Под покровом тьмы, стр. 60

Гас вернулся к более старым, к тем временам, когда он еще оставался частью семьи. Его любимой была та, где он снял Морган в детской кроватке, ей тогда исполнилось всего восемь месяцев. Еще до того, как у них с Бет все начало по-настоящему рушиться. Солнечный луч проник сквозь щель в жалюзи. Он падал точно на ее кроватку, сверкая, как луч лазера. Морган сосредоточенно таращилась на луч, тянулась к нему, стараясь ухватить крохотными пальчиками. Гас успел щелкнуть камерой, точно уловив момент. Друзья и родные, видевшие этот снимок, реагировали одинаково: «Совсем как папа. Злится из-за того, что не может получить все».

Глядя на эту фотографию теперь, Гас понял ее по-другому. В младенческих глазах Морган не было гнева или раздражения. Просто увлеченность. И такая решительность, что если смотреть на фотографию достаточно долго, то нельзя не отбросить свое взрослое знание законов физики. Можно было поклясться, что малышка сумеет дотянуться и схватить луч. Даже согнуть его и завязать узлом, если захочет. Она обладала врожденным даром делать невозможное возможным, но это не превратило ее в безнадежного трудоголика, как отца. И как стало ясно с годами, еще Морган умела мудро оставлять некоторые вещи в покое и наслаждалась тем, что есть.

В этом она больше походила на мать – на ту Бет, какую Гас помнил.

– Папа?

Он, вздрогнув, поднял голову. В дверях стояла Морган – все еще в пижаме.

– Ты собираешься везти меня в школу?

Гас посмотрел на часы и застонал. Уже десятый час.

– О Боже. Опоздали. – Он начал быстро запихивать фотографии обратно в коробки. В спешке рассыпал пухлую пачку по всему ковру. Морган бросилась на помощь. Она подавала их Гасу одну за другой. Так было медленнее, но Уитли нравилось работать вместе с дочкой.

– Спасибо, – сказал он, когда девочка подала ему последнее фото.

– Мне собираться в школу?

Гас уже собирался сказать «да», но передумал. Возможно, Морган не заметила, что отца нет ни на одной из фотографий, которые она только что помогла собрать, зато он заметил. Гас собирался сегодня попытаться снова надавить на Ширли Бордж, однако, возможно, ей все равно понадобится денек, чтобы остыть.

– Морган, а почему бы нам не устроить себе выходной?

– И что будем делать?

– Все, что хочешь. Пойдем на каток. Или в зоопарк. Куда угодно.

Ее глаза загорелись.

– Ты имеешь в виду, что мы пойдем вместе играть в хоккей?

– Ага, – улыбнулся в ответ Гас. – По-моему, давно пора.

Сборы заняли всего несколько минут, потому что все необходимое было сложено и подготовлено аккуратнейшим образом.

Запасные брюки, две чистые рубашки. Теплые носки и нижнее белье. Три хлопковые водолазки с длинными рукавами и толстый шерстяной свитер. Зубная щетка и паста. Опасная бритва с куском мыла, без всякого крема для бритья. Швейцарский армейский нож, легковоспламеняющаяся вата и несколько водостойких спичек.

Впрочем, для выходных в горах потребуется кое-что еще. До пикника оставался всего день. Он уже чувствовал усиливающийся поток энергии, чувствовал изменения уровня излучения. Энергия – это сила, это власть. Власть же для него – необходимое условие существования. Его власть над другими.

Шторы на окнах были задернуты, и все же в комнате стоял полумрак, а не полная темнота. Четырехваттная лампочка в ванной давала слабый свет, едва достигавший кровати. Он видел только потому, что глаза привыкли, и видел прекрасно. Рисунок на покрывале. Округлости под покрывалом. Ее голову на подушке.

Он тихо сделал шаг, потом еще один, пока не оказался у края кровати, стоя прямо над ней. Она крепко спала. Неудивительно. После пережитого на прошлой неделе она, наверное, не могла отличить день от ночи.

Это была власть.

Он положил собранный вещевой мешок на стул, потом водрузил черный кожаный мешок на комод и расстегнул молнию. Внутри лежали резиновые перчатки. Трехфутовая палка. Кусок веревки. Более длинный кусок все той же желтой нейлоновой веревки. И нож.

