылали ко мне клиентов, я же давал им деньги. В северной части штата Миссисипи я был единственным белым юристом, выступавшим в защиту их прав. Я вел больше дел по дискриминации черных, чем десяток контор в Вашингтоне. Все они были моими людьми. Так что мне потребовалось сделать только несколько телефонных звонков. Они начнут прибывать с утра, а к середине дня черных в центре Клэнтона будет столько, что ты по улице пройти не сможешь.

– И откуда же они приедут?

– Отовсюду. Ты же знаешь, как черные любят марши и протесты. Такой случай они не упустят. Они его давно ждали.

– Ты сошел с ума, Люсьен. Мой бедный рехнувшийся друг.

– Я выиграю, детка.

В гостиничной комнате под номером 163 Барри Экер и Клайд Сиско закончили последнюю партию в карты и готовы были лечь спать. Выудив из кармана несколько монет, Экер заявил, что хочет сходить за банкой кока-колы. Сиско ответил, что его жажда не мучит.

Барри на цыпочках прокрался мимо спящего в коридоре охранника. Автомат у них на этаже сломался, поэтому Барри тихо открыл дверь и поднялся на второй, где рядом с морозильником стоял другой автомат. Он опустил в щель монеты. В руки ему вывалилась банка и упала на пол. Барри наклонился.

Из темноты коридора выступили двое. Барри сбили с ног, подтащили в угол к морозильнику и начали избивать. Человек повыше поднял Барри за воротник и со всего маху швырнул его об стену. Второй остался у автомата, поглядывая в концы коридора.

– Барри Экер! – прорычал высокий сдавленным голосом.

– Да! Отпустите меня!

Барри попытался высвободиться, но человек, схватив его за горло железной рукой, прижал к стене. В другой руке блеснуло лезвие отточенного охотничьего ножа. Мгновение – и оно оказалось у Барри перед глазами. Он замер.

– Слушай меня, – громким шепотом проговорил мужчина, – слушай внимательно. Мы знаем, что ты женат и живешь в доме 1161 по Форрест-драйв. Мы знаем, что у тебя трое детишек, знаем, где они любят играть и когда ходят в школу. Жена твоя работает в банке.

Напряженное тело Экера обмякло.

– Если этот ниггер выйдет на свободу, ты пожалеешь. Вся твоя семья пожалеет. Может, у нас на это уйдут годы, но ты очень пожалеешь.

Швырнув Барри на пол, мужчина схватил его за волосы.

– Если шепнешь об этом кому-то хоть слово, распрощаешься с одним из своих сыновей. Ясно?

Незнакомцы исчезли. Барри с трудом удалось восстановить дыхание. Он осторожно растирал шею и затылок. Его окружала темнота. Ему никуда не хотелось идти.

Глава 42

Еще до рассвета к десяткам, если не сотням маленьких негритянских церквей, разбросанных по северным районам штата, начали тянуться люди, неся в руках корзинки с провизией, термосы, складные столы и стулья, бутыли с водой, рассаживаясь по школьным и церковным автобусам. Они приветствовали друг друга, взволнованно обмениваясь информацией о ходе суда. В течение нескольких последних недель они только и делали, что читали и говорили о Карле Ли. Теперь настало время помочь действием. Многие из них были уже совсем пожилыми, однако рядом с ними можно было видеть и целые семьи – с детьми и даже игрушками. Когда автобусы были полны, люди начинали занимать места в машинах. Они распевали гимны и молились. Распоряжавшиеся всем святые отцы подавали команду выдвигаться на окутанные предутренней дымкой шоссе. К восходу солнца дороги, которые вели к округу Форд, оказались забитыми потоками машин.

Прилегавшие к центральной площади улицы были не в состоянии вместить все транспортные средства. Автомобили останавливались там, где можно, люди выходили.

Маленький полковник, только что закончив свой завтрак, стоял в центре разбитого на лужайке лагеря и наблюдал за происходящим. Со всех сторон к площади направлялись автобусы и машины, многие не переставая сигналили. Перегораживавшие улицы баррикады пока держались. Полковник рявкал команды, гвардейцы сбрасывали с себя остатки сна. Новое развлечение! В половине восьмого полковник связался с Оззи и сообщил ему о нашествии. Шериф, прибывший немедленно, быстро разыскал преподобного Эйджи, который уверил Оззи в том, что люди собираются с исключительно мирными целями. Нечто вроде сидячей демонстрации. Сколько ожидается народа? Тысячи, ответил Эйджи. Тысячи.

Прибывавшие устраивались под величественными дубами, слонялись из конца в конец площади, уясняя для себя обстановку. На траве расставляли столики, стулья, дети возились с игрушками. Все и в самом деле выглядело абсолютно мирно, только какая-то группа принялась вдруг скандировать обычное: «Свободу Карлу Ли!» Призыв этот был тут же подхвачен остальными. До восьми оставалось еще несколько минут.

С раннего утра негритянская радиостанция в Мемфисе взывала к единению. Всем чернокожим следовало двигаться в Клэнтон, находившийся всего в часе езды. Шоссе было запружено сотнями машин, медленно стекавшихся к югу. Каждый борец за гражданские права, каждый черный политик счел своим долгом присоединиться к маршу протеста.

Эйджи походил на одержимого. Его можно было видеть то тут, то там с рупором, из которого неслись приказы и команды. Он принимал вновь прибывших. Он собирал на инструктаж своих коллег. Он убеждал Оззи и полковника, что все будет в полном порядке.

Все было в полном порядке до тех пор, пока на площадь не ступила группа куклуксклановцев в своих одеяниях. Для большинства приехавших белые балахоны были зрелищем необычным, их появление вызвало среди толпы бурную реакцию. Чернокожие подступали все ближе, крича и размахивая руками. Во избежание столкновений куклуксклановцев тут же взяли в кольцо гвардейцы. Лица под островерхими колпаками были бледными и напуганными. Вступить в потасовку Клан не решился.

К половине девятого все улицы города были полностью блокированы машинами. Фургоны, легковые автомобили, автобусы заняли каждый фут на стоянках, ими же были забиты тихие до этого боковые улочки. Со всех концов города к площади устремлялись тесные колонны чернокожих. Для транспорта места не оставалось, проехать было невозможно. Владельцам магазинов приходилось оставлять свои машины за кварталы от своих лавок. В центре военного лагеря ломал руки мэр города, умоляя Оззи что-нибудь сделать. Тысячи чернокожих вокруг него что-то пели и кричали. Оззи спросил мэра, не хочет ли он, чтобы шериф приказал арестовать каждого участника шествия.

Нузу пришлось оставить свою машину на заправочной станции в полумиле от городской тюрьмы, и теперь он пешком пробирался по запруженным людьми улицам к зданию суда. Черные смотрели на него с любопытством, но и только. Никто и не подозревал, что он столь видный представитель власти.

Бакли с Масгроувом припарковались на чьей-то подъездной дорожке на Адамс-стрит. Бормоча проклятия, они двигались к площади. Ни один и головы не повернул, когда проходил мимо пепелища на месте дома Джейка Брайгенса, адвоката. Прокурор и его помощник были слишком сильно охвачены негодованием.