Тот, кто умрет последним, стр. 19
Он посмотрел ей прямо в глаза, и Рене не позволила себе отвести взгляд. Она имела большое преимущество, ибо была женщиной и разговаривала с мальчиком, которого обманывало такое множество мужчин.
Мальчик медленно кивнул, и Рене сразу же взяла его за руку, грубую и мозолистую, как у взрослого человека, провела его обратно через рынок и дальше напрямую по знакомому пыльному переулку к своей клинике.
– Как тебя зовут?
– Камум.
– Сколько тебе лет?
– Не знаю.
– Хочешь пить?
– Да.
Они остановились, и Рене напоила его из своей фляжки.
– Спасибо.
Она улыбнулась и погладила его по голове.
– Пожалуйста.
В конце пыльной тропинки находилась клиника проекта «Дети прежде всего», впрочем, не слишком похожая на клинику. Это было одно из старых зданий района с толстыми глинобитными стенами и с крышей саманного типа. Но в одном из окон здесь все-таки стоял шумный кондиционер, что, казалось, привело мальчика в восторг.
– Холод, – сказал он улыбаясь.
– Да, это холод. Входи.
Мальчик вошел вслед за Рене, и она закрыла за ним дверь. Он снова занервничал, так что ей пришлось взять его за руку, подвести к кондиционеру и включить аппарат на полную мощность. Мальчик улыбнулся и даже засмеялся, когда струя охлажденного воздуха высушила пот с его лица.
Сквозь дыры в его рубашке виднелись шрамы на спине, и Рене подумала, что он очень давно не смеялся вот так.
– Иди сюда. – Она провела мальчика в другую комнату (в доме их было всего две) и посадила на стол для обследования больных. – Я хочу послушать твое сердце. – Рене приложила стетоскоп к его коленке и стала слушать.
– Это не сердце, – сказал он, засмеявшись наконец в полный голос.
– О, извини. – И она приложила стетоскоп к его локтю. Он опять засмеялся, и Рене засмеялась вместе с ним. Но если мальчик находит подобную шутку смешной, значит, он, возможно, моложе, чем она подумала сначала. Наконец Рене приложила стетоскоп к груди.
– Хорошее, сильное сердце, – сказала она.
– Да. То же самое говорил Ле Грос. Ле Грос – это большой человек.
– Это тот, на кого ты работал?
– Да.
– Сколько времени?
– Шесть.
– Месяцев?
– Нет. Урожаев.
Рене провела в этих местах много времени, поэтому знала, что на большинстве ферм, выращивающих какао-бобы, основной урожай собирают в течение нескольких месяцев, а промежуточный – еще несколько месяцев. Шесть урожаев означало, что Камум проработал на плантации почти три года.
«Да, такого мальчика будет нелегко отправить домой».
– Что ты там делал?
Как и следовало ожидать, он ничего не ответил. Обычно, для того чтобы разговорить детей, требовалось некоторое время.
– Можно я сниму с тебя рубашку?
Он покачал головой.
– Я заметила несколько отметин на твоей спине. И мне хотелось бы посмотреть на них.
Он сложил руки в знак отказа.
– Ничего. Мы займемся этим потом.
Рене помолчала, собираясь задать вопрос, который задавала всегда. Она знала, какой получит ответ, разговаривая с ребенком, который никогда не знал дома с молоком и сахаром, дома с буфетом. Но тем не менее Рене задавала его, надеясь, что ответ поможет ей увидеть цель своей работы и укрепит ее решимость в достижении этой цели, а не обескуражит и не причинит душевную боль.
– Камум, ты когда-нибудь пробовал шоколад?
– Шоколад?
– Да. Шоколад. Ты когда-нибудь пробовал его?
Мальчик покачал головой.
– Что такое… шоколад?
Открылась главная дверь, и вошли мужчина и женщина.
– Почта, – сообщили они с обычными веселыми улыбками.
Рене успокоила Камума, сказав, что это друзья.
Это были Джим и Джуди Робертс, добровольцы, но не медицинские работники: они занимались административно-хозяйственными делами в организации «Дети прежде всего». Рене полюбила их с самого первого дня, как только они появились здесь. Эта чета простых людей из Оклахомы занималась благотворительной деятельностью не ради того, чтобы их физиономии появились на страницах модных журналов: эти пенсионеры нашли способ, полный высокого значения, провести здесь остаток своей жизни. Робертсы вернулись из своего ежедневного похода на почту. Джим был когда-то игроком футбольной команды штата Айова. Сейчас он шел впереди. Рене вышла из смотрового кабинета и спросила:
– Как обычно?
– Нет, – ответил Робертс. – Тут есть письмо лично для вас.
– Правда? Положи его на письменный стол. Я сейчас занимаюсь пациентом.
– Это от адвоката, – сказал Джим.
Рене заинтересовалась. Она пересекла комнату и взглянула на конверт. Имя отправителя было ей неизвестно.
– Что это за парень? – спросила миссис Робертс.
– Простите? – переспросила Рене, все еще разглядывая конверт.
– А кто у нас пациент?
– Его зовут Камум. Я познакомлю вас через минутку. Письмо, похоже, важное. Может быть, вскрыть его?
Мистер Робертс подал ей нож для вскрывания писем. Рене быстро разрезала конверт и вынула письмо. Оно занимало целую страницу. Глаза Рене бегали влево и вправо по мере того, как она читала текст, потом она заморгала, а ее руки задрожали.
– Что-нибудь случилось, Рене? – спросил мистер Робертс.
Рене инстинктивно поднесла руку ко рту.
– Это моя сестра.
– С ней все в порядке, надеюсь?
Рене подняла глаза от письма.
– Она умерла.
Миссис Робертс подошла к Рене и положила ей руку на плечо.
– О нет!
Рене села на край стола.
– Ее застрелили. Грабеж или что-то в этом роде. Они точно не знают. Это случилось в Майами.
Мистер Робертс взял Рене за руку:
– Очень сожалею, милая.
– Она была такой хорошей девушкой. Я хочу сказать, что она как бы находилась здесь, среди нас, – добавила миссис Робертс.
– Прошло больше двух лет с тех пор, как она уехала.
– В самом деле? Так давно? Как же летит время! Но она была еще очень молода. Я сейчас, наверное, запла?чу.
– Пожалуйста, не надо, – попросила Рене.
Мистер Робертс посмотрел на жену так, словно хотел сказать ей, чтобы она ради Рене держала себя в руках. Та прочистила горло и овладела собой.
– Спасибо, – сказала Рене.
– Она на самом деле была таким приятным человеком, – сказал мистер Робертс, выразив скорбь.
– Вам не хочется немножко побыть одной? – спросила миссис Робертс.
– Со мной все в порядке. Спасибо вам обоим. Как мило с вашей стороны, что вы сказали такие хорошие слова.
– Мы можем дать вам небольшой отпуск, если хотите, – предложил мистер Робертс.
– Я никуда не собираюсь ехать.
– Нет никаких проблем. Вдруг вам захочется поехать домой?
– Салли была моей единственной родственницей. Теперь ее нет. Возвращаться мне некуда.
Пожилая женщина улыбнулась так, словно пыталась что-то понять.
– Как тебе будет угодно, дорогая. Поступай как знаешь.
Рене ответила грустной улыбкой, после чего вернулась в смотровой кабинет. В дверях она остановилась и, глядя на обоих, сказала:
– Я не хочу, чтобы вы или наша организация беспокоились из-за меня. Я никуда не поеду.
Кивнув в последний раз, Рене попыталась дать им понять, что вопрос исчерпан. Потом она вошла в смотровой кабинет и сосредоточила внимание на Камуме.
12
В среду в полдень Джек пригласил бывшего мужа Салли Феннинг на ленч. Утром он был на судебном заседании в Криминально-правовом центре, так что встретились они в ресторане «Большая рыба», где Джек часто проводил деловые встречи за ленчем. Ресторан находился всего в нескольких кварталах, если идти вдоль реки Майами. Несмотря на захватывающее воображение побережье, протянувшееся на несколько миль, Майами не изобиловало местами, где можно было бы сидеть у самой воды и лакомиться дарами моря. Ресторан «Большая рыба» на берегу реки Майами не представлял собой ничего особенного – просто место отдыха, где можно получить свежее мясо дельфина, тунца или маринованного криля, наблюдая за тем отрезком реки, на котором девяностофутовые яхты, направляющиеся в Вест-Индию, встречаются с ржавыми контейнеровозами, перевозящими угнанные «СУМ» в Южную Африку. Ресторан был своего рода достопримечательностью, уголком старого Майами, где моряки из плавучих домов западной части города встречались с банкирами и юристами из высотных домов восточной части. Здесь река длиной в пять с половиной миль впадала в залив Бискейн. Джек чувствовал особую сентиментальную привязанность к этому месту. Именно здесь, будучи еще федеральным прокурором, он за жаренным на открытом огне морским окунем с картофелем по-французски уговорил своего первого уголовника выступить свидетелем обвинения.