Это тоже была власть. Но более достижимая.

На этот раз не будет ни реквизита, ни инструментов – никаких мирских орудий. Ему придется призвать глубинные силы. Он был уверен, что сможет. У него есть этот дар. Он знал. Нужно только захотеть. И оно случится.

Он сделал глубокий очистительный вдох, закрыл глаза и сосредоточился. Медленно выдохнул. Легкие опустели, но он продолжал выдыхать. Тело требовало воздуха, но разум говорил «нет». Легкие начали гореть, но мужчина отказывался делать вдох. Он боролся с болью, пока она не превратилась в оцепенение. Закружилась голова. Он почувствовал, что зашатался. В тот момент, когда это стало казаться невыносимым, чернота превратилась в видение. Внезапно он увидел натягивающуюся веревку, затем – сжимающуюся на шее… Он почувствовал конвульсии женского тела, услышал биение ее сердца. Он использовал все свои силы концентрации, все свои силы излучения – каждую каплю ментальной силы и энергии. На лбу собрались капли пота. Лицо исказилось. Пальцы впились в край комода. Лицо в последний раз исказилось, и он упал на колени, почти теряя сознание.

Застонал, хватая ртом воздух, жадно глотая его быстрыми, неровными вдохами. Через несколько мгновений взял себя в руки. Сделал еще один глубокий очистительный вдох и улыбнулся про себя, еще не открывая глаз. Это была улыбка победителя. Его успех был ощутимым, реальным, как никогда прежде. Дело сделано. Такова его сила.

Сила источника.

48

Энди всегда была разумно терпелива, но к середине четверга ее терпение лопнуло. Прошло больше двадцати четырех часов с тех пор, как Айзек заявил, что хочет подумать о ее задании. Она не собиралась ждать до скончания века. В этом отношении ФБР ничем не отличалось от других контор: слишком много решений принималось путем непринятия решений.

– Можно? – спросила Энди, остановившись в открытой двери.

Андервуд не выглядел удивленным при виде ее, но не выглядел и взволнованным. Он сделал ей знак войти и закрыть дверь. Энди так и сделала, потом села в кресло напротив стола Айзека. Он откинулся в кожаном кресле и сказал:

– Насколько я понимаю, ты хочешь услышать мое решение.

– Не хочу быть назойливой, но блечмановский пикник завтра.

– Да, есть множество причин, чтобы отпустить тебя. Ты – логичный выбор, поскольку уже сделала первый шаг. По моему мнению, ты – самый талантливый молодой агент в управлении. И, говоря совершенно откровенно, у меня не так уж много агентов, рвущихся рискнуть жизнью, внедрившись в секту. Что вызывает закономерный вопрос – почему ты хочешь сделать это?

– Потому что искренне верю – это приведет нас к Бет Уитли.

Айзек наклонился вперед, поставив локти на стол.

– Нет, я хочу знать, почему ты на самом деле хочешь сделать это?

– Ты имеешь в виду, считаю ли я это профессиональным вызовом? Что это хорошо для карьеры? Лучше, чем еще одни выходные с взятым напрокат кино и поп-корном из микроволновки?

– Я серьезно. Это опасное задание. Я не хочу, чтобы мой сотрудник брался за него из ложных побуждений.

– Каких таких ложных побуждений?

– Ну, не знаю. Но гипотетически предположим, некто еще чувствует себя обиженной или смущенной из-за свадьбы, превратившейся буквально в драку у алтаря. Может быть, этот некто готов ухватиться за опасное задание как за удобную возможность побега от реальности…

На мгновение Энди лишилась дара речи.

– Это тут совершенно ни при чем.

– Не злись. Я лишь хочу быть уверенным, что ты идешь на это с ясной головой. Это моя профессиональная обязанность.

– Я знаю, что свадьба была вроде бы совсем недавно. Да только эмоционально Рик остался так далеко в прошлом, что теперь это даже не смешно.

– Ты уверена?

– А ты уверен, что твой интерес чисто профессиональный? – Энди не обличала. Просто давала ему еще один шанс.

Айзек заговорил мягче, но по-прежнему сугубо деловым тоном: