Сесилия Агнес – странная история, стр. 14
А Нора подумала о старых балетных туфельках, найденных у нее в шкафу. Возможно, они принадлежали той девочке-балерине.
– Как ее звали?
Но бабушка Инга покачала головой. Она всегда плохо запоминала имена. Да и было ей всего-то пять лет, когда они переехали оттуда. Без малого шестьдесят лет миновало. Людей она помнила, а имена нет.
– Ты маму мою спроси! Она каждую семью из этого дома помнит.
– Неужто она жива?
– А то! По-твоему, так непременно умерла? – вставила Лена, которая до сих пор молчала, но тут ее вдруг обуял приступ иронии. И она конечно же права, вопрос дурацкий, хотя гнать волну из-за этого все же незачем.
Бабушка Инга рассмеялась.
– Разумеется, моя мама жива, если хочешь знать. Ей без малого сто лет, но она еще как огурчик, дай Бог каждому. И знает все про дома в том квартале, не сомневайся. Память у нее уникальная.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
На дворе расцветала весна, и настроение у Норы было до странности тревожное. Ее одолевали чувства, каких она раньше никогда не испытывала.
Она находилась как бы в постоянной готовности. В состоянии предельного внимания. К примеру, если она разворачивала газету или журнал, взгляд тотчас упирался в какую-нибудь фотографию или в какие-нибудь слова, казалось таившие в себе некое секретное послание, адресованное именно ей.
Это могло быть что угодно – объявления, простенькие заметки и прочее, – других людей эти слова и фотографии наверняка оставляли совершенно равнодушными, но для нее были преисполнены огромной важности. Если в километрах колонок имелось хотя бы одно слово, будоражившее мир ее мыслей, оно обнаруживалось сразу, едва Нора разворачивала газету. Это слово так и выпирало из буквенных массивов, пылающее, неотступное. Будто написанное огнем.
Ощущения в корне новые, утомительные и одновременно побуждающие к действию. Все словно говорило об одном и том же: неведомо где кто-то ждал. И она должна искать. Искать.
По этой причине Нора пребывала в легкой рассеянности. Андерс и Карин считали, что виновата весна. Как считал Даг, неизвестно, он не говорил. Но с расспросами не приставал, понял, что Норе нужно подумать и самой во всем разобраться.
Особенно сильно действовало на Нору общение с Сесилией. Выразительное личико куклы непрестанно менялось. Все дело конечно же было в освещении. Малейший световой нюанс – и тонкие черты преображались. Но самое главное – кукла помогала Норе думать, а почему – значения не имеет.
Сидя наедине с Сесилией, всматриваясь в ее личико, она словно бы получала ответ на свои вопросы, мысли прояснялись, становилось понятно, что нужно делать.
В «Русских народных сказках» написано, что ей следует спрашивать у куклы совета. Именно это она сейчас и делала, и ведь кукла действительно помогала. Во всяком случае, посидев немножко с Сесилией, она успокаивалась и чувствовала себя защищеннее.
Но вот однажды, когда Нора собралась потолковать с куклой, неожиданно вернулись шаги. Давненько она их не слышала – с тех пор как появилась Сесилия.
Едва Нора открыла нишу, намереваясь достать Сесилию, как из круглой комнаты донесся звук шагов.
Она оглянулась и обнаружила, что забыла закрыть дверь, хотя привыкла теперь держать ее закрытой, чтобы кто-нибудь ненароком не увидел куклу. Поспешно захлопнув нишу, Нора бросилась к двери: надо успеть закрыть ее.
Увы, она опоздала!
Шаги уже здесь. Нора и неведомый гость встретились. Стоят лицом к лицу, по обе стороны порога. Но она никого перед собой не видит, только чувствует присутствие.
Вот здесь, в каком-то полуметре от нее, так близко, что она ощущает колебания воздуха, так близко, что они могли бы дотронуться друг до друга рукой, – здесь стоит кто-то, кого она не видит, кто-то незримый. Раньше Нора всегда находилась к нему спиной. А сейчас они впервые стоят лицом к лицу, она и незримый гость. И она знать не знает, кто это.
Оба стоят и ждут.
Солнце заглядывает в комнату. Спокойный красивый закат. Тишина. Как вдруг из этой тишины слышится металлический звук – на окне тикает будильник. Безнадежно сломанный. Насквозь ржавый.
Всё – будто сон. Реально на какой-то нереальный манер. Солнце в комнате замерло. Все полно ожидания. Только будильник идет себе и идет. Вспять. Она это понимает, хотя и не видит его отсюда.
Время от времени слышно хлопанье крыльев, птицы пролетают мимо окна, а по стенам скользят огромные птицы-тени.
Ой! Внезапно латунные дверки наверху изразцовой печи начинают тихонько отворяться. Нора скорее угадывает, чем видит, волшебство отпускает, она бросается к печи и в последнюю секунду успевает поймать Сесилию, которая вниз головой падает из ниши. Уфф, цела!
Сердце колотится так, что даже больно.
Как вышло, что она так плохо закрыла дверки?
Или…
Нет, сейчас некогда об этом раздумывать, но сперва ей почудилось, будто дверки легонько толкнули изнутри. А потом – будто их осторожно открыли снаружи. Хотя в конце концов она сообразила, что наверняка сама плохо их закрыла, вот они и распахнулись. Она же очень заспешила, услыхав шаги.
Нора прижала к себе Сесилию и замерла. Но в комнате царила тишина. Часы остановились. В дверном проеме никого нет. Незