Тайник теней, стр. 63

Каролина наскоро прощается с мамой и быстро поднимается наверх к Розильде. В горле стоит ком, Каролине хочется сглотнуть. И еще раз сглотнуть.

Что это еще за глупости? Вроде бы все так хорошо устраивается. Волноваться не о чем. Но Каролина будет скучать по Оке. Дай бог ему самого хорошего! В памяти снова всплывает образ малыша Эдвина, и ком в горле начинает душить ее сильнее. Правильно ли она поступает? Не поехать ли вместе с ними? Ведь Оке провожал ее таким долгим взглядом…

Но это же означает бросить театр! И возможно, навсегда!

Минуту спустя, когда Каролина собирается прощаться с Розильдой, ей вдруг приходит идея.

Розильда только что уложила в сумку свою маленькую шкатулку. Каролина просит вынуть ее.

– Я решила попробовать вытянуть бумажку…

Лицо Розильды озаряется радостью:

– И правильно!

– Не то чтобы я в них верю, но это неважно, я все равно попробую!

Но Розильда буравит Каролину настойчивым взглядом:

– Нет, это важно, и еще как! Это имеет очень большое значение!

– Для кого? Во всяком случае, не для меня.

Никогда ничего нельзя знать наперед.

Розильда вынимает из сумки шкатулку, открывает замочек, и Каролина, перемешав указательным пальцем бумажки – а их там, должно быть, несколько сотен, – быстро выхватывает одну и читает про себя:

И Я даю им жизнь вечную, И не погибнут вовек, И никто не похитит их из руки моей.

(Иоанн. 10:28)

Розильда нетерпеливо ждет. Каролина минуту колеблется. Она стоит с бумажкой в руке, призадумавшись.

– Можно посмотреть? – спрашивает Розильда. Каролина протягивает ей бумажку, и сестра восхищенно восклицает:

– Вот видишь! Неплохо, правда?

Конечно. Хотя Каролине не очень хочется признаться самой себе, но она испытывает некоторое облегчение. Эти слова – словно ответ на ее недавние опасения. Может, не стоит так уж волноваться за Герду и детей. У Оке такая заботливая мама. Не то, что у Эдвина.

Розильда снова укладывает шкатулку в сумку.

– Я должна торопиться. Они ждут меня. Каролина провожает ее вниз по лестнице.

– А ты не поедешь на вокзал, не помашешь нам на прощание?

Розильде трудно расстаться с Каролиной, это заметно. Но нет. Каролина ехать не хочет. Прощание у отходящего поезда – одна из самых трудных вещей на свете.

– Передай привет Арильду и скажи, что я думаю о нем.

– Конечно, передам. Обещаю.

Розильда садится в автомобиль, Каролина остается на улице одна и смотрит, как он заворачивает за угол. Затем бодрым шагом поднимается по лестнице в мамину квартиру – чтобы запереть ее до лучших времен.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Какое странное чувство охватило ее, когда она повернула ключ в замке квартиры на улице Сведенборга! Поначалу на душе пусто и горько, она чувствует себя покинутой.

Но уже в следующий миг, когда она бежит вниз по каменным ступенькам и слышит, как отдаются эхом ее шаги, она ощущает себя свободной, как ветер.

Наконец-то! Она снова наедине с самой собой! И никто больше не помешает ей!

Теперь только домой. Домой, к зеркалам, тетрадкам с ролями и книгам. Ей многое нужно наверстать. Так много прочесть. Это чувство не покидало ее всю жизнь. Она никогда не посещала какую-нибудь приличную школу, как, например, Берта, а была вынуждена учиться самостоятельно, и ей всегда казалось, что времени у нее слишком мало. Она не успевала осуществить все, чего желала. Потому что постоянно думала о тех пробелах, которые были в ее образовании.

Оказавшись дома, она перво-наперво проходится перед всеми зеркалами. И понимает, что владеть своим выражением лица и жестами – не только часть работы над ролью, но и необходимость. В личной жизни.

Сегодня она обнаруживает в своем лице нечто новое. Так она и подозревала – все это время ей удавалось делать явно более умную и радостную мину, чем та, которая отражала бы ее истинные чувства. Теперь она может это утверждать. И это, бесспорно, вносит некоторое чувство уверенности. Кажется, сейчас она научилась управлять выражением лица.

У зеркала из Замка Роз самая красивая рама. Белая, позолоченная, крепкая. Каролина останавливается перед этим зеркалом и собирается с духом. Это полезное зеркало, потому что оно заставляет сосредоточиться, благодаря чему ее взгляд не убегает куда-то в сторону, не цепляется за ненужные детали. Зеркало отсекает все лишнее и подчеркивает главное, это придает силы и твердости не только ее отражению, но и ее душе. Это очень важно, ведь она собирается вновь взяться за работу. Она должна посмотреть себе прямо в глаза, а порой ей это бывало сложно. Так не может больше продолжаться. Она должна быть настолько правдоподобной, насколько это возможно.

Ведь речь идет об «Орлеанской деве». Теперь Иоанна должна быть прежде всего. Каролина еще далеко не проработала роль. Она прочла все, что смогла найти об Иоанне Лотарингской. Но это не очень помогло ей, до самого важного она так и не добралась. Самое главное следует искать в одиночестве. Внутри себя.

Взять, например, веру Иоанны в Бога.

Пробовала ли Каролина хоть раз разобраться в том, что имело для Иоанны такое огромное значение? Вера в Бога – можно ли вообще понять, что это такое, если сама не веришь?

Она много раз думала, не обсудить ли этот вопрос с Ингеборг, но Ингеборг – не духовный наставник. Разве можно вдруг взять и стать верующей только потому, что хочешь лучше понять роль? Так просто это не делается. К сожалению. Когда Ингеборг играла Иоанну, ее вера в Бога была для нее большим подспорьем. В этом причина того, что Ингеборг вложила в роль больше, чем Каролина.

Если бы у них сейчас мысли не были заняты другим, то ей стоило бы поговорить об этом с Розильдой. У Розильды не такое безоговорочное отношение к религии, как у Ингеборг. Именно поэтому она наверняка больше задумывалась об этом. Так бывает всегда, когда человек сомневается. Это Каролине известно по собственному опыту. Безоговорочная вера не побуждает мыслить. А вот вещи, которых человек не понимает, напротив… Над ними можно размышлять без конца.

Это пока все, к чему ей удалось прийти в своих размышлениях об Иоанне. На короткие мгновения Каролине казалось, что она сильно приближается к ее образу. Но потом Иоанна снова отдалялась от нее.

Сейчас, когда она снова начинает работать над этой ролью, в голове всплывает библейская цитата из шкатулки Розильды. Слова блеснули в памяти и исчезли. Каролине вдруг начинает казаться, будто эти слова каким-то таинственным образом приоткрывают для нее сущность Иоанны. Этим все можно объяснить! Ее искренность. Религиозную убежденность. Экстаз. Триумф. Когда она раскрывает тетрадь с ролью, реплики вдруг наполняются жизнью, а ведь раньше они, словно сухие листья, бездушно шелестели где-то внутри. Каролина и сама не понимает, что произошло, и не может не удивляться.

Вера может свернуть горы, так сказала бы Ингеборг. Наверно, это так, но такой веры у Каролины нет. Она ведь даже не знает, хочет ли она верить в Бога. Вдруг это всего лишь новая зависимость?

Нет – ни о какой настоящей набожности и речи быть не может. Это что-то другое, только она не знает, что именно. Возможно, внезапно снизошедшее вдохновение. Однако Каролина встречала некоторых горячо верующих людей, которые производили на нее сильное впечатление, в первую очередь Амалию, и, может быть, потребовалась всего лишь эта маленькая бумажка – с пылающими золотом буквами!

Возможно, она тоже пришлась кстати! Неизвестно, смогла бы эта цитата воздействовать на Каролину так в другом случае. Так или иначе, почва была подготовлена.

И все же в этом есть нечто таинственное!

Каждый раз, когда Каролина работает над ролью, в памяти вспыхивают те слова из Библии. Они словно выжженное клеймо. Хотя она видела их лишь однажды, одно короткое мгновение, прежде чем они снова исчезли в шкатулке Розильды. Но они не отпускают ее, они тиранят ее. Они звучат у нее в ушах, пылают у нее перед глазами, постоянно возникают в мозгу, словно реплики из пьесы. Они присутствуют повсюду, от них невозможно избавиться. Они все время где-то рядом. Во всем, что она говорит, во всем, что она делает. Как это странно, как удивительно и как непонятно.