Тень на каменной скамейке, стр. 17
– Да ты, ей-богу, ненормальная какая-то!
Я швырнула лопату в сугроб – собственное бессилие приводило меня в отчаяние. Неужели это Каролина? Такая недоступная, высокомерная? Я была в ярости. Конечно, глупо так выходить из себя. Только все испортила. Хотя у меня и так вряд ли что-нибудь бы вышло. К ней разве подступишься? Крепкий орешек! Не глядя на нее, я пошла домой. Но вдруг она преградила мне дорогу. Ничего не говоря, Каролина просто стояла и смотрела на меня. Совершенно спокойно. Что ей от меня надо?
– Извини, что я вспылила, – сказала я. – Но я, правда, хотела как лучше.
Она улыбнулась странной улыбкой.
– А я не хотела «как лучше». Я хотела тебя проучить!
Что это значит? Как это «проучить»? Я не поняла ее.
– Да. Потому что ты была со мной неискренна. Ведь тебя беспокоит Роланд, а не я. Зачем было ломать комедию?
Ну что тут скажешь, если она все понимает по-своему. Нет ничего труднее, чем убеждать людей в том, что говоришь без всякой задней мысли. Но пусть пеняет на себя. Роланда из дома не выгонят. А ее могут. Объяснять ей что-либо было бессмысленно. Мне следовало смириться с этим. Продолжать разговор было глупо, и мне захотелось как можно скорее уйти. Но когда я проходила мимо Каролины, она задержала меня. Просто преградила рукой дорогу и, спокойно глядя на меня, сказала:
– Я все понимаю и не упрекаю тебя. Кровь – не вода. Знаю по себе. У меня тоже есть брат и сестры, правда сводные, но это все равно. Я понимаю, что ты чувствуешь, потому что и для меня нет никого ближе и дороже их. Я люблю их.
Она смотрела мне прямо в глаза, слегка улыбаясь своей странной улыбкой. Я хотела ответить, но не находила слов. На этот раз я онемела от радости. Наконец-то она доверилась мне! Она призналась, что у нее есть брат и сестры.
– О, Каролина, ты, ты… Я так рада. Я знала. Я уже…
Но больше я не успела ничего сказать. Она вдруг уступила мне дорогу, демонстративно прошла вперед и, открыв передо мной дверь, с подчеркнутой почтительностью сделала книксен.
– Прошу вас, фрекен!
Я увидела в окне Свею, но все же успела повернуться к Каролине и прошептать:
– Ты удивительный человек, Каролина. Смогу ли я когда-нибудь тебя понять?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Похоже, что буря, которая меня пугала, миновала нас. Опасность нам больше не угрожала. А может, и не было никакой опасности? Может, это игра воображения? Плод моей буйной фантазии, которая в очередной раз сыграла со мной шутку?
Была середина зимы – самое темное время года. Лишь мерцающие огоньки свечей да керосиновые лампы освещали наш дом. Стоит ли удивляться, если при этом разыгрывалось воображение и дорисовывало увиденное, наделяя его несуществующими чертами?
А если Свея вовсе не держала зла на Каролину? И не шпионила за ней и Роландом, бесшумно передвигаясь по дому на цыпочках? Может, она просто решила начать новую жизнь, поняла, что была слишком самоуверенной и властной? Хотела научиться вести себя скромнее и сдержаннее? Конечно, на Свею это не слишком похоже, но, может, на нее что-то нашло? Говорят, такое бывает.
Во всяком случае, буря нас миновала. Это хотя и радовало, но одновременно немного смущало меня. Я была так уверена в своей правоте. Она подтверждалась столькими доказательствами. А теперь вдруг выясняется, что эти доказательства ровным счетом ничего не значат. Или просто я ослабила бдительность, потому что время шло, а ничего не происходило?
Не знаю. Беда была в том, что, хотя я легко распознавала скрытые связи и таинственные комбинации, я так же легко находила им самые простые объяснения. Так же быстро, как муха становилась слоном, слон, в свою очередь, съеживался до размеров мухи. Вот и говорите после этого о волшебстве… и обмане зрения!
Свея оказалась наивнее, чем мы думали. Роланд и Каролина были все так же заняты друг другом и так же неосторожны. Но интерес Свеи к этому предмету не превышал нормального интереса незамужней женщины ее возраста – во всяком случае, так утверждал Роланд. Например, она полагала, что все недозволенные вещи происходят в определенное время суток. Только после наступления темноты и никогда при свете дня. Роланду не разрешалось по вечерам подниматься к Каролине, хотя он, разумеется, все равно поднимался. Днем же, пожалуйста, они могли хоть несколько часов подряд оставаться одни во всем доме.
Но тем не менее, как я уже сказала, обошлось без серьезных потрясений. Хотя вполне возможно, что на этот раз катастрофу предотвратило неожиданное событие, которое сыграло важную роль в жизни Свеи. Именно в то время у нас появился маленький «подкидыш».
Случилось так, что однажды Каролина вернулась от Флоры в сильном волнении. Флора ничком лежала на топчане и обливалась слезами. Сначала от нее не удавалось добиться ни одного разумного слова, но потом Каролина все же поняла, в чем дело.
Эдвин, старший из Флориных малышей, должен пойти в школу. Флора до последнего оттягивала это событие. Да и Эдвин был так мал, что никому в голову не приходило, что он уже дорос до учебы, а тут вдруг за ним пришли и забрали его. К величайшему горю всех домашних. Чтобы утешиться, Флоре пришлось принять немалую дозу спиртного, и от последствий этого ей никак не удавалось оправиться, и потому она не держалась на ногах. Как ни старалась Каролина ее образумить, Флора только рыдала и жаловалась: «Выходит, раз ты бедняк, то и молчать должен?»
Неужто так и заберут ее единственное богатство – ее махоньких ребятишек? Если Эдвин будет учиться в городе, как Флоре приглядывать за ним, следить, чтобы он был сыт?
Двое других детей, Эдит и Эйнар, сжавшись, сидели в углу, глядя на мать широко раскрытыми испуганными глазенками. Страшно-то как! Неужто, когда они в школу пойдут, им совсем не дадут есть? Мамка так говорит. Сперва в школу забрали Эдвина, его уморят голодом – Эйнара возьмут, а потом и крошку Эдит. Что-то с ними будет? И так-то живот всегда от голода сводит. Вот они и маленькие такие. А вдруг они совсем усохнут, и все? Мамка так говорит. Она будет убиваться, но им не поможет. Потому что слишком бедная. Кому они, бедняки, нужны?
Но Каролина сказала, что это неправда. Что все не так. Все зависит от тебя самого. А Флора рассердилась. Раз она сказала, что ее малюток хотят уморить в школе, значит, так оно и есть. И пусть Каролина не думает, что она тут умнее всех.
Нет, видно, мамка правду говорит. Эйнар и Эдвин совсем растерялись. Но боялись плакать, чтобы еще больше не расстроить мать. И когда Каролина пыталась их утешить, они только говорили: «Мамку жалко…»
А Флора злилась и кричала, что хватит болтать. И довольно с нее утешений!
В каком-то смысле она была права. Каролина пришла домой расстроенная и встревоженная и рассказала эту невеселую историю.
Мама поговорила со Свеей, и они решили, что Эдвин будет столоваться у нас, то есть каждый день станет приходить к нам на большой перемене, чтобы плотно пообедать. Школа находилась совсем рядом с нами. Ему нужно было пройти только один квартал.
Мама сама съездила к Флоре и предложила ей нашу помощь. На трезвую голову Флора хныкала меньше, но была настроена очень воинственно. Пока мама говорила, она ходила вокруг стола и время от времени била по нему кулаком. Мама никак не могла понять причину ее беспокойства и надеялась, что Флора перестанет волноваться, когда узнает, что Эдвина будут хорошенько кормить. Но Флора все бормотала:
– Это несправедливо. Отнимать у бедняка последний кусок…
– Что несправедливо, Флора?
– То, что школа отнимает кусок у бедняка. Дома-то у меня еще два голодных рта.
Наконец мама сообразила, что Флора не хочет лишиться наших корзин с провизией, если Эдвин будет каждый день обедать у нас. И когда до Флоры дошло, что об этом речь не идет, она наконец угомонилась. Но было бы преувеличением сказать, что она обрадовалась, потому что еще неизвестно, что станет с ребенком, который попадет в школу. Сама она хвалилась, что никогда в школу не ходила.