Издержки богемной жизни, стр. 31
– Все равно. Поезжайте. А я останусь и постараюсь с помощью Зимина прослушать все, о чем говорится сейчас в квартире Барсовых. Я должна узнать, что же произошло на самом деле между Бутурлиным, Юраковым и Барсовой. И еще – кто убил Юракова?
– Знаешь, когда у тебя такое лицо, мне кажется, что ты уже все знаешь.
– Ты позвонишь Зимину?
К ним подолшел Марк. В руках его была небольшая дорожная сумка.
– Воркуете? – улыбнулся он одними губами.
24
Зимин поставил свою машину неподалеку от дома, где жили Барсовы. Включил приемник.
– Ну что, сыщица, послушаем. Ты где установила «жучки» – то?
– В гостиной, в горшке с монстерой, другой – на кухне, куда зашла вроде бы попить воды. Волновалась страшно.
– Я не понял – что в горшке, какой еще монстр?
– Монстера – такое огромное комнатное растение. Ты включил?
Рита, оторвавшись от мужа, от каких-либо условностей, связанных с ее замужним положением и от всего, что так напрягало ее в последнее время, оказавшись наедине со следователем, почувствовала себя на редкость легко и свободно и, обращаясь к нему по-свойски на «ты», поняла, что все последнее время она постоянно сдерживала себя, находясь под постоянным контролем, давлением мужа. Сейчас даже их ссора оказалась ей на руку. «Тем более, – успокаивала она себя, – я предупреждала его с самого начала, что не потерплю никакого давления, я человек свободный, свободный…»
В наушниках вначале звучало легкое потрескивание, а потом они услышали довольно-таки отчетливые голоса, вероятно, родителей Барсовой. Сначала это был обычный разговор супругов, которые только что поужинали и собирались отправиться в спальню – посмотреть телевизор. Голоса Оли пока не было. Потом в квартире произошло некое движение – кто-то пришел.
– Проходи, проходи, дорогой. – голос Барсова-старшего, Владимира Викторовича.
– Правда, мы уже поужинали, но Оля тоже не ела, тебя ждала. Она так и сказала: вот придет Максим, с ним и поем, – это ворковала уже Ирина Алексеевна, Олина мама. – У нас сегодня на ужин утка. Оля, Максим пришел!
– Привет, – зазвучал голос Максима Юдина. – Как дела?
– Да нормально, – совсем тихо ответила Оля, прокашлялась, словно у нее першило в горле. – Сегодня утка. Сплошные калории, но запах – на всю квартиру. Ты как, голодный?
– Вообще-то, я уже взял за правило приходить к вам на голодный желудок – все равно посадите за стол и накормите.
– У него хорошее настроение, – заметила Рита. – А она почему-то робеет.
– Любит его, наверное, ты же сама мне сказала, – отозвался Зимин.
– Садись сюда, на свое место. Родители ушли, по телевизору фильм какой-то, они его ждали. Так наелись, что уже не могут смотреть на эту утку. Смотри, какая корочка. А это – яблоки, видишь, они стали розовыми, мягкими. Умираю, так люблю утку!
– Ты сегодня какая-то невеселая. Что-нибудь случилось?
– Максим… Ну что со мной может случиться? Хотя… Приходила сегодня одна странная особа… Сказала, что действует от имени адвоката Арнаутовой, артистки, которую арестовали по подозрению в убийстве Извольской.
– Я в курсе. И что ей нужно было от тебя?
– Да она меня все о Женьке расспрашивала. Мол, в каких отношениях они были с Юраковым. Ну, я им рассказала, что ни в каких, у них ничего не могло быть общего.
– А что ей нужно было от тебя? Обо всем этом она могла бы узнать от самого Женьки или от его матери. Да и так ясно, что между ними ничего не могло быть общего.
– Так-то оно так… но ведь Женька признался в убийстве, которое совершил Юраков! Вот я и высказала предположение, что Женька ему задолжал деньги. Но я на самом деле так думаю.
– А ты с Женькой виделась?
– Я приходила к нему, нам дали совсем немного времени, мы толком и поговорить не успели.
– А о чем они говорили? – спросила Рита у Зимина. – Я и не знала, что им разрешили свидание.
– Ни о чем. Она спрашивала его – зачем он это сделал? А он сказал, что так надо было. Но, если бы он знал, что Юракова убили, разве он пошел бы? Она спросила его: это из-за денег? А он что-то еле промычал в ответ.
– Что?
– Сказал, что от Юракова можно было ожидать все что угодно. Знаешь, чувствовалось, что они, каждый по отдельности, что-то знают. К тому же, они понимали, что их разговор прослушивается.
– Ладно. Тихо!
– Вообще-то, все это странно. Мне казалось, что я знаю Женьку, – говорил Максим Юдин, – что он вполне здравомыслящий и предсказуемый человек. Когда твои родители рассказали мне эту историю – как он, словно превратившись в оборотня, признался, что это он убил Извольскую, я сначала не поверил, и до последнего ждал – произошла какая-то ошибка, кто-то, предположим, воспользовался внешним сходством и его документами. Но когда выяснилось, что это он…
– Макс, давай не будем об этом. Я сама ничего не понимаю. Чувствую: это темная история, Женька о чем-то недоговаривает, он что-то скрывает от меня. Но теперь, когда выяснилось, что Извольскую убил Юраков, так, во всяком случае, пишут все газеты, Женьку должны отпустить. Что же касается истинной причины Женькиного поступка – если он до сих пор ничего не сказал, то потом – тем более не скажет. Да и Юраков унес эту тайну с собой в могилу.
– Ты спросишь у Женьки, зачем он это сделал?
– Спрошу, конечно.
– И будешь относиться к нему по-прежнему?
– А как я к нему относилась? Положи себе салат.
– Вот я и хотел бы узнать, как же ты к нему относилась и относишься. Скажи, ты любишь его?
– Я привыкла к нему, он всегда рядом, ухаживает за мной, дарит цветы, исполняет все мои желания.
– Все желания?
– Он знает, к примеру, какое я люблю мороженое.
– Оля, что ты такое говоришь? Какое еще мороженое? Твои родители говорят, что он хочет жениться на тебе.
– А что ты об этом думаешь?
– Ты недавно приходила ко мне…
– Макс, пусти руку… мне больно.
– Оля, я не могу без тебя, понимаешь? – Юдин перешел на шепот. – Я постоянно думаю о тебе, мечтаю! Мне кажется, что я и дышать без тебя скоро уже не смогу… Я люблю тебя, очень люблю, и все эти разговоры о Бутурлине действуют мне на нервы.
– Макс… Отпусти мою руку!
– Не отпущу… Я вообще никогда больше тебя не отпущу!
– Женька… он очень боится потерять меня. Боится, думаю, и моих родителей. Да и себя тоже. Ты не знаешь его, ты ничего не знаешь. И меня, Максим, ты тоже не знаешь!
– Сейчас узнаю…
– Гриша, по-моему, они целуются.
– По-моему, тоже.
– Я не узнала ничего нового. Только зря потратила твое личное время.
– Ну почему же… Теперь хотя бы ясно, что ни Ольга, ни Юдин – никто из них не причастен к убийству, точнее, к обоим убийствам.
– Но следствие не продвинулось. И у меня такое чувство, что это я торможу расследование.
– Но это не так. Поехали? Тут, недалеко, я знаю, есть одно кафе. Ты любишь ромовые бабы?
– Люблю.
В кафе было тихо, звучала музыка, Зимин заказал для Риты ромовую бабу, сырный торт и какао.
– Да, это все, что я хотела бы сейчас съесть. Подсластить, так сказать, пилюлю… или вообще – весь кусок жизни.
Она так и не поняла, зачем это сказала. Что подумала, то и сказала.
– Извини, что я вмешиваюсь, но, думаешь, я не понимаю, что с тобой происходит?
– Что? – Ложечка с куском ромовой бабы застыла в ее руке.
– У вас какие-то серьезные проблемы с Марком. Да и Павел тоже все видит, переживает за вас. Что случилось? Неужели это из-за расследования? Или он ревнует к Павлу?
– Нет. Все это – только следствие.
И Рита, забывшись и желая только одного – чтобы ее выслушали, – рассказала, захлебываясь слезами, об измене Марка. Сейчас она видела в Зимине надежного и серьезного человека, которому можно довериться, у кого можно спросить совета и который, по ее мнению, может понять ее переживания и оказать ей реальную помощь. К тому же, Зимин был совершенно нейтральным лицом, в отличие, скажем, от Павла Смирнова, которому она бы так не доверилась – Павел был влюблен в нее, а потому не мог быть объективным. Скорее всего, он посоветовал бы бросить Марка и выйти замуж за него, за Смирнова.