Камера, стр. 44
– Значит, ты отказалась от суровой юдоли богатой женщины и покинула мужа?
– Да. Видишь ли, для богатой женщины я была не совсем правильной. Я ненавидела свое счастье. Какое-то время подобная жизнь казалась мне интересной, но я в нее так и не вписалась. Другая группа крови, наверное. О моей семье сливки мемфисского общества и не слыхивали.
– Смеешься?
– Клянусь. Чтобы стать в этом городе богатой женщиной с будущим, нужно вести род от потомственных денежных тузов и чтобы прадед нажил состояние на хлопке. Я им не подходила.
– И все же ты показываешься в обществе.
– Нет. Иногда я выхожу к людям, но делаю это только ради Фелпса. Ему важно иметь супругу примерно одних с ним лет, с благородной сединой в волосах, мать его сына, которая великолепно смотрится в вечернем платье с бриллиантами и умеет поддержать ни к чему не обязывающую беседу с его приятелями. Раза три в год мы появляемся на балах. Я – часть декорации, Адам.
– А по мне, Фелпс с большей охотой сделал бы женой одну из блондинок.
– Ошибаешься. Его семья этого никогда не допустит, да и в бизнес вложено слишком много денег. Фелпс пыль готов сдувать с родственничков. Вот оставят его родители наш бренный мир, тогда он, может быть, развернется.
– Тебя они, наверное, не переносят?
– Еще бы. Но по иронии судьбы лишь благодаря им наш брак до сих пор не распался. Развод для них хуже землетрясения.
Улыбнувшись, Адам покачал головой:
– Абсурд. Чистой воды абсурд.
– Согласна, но пока этот абсурд работает. Я счастлива, Фелпс тоже. У него есть его прелестницы, я общаюсь с тем, кто мне по вкусу. Ни у него, ни у меня не возникает никаких вопросов.
– А как Уолт?
Ли осторожно поставила бокал на край стола, взгляд ее ушел в сторону.
– Что – Уолт?
– О нем ты даже не упомянула.
– Знаю. – Ли по-прежнему смотрела в пространство.
– Понятно. Еще один скелет в шкафу?
Она повернулась к племяннику, в глазах – невысказанная печаль: куда ты лезешь, мальчик?
– Насколько мне известно, другого брата, пусть двоюродного, у меня нет.
– Он тебе не понравился бы.
– Само собой, ведь он тоже в некотором роде Кэйхолл.
– Нет. Он до мозга костей Бут. Не знаю почему, но Фелпс страстно хотел сына. Я родила ему мальчика. Однако Фелпс все время пропадал в банке, на сына у него не оставалось времени. Пару раз брал Уолта с собой в загородный клуб, пытался научить играть в гольф. Из его попыток ничего не вышло: Уолт терпеть не мог спорта. Потом оба отправились в Канаду поохотиться на фазанов, а по возвращении домой неделю не Разговаривали друг с другом. Уолт не был неженкой, но и атлетом его никак не назовешь. Фелпс же всегда считал себя спортсменом, студентом обожал играть в регби, занимался боксом. Сын тоже пробовал – и впустую. Тогда отец решил надавить, и Уолт взбунтовался. Рукой настоящего деспота Фелпс отправил его в колледж. Уолт покинул дом пятнадцатилетним.
– Что за колледж?
– Проучившись год в Корнелле, мальчик ушел.
– Сам?
– Да. Сдав экзамены за первый курс, уехал в Европу. Там он сейчас и находится.
Глядя на тетку, Адам ждал продолжения. Появившийся из кухоньки официант поставил на стол блюдо зеленого салата.
– Почему он остался в Европе?
– Попал в Амстердам и влюбился.
– В очаровательную фламандку?
– В очаровательного голландца.
– Ясно.
Внезапно Ли заинтересовалась салатом. Положив на тарелку несколько сочных стеблей спаржи, она аккуратно порезала их ножом. То же самое сделал и Адам. Некоторое время оба молча жевали, изредка бросая взгляды на прибывавших посетителей. За соседний столик уселась привлекательная молодая пара, мужчина тут же потребовал у официанта два бокала вина.
Точными движениями Адам распределил по хрустящему рогалику тонкий слой масла, откусил.
– Как на это реагировал Фелпс? Ли приложила к губам салфетку.
– Мы отправились с ним в Амстердам на поиски сына. Уолт отсутствовал дома уже второй год. Написал мне несколько писем, пару раз позвонил и пропал. Естественно, мы встревожились. Прилетели, сняли номер в отеле, принялись искать.
– Что же Уолт там делал?
– Работал официантом в кафе. В ушах – по колечку, волосы острижены, одет как клоун: деревянные башмаки и высокие, до колена, шерстяные носки. На голландском говорит без акцента. Мы не захотели устраивать сцену, попросили его прийти к нам в отель. Он пришел, и это было что-то ужасное, просто невыносимое. Фелпс оказался полным идиотом, держался омерзительно. В общем, разговора не получилось, и теперь уже ничего не исправишь. Мы вернулись домой. Фелпс переписал завещание, лишив Уолта наследства.
– К вам он не приезжал?
– Ну что ты. Раз в год я встречаюсь с ним в Париже Только он и я, это единственное его условие. Неделю живем в гостинице, ходим по городу, сидим в ресторанчиках. Других праздников у меня нет. Мемфис Уолт ненавидит.
– Я был бы рад с ним встретиться.
Ли с признательностью взглянула на Адама, в глазах ее блеснули слезы.
– Да хранит тебя Господь, Адам. Если ты говоришь серьезно, можем поехать вместе.
– Я говорю серьезно. Мне нет дела до того, что он гей. Я хочу встретиться с братом.
Она улыбнулась. Официант поставил на стол два дымящихся блюда с равиоли.
– Уолту известно о Сэме? – поинтересовался Адам.
– Нет. У меня не хватило храбрости рассказать ему.
– А обо мне и Кармен? Об Эдди? О чем-нибудь из богатой истории нашей семьи?
– Самую малость. В детстве я говорила ему о родственниках в Калифорнии. Разумеется, Фелпс тут же добавил, что они гораздо ниже нас по положению в обществе и ничего особенного собой не представляют. Ты должен понять, Адам: Фелпс растил сына снобом. Элитные школы, узкий круг знакомых. В роду Бута одни ничтожества.
– Как они относятся к его сыну-гомосексуалисту?
– Уолта они презирают. А он – их.
– Мне он уже нравится.
– Он и на самом деле неплохой парень. Занимается искусством, пишет картины. Я регулярно шлю ему деньги.
– Сэм знает о нем?
– Не думаю. От кого?
– Вряд ли ему что-то скажу и я.
– Так будет лучше. У Сэма и без того достаточно проблем. Равиоли уже чуточку остыли, и некоторое время оба молча наслаждались ими. Официант принес еще воды и чая со льдом. Пара за соседним столиком заказала бутылку шабли, и Адам видел, каким взглядом посматривала на нее Ли.
– Могу я задать тебе личный вопрос? – спокойно спросил он.
– Других я пока от тебя не слышала.
– Ты права. Так могу?
– Давай.
– Сегодня я узнал, что ты – алкоголичка, муж твой – животное, а сын – гей. Для одного дня это многовато. Скажи, стоит ли мне ждать новых откровений?
– Сейчас соображу. Да, вот: Фелпс тоже алкоголик, только он никогда этого не признает.
– Что-нибудь еще?
– Ему дважды предъявляли иски о сексуальных домогательствах.
– О'кей, к черту Бутов. Меня интересуют сюрпризы нашего семейства.
– Семейных тайн мы пока даже не коснулись.
– Этого я и боялся.
ГЛАВА 18
Перед рассветом Дельту накрыла гроза. Сэма разбудили оглушительные разряды молний. Он услышал, как по оконным стеклам в коридоре забарабанили крупные капли дождя. Влажная постель стала прохладной. Может, грядущий день и не будет таким жарким, может, солнце не покажется из-за туч, может, на день-другой ветер освежит удушливую атмосферу. Во время дождя у Сэма всегда появлялись подобные надежды, однако летом гроза обычно означала лишь размокшую землю, испарения от которой под палящими лучами дневного светила вообще отнимали у человека способность дышать.
Приподняв голову, он смотрел, как на цементном полу коридора возникают небольшие лужицы. В тусклом желтоватом свете электрических ламп вода слабо поблескивала. На Скамье царила полная тишина.
Дождь Сэм любил, особенно летом и особенно по ночам. Безграничная мудрость толкнула власти штата Миссисипи построить Парчман в настоящем пекле. Блок особого режима походил на жаровню. Из соображений безопасности все выходившие на улицу окна были крошечными и фактически бесполезными. Вентиляции проект этого филиала ада на земле не предусматривал, поэтому воздух внутри оставался абсолютно неподвижным. Возводя образцовое пенитенциарное учреждение, создатели отказались от мысли установить в нем кондиционеры. Гордо возвышавшиеся над хлопковыми полями здания должны были поглощать из почвы ту же влагу, что и растения. Когда же земля пересыхала, то Скамья превращалась в раскаленную духовку.