Тень на каменной скамейке, стр. 36

– А Каролина ничего не написала?

– Нет. Ни слова. В конверте была только фотография.

Я перевернула снимок, но на обратной стороне тоже ничего не было написано.

Мама снова спросила, что бы мог значить такой поступок Каролины. Но, собственно, что тут особенного? Она, конечно, взяла карточку из нашего альбома. Ведь она любила размышлять над фотографиями, а это был необычный снимок. Просто интересно, кто же его сделал? Кому улыбался папа, кому протягивал сверток?

Так вот, она взяла карточку и потом забыла положить ее на место, а теперь вернула нам по почте. Ничего странного.

Мама снова взяла фотографию и посмотрела на нее.

– Да, видимо, все так и было. Какой приятный снимок! Удивительно, я совершенно не помню, чтобы видела его раньше. В альбоме есть другие фотографии тех лет, где на папе та же одежда. Вот эта белая шляпа…

– То есть это не ты фотографировала?

– Нет, что ты, я не умею так хорошо фотографировать. Наверное, это кто-то из его друзей. Может, Георг… Они много фотографировали вместе.

Мама вставила снимок в альбом. Вид у нее по-прежнему был задумчивый. Я спросила, о чем она думает.

– Да так, ни о чем. Нет, должно быть, все именно так, как ты сказала. Каролина взяла карточку отсюда. Интересно, зачем только она ей понадобилась? Может, все-таки Ульсен права и Каролина была немного влюблена в папу? – Мама посмотрела на меня, будто надеялась, что мне что-то известно, но я ничего не знала.

– Если и так, мы этого все равно никогда не узнаем, мама, – сказала я. – К тому же это личное дело Каролины, правда?

– Да, – мама кивнула. – Ты права. Просто немного жалко ее. Не думаю, что папа о чем-то догадывался.

Я тоже так не думала. Каролина никогда не была с ним особенно дружелюбна. Наоборот, она часто критиковала его. Но, возможно, так она пыталась скрыть свои истинные чувства. Вместе с тем, она часто критиковала всех нас. Она же была счастлива, что не родилась в такой семье, как наша.

Мы не знали, что такое свобода, мы так губительно распоряжались друг другом, сказала она однажды. Угнетенные и подавленные, мы позволяли друг другу угнетать и подавлять себя. Нет, не только к папе она относилась с осуждением. Ее критика распространялась на всех нас, кроме Нади.

Но сейчас нечего об этом думать. Внезапно меня осенило:

– Мама, конверт! Где поставлен штемпель?

– Какой конверт?

Мама была занята своими мыслями.

– В котором лежала фотография, разумеется!

– Ах этот? Я как-то не подумала…

Я вскочила с кресла:

– Где он? Куда ты его положила? Мама тоже встала, внезапно очнувшись:

– Должен лежать в прихожей, где папа просматривал почту. И как же я не догадалась! Мы же можем узнать, где сейчас Каролина. Это было бы таким облегчением!

Но в прихожей никакого конверта не было. Другие письма лежали на сундуке, но конверт исчез. Может, папа сунул его в карман?

– Нет, не думаю. Он так спешил. Конверт должен быть здесь!

Мама посмотрела за сундуком и под сундуком. Свел, которая как раз вошла в дом из сада, с удивлением смотрела, как мама ползает по полу.

– Что это вы ищите, хозяйка?

– Конверт, Свея, тут на сундуке лежал конверт… Нет, он лежал не на сундуке. Если бы он лежал на сундуке, то и сейчас был бы там. Свея знает свое дело. Да, на полу валялся какой-то скомканный конверт, который она подняла и бросила в камин в прихожей. Ей и в голову не пришло, что он может кому-то понадобиться. Она укоризненно посмотрела на маму:

– Иначе он не очутился бы на полу! Неряха, пусть пеняет на себя.

– Да, конечно, Свея, ничего важного в нем не было, – поспешила сказать мама. – Какая хорошая погода! Я хотела немного помочь вам в саду.

Свея с довольным видом вышла вслед за мамой. Я вернулась на веранду и снова взялась за альбом. Я вспомнила про другую фотографию. В самом начале, когда Каролина только стала у нас работать, они с Роландом сидели рядышком в ее комнате и рассматривали снимки в альбомах.

Тогда Каролина показала мне снимок, над которым она долго размышляла. Она много говорила, что ее больше всего интересуют не изображенные на фотографии люди, а другие, невидимые, находившиеся тут же. Так сказать, партнеры изображенных, те, кто таким образом как бы тоже присутствует на снимке, в первую очередь фотограф.

Для меня ее рассуждения были новыми и необычайно интересными. Поэтому теперь мне захотелось найти эту карточку. Я видела ее лишь одно мгновение, потому что свеча погасла, а потом Каролина закрыла альбом и пожелала вдруг остаться одна.

Но я не смогла найти эту фотографию. Пролистала все альбомы, но ее нигде не было. Может быть, Каролина взяла ее с собой? Странно. Для чего она ей понадобилась? Возможно, как предмет изучения? В таком случае она могла взять не одну фотографию. Но я не могла проверить, так ли это. У нас были сотни снимков, и мне нелегко было определить, все ли на месте. Это мог знать только папа, который и сделал большую часть снимков.

Еще она обратила внимание на фотографию мамы. С маленьким Яльмаром. Об этом снимке у нее тоже было свое мнение. Может, и его нет на месте? Я внимательно проглядывала страницу за страницей. Нет, вот он. Итак, его она не взяла. Тогда и тот, первый, должен быть здесь, просто я его пропустила. Она наверняка стащила только папин портрет, который теперь вернула.

Вместе с альбомами лежал пакет с негативами, который раньше никогда не привлекал моего внимания. Теперь же я достала его и рассыпала негативы перед собой на столе. Почти все они были серые и неинтересные. Но вот я обнаружила серию снимков. На каждом из них наискосок через все изображение протягивалась странная, вытянутая, совершенно белая фигура, похожая на призрак.

Я сложила все негативы в пакет, оставив лишь эту серию, и задумалась.

То, что на негативе белое, на готовой фотографии становится черным. Значит, призрак не белый, а черный.

Изображение на негативах было довольно расплывчатым, но кое-что я все же смогла разглядеть. На переднем плане, по всей видимости, стояла какая-то скамья. На негативе она была довольно темная, то есть на фотографии должна была посветлеть. На одном из снимков скамья была пустая, если не считать лежавшего на ней маленького круглого предмета. Это могла быть сумочка или что-то подобное, точнее сказать было невозможно. На другом снимке на скамье кто-то сидел, этот негатив тоже был очень нечетким и темным, фигура на скамье могла быть женщиной с ребенком на руках, но, как я уже сказала, изображение было нечетким. На третьей карточке перед скамьей стоял маленький ребенок, а на заднем плане виднелась едва различимая тень, но больше я ничего не сумела разглядеть.

Фон на всех негативах был немного пятнистый и в каких-то полосках. Такое впечатление, что снимали в лесу: стволы деревьев и освещенная солнцем листва.

Для верности я еще раз пролистала все альбомы, чтобы проверить, не найдется ли фотографий, напечатанных по этим негативам, но тщетно. В коробке с разрозненными снимками я тоже ничего не нашла.

И все же я была совершенно уверена, что карточка, которую показывала Каролина, относится именно к этой серии.

Что ее в ней так заинтересовало, я уже не помню. Или она так и не сказала.

Белый призрак в действительности был тенью фотографа, заполнившей все изображение.

Ничего удивительного, что у Каролины при виде этого снимка так разыгралось воображение. И что она, по всей видимости, взяла его.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

У нее, должно быть, есть двойник. Парень. Иначе это объяснить невозможно. Он был просто до ужаса на нее похож.

Роланд видел на улице молодого человека, очень похожего на Каролину, настолько похожего, что Роланд встал как вкопанный и не мог оторвать от него глаз.

– Что ты говоришь? Разве он не уехал из города? – вырвалось у меня, а Роланд вперил в меня вопросительный взгляд.

– Ты знаешь, кто это?

– Да нет, вообще-то не знаю. И мне никогда не приходило в голову, что у Каролины может быть двойник. Я всегда думала, что этот парень – ее брат.