Фирма, стр. 63

– Ну конечно, а я бы мыла полы в госпитале для ветеранов.

– Полы тебе мыть бы не пришлось. Меняла бы простыни: это более серьезная работа. Да и подозрений меньше. Жили бы мы в маленьком белом каркасном домике на Мэпл-стрит в Омахе. Я был бы Гарви, а ты Тельма, а фамилия какая-нибудь коротенькая, непритязательная.

– По, – предложила Эбби.

– Здорово! Гарви и Тельма По. Семья По. В банке у нас лежал бы миллион, но мы бы и десяти центов не смогли бы потратить без того, чтобы люди на Мэпл-стрит не узнали об этом, и мы стали бы выделяться из толпы, а уж этого-то никак нельзя допустить.

– Я бы еще изменила форму носа.

– Да твой нос – само совершенство.

– Это у Эбби нос – совершенство. А у Тельмы? Его пришлось бы чуть-чуть подправить, тебе не кажется?

– Видимо, да.

Юмор уже утомил его, он смолк. Эбби встала напротив, он положил спои руки ей на плечи. Они стояли и смотрели на буксир, натужно тянущий вереницу барж под мостом. Небольшое облачко заслонило собой луну, прохладный ветерок поднялся и тут же стих.

– Ты веришь Таррансу? – услышал он голос Эбби.

– В каком смысле?

– Предположим, ты не станешь ничего предпринимать. Ты веришь в то, что в один день ФБР удастся все же проникнуть в фирму?

– Мне страшно не верить этому.

– Значит, мы получим деньги и ударимся в бега?

– Для меня это проще, Эбби, – взять деньги и бежать. Кроме тебя у меня никого нет. У тебя же совсем другое дело. Ты никогда больше не увидишь своих родителей.

– Куда мы отправимся?

– Не знаю. Но вряд ли мне захочется остаться в этой стране. ФБР нельзя до конца верить. В другой стране я буду чувствовать себя безопаснее, но Таррансу я про это не собираюсь говорить.

– С чего же мы начнем?

– Мы заключим сделку, быстренько наберем достаточно материала для того, чтобы потопить этот пиратский корабль. Не имею ни малейшего представления о том, что именно им нужно, но я смогу им это достать. А когда Тарранс получит нужное ему количество документов, мы исчезнем. Получим наши денежки, подправим носы и исчезнем.

– Сколько будет денег?

– Побольше, чем миллион. Они играют с нами. Мы будем торговаться.

– Сколько мы получим?

– Два миллиона наличными, свободными от уплаты налогов. Ни центом меньше.

– И они заплатят?

– Да. Вопрос не в этом. Вопрос в том, стоит ли нам их брать и бежать.

Ей стало холодно, и он снял с себя пальто, накинул ей на плечи. Крепко прижал к себе.

– Дрянная это сделка, Митч, но, по крайней мере, мы будем вместе.

– Гарви. Не Митч.

– Ты думаешь, мы будем в безопасности, Гарви?

– В опасности мы находимся здесь.

– Мне здесь не нравится. Мне одиноко и страшно.

– Я уже устал быть юристом.

– Давай возьмем деньги и подставим задницы ветру.

– Договорились, Тельма.

Она отдала ему кассету. Повертев в руках, Митч швырнул ее вниз, через набережную, в воду. Держась за руки, они быстро прошли через парк к ожидавшему их на Фронт-стрит “БМВ”.

24

Второй раз за время его карьеры в фирме “Бендини, Ламберт энд Лок” Митч был приглашен в роскошную столовую на пятом этаже. Приглашение последовало от Эйвери, который объяснил, что компаньоны приятно удивлены показателями Митча за февраль: еженедельно счетами закрывался в среднем семьдесят один час; приглашение к обеду было небольшой наградой за столь самоотверженный труд. Подобное приглашение не смог бы отвергнуть ни один сотрудник, вне зависимости от его планов, встреч, клиентов и постоянного цейтнота, а также множества других чрезвычайно важных, имеющих решающее значение для карьеры в фирме факторов. Ни разу в истории почтенной юридической фирмы сотрудник не сказал “нет” такому приглашению. Их и было-то всего два в год, причем велся строгий учет.

На подготовку к обеду у Митча было два дня. Поначалу он хотел отказаться, и, когда Эйвери только упомянул об обеде, в голове его уже сложилась сотня формулировок отказа. Сидеть за одним столом, улыбаться, болтать и любезничать с бандой преступников, какими бы респектабельными они ни были, представлялось Митчу более отвратительным, чем хлебать какую-нибудь бурду из одной тарелки с бродягой на автобусной станции. Но отказ прозвучит как выстрел, он пробьет брешь в прекрасной традиции. А при существующем положении вещей его поведение и без того представляется многим достаточно подозрительным.

Поэтому Митчу не оставалось ничего иного, как, сидя спиной к окну, улыбаться и поддерживать беседу с Эйвери, Рейсом Макнайтом и, конечно же, с Оливером Ламбертом. Митч знал, что его место будет за одним столом с этими тремя. Знал еще два дня назад.

Он был уверен, что за ним будут наблюдать – незаметно, но внимательно, пытаясь заметить недостаток энтузиазма, или проблески цинизма, или безнадежность. Словом, что-нибудь. Будут прислушиваться к каждому его слову, вне зависимости от того, что станет он говорить. Будут хвалить и превозносить его, маня соблазнительными обещаниями.

Оливер Ламберт был обворожителен как никогда прежде. Семьдесят один час в неделю, да еще в феврале, сказал он, – это было рекордом фирмы для сотрудника. Рузвельт в это самое время подавал на стол знаменитые ребрышки. Компаньоны поражены, более того, поражены сверх меры его достижениями, заметил Ламберт, обводя глазами присутствующих. Нанизывая кусочек мяса на вилку, Митч выдавил из себя улыбку. Сидящие вокруг него либо выражали вежливое удивление, либо с равнодушными лицами поглощали еду. Митч насчитал восемнадцать компаньонов, бывших еще в строю, и семь пенсионеров, одетых не так чопорно и пребывавших в расслабленном состоянии духа.

– У тебя удивительный запас энергии, Митч, – проговорил Ройс с набитым ртом.

Митч вежливо кивнул. Да, да, подумал он, я подзаряжаюсь каждый день. Мысли его были сконцентрированы на Джо Ходже, Марти Козински и трех других юристах, чьи портреты висели в зале библиотеки на первом этаже. Но нельзя было также отделаться и от воспоминаний о девушке на острове – неужели они все видели эти фотографии? Пускали их по рукам по время одного из таких маленьких семейных обедов? Де Вашер обещал держать снимки при себе, но что толку в обещаниях негодяя? Конечно, видели. Войлс же говорил, что все компаньоны и большая часть сотрудников знали все. Значит, и это тоже знали.

Для человека, полностью лишенного аппетита, он совсем неплохо справился с тем, что ему подавали. Он даже намазал маслом и съел лишнюю булочку – чтобы казаться нормальным, с аппетитом, мол, у него все в порядке.

– Значит, через неделю ты вместе с Эбби летишь на Кайманы? – полюбопытствовал Оливер Ламберт.

– Да. В школе у нее каникулы, а я еще два месяца назад записался в одно из наших бунгало. Мы сгораем от нетерпения.

– Ты бросаешь меня в самое трудное время, – с деланной обидой прогудел Эйвери. – Мы отстаем не меньше чем на месяц.

– Мы всегда отстаем на месяц, Эйвери. Одна неделя погоды не сделает. А потом, ты же наверняка захочешь, чтобы я взял свои дела с собой.

– Неплохая идея. Я всегда так поступаю.

– И не вздумай, Митч, – в голосе Ламберта звучал шутливый протест. – Фирма не рухнет до твоего приезда. Вы с Эбби заслужили неделю полной свободы.

– Тебе там понравится, – сказал Макнайт так, будто бы Митч не был на островах ни разу, на пляже ничего не произошло и фотографий никто не видел.

– Когда вы вылетаете? – спросил Ламберт.

– В воскресенье утром, рано.

– На “Лире”?

– Нет. “Дельтой”, прямой рейс.

Ламберт и Макнайт обменялись взглядами, которые Митчу полагалось не заметить. На него бросали взгляды с других столиков, взгляды, полные любопытства, и уж на них он имел полное право обращать свое внимание. Его здесь, черт побери, должны были разглядывать.

– Ты плаваешь с аквалангом? – задал новый вопрос Ламберт, все еще размышляя о том предпочтении, которое Митч оказал рейсовому самолету.

– Нет, но мы собираемся понырять с масками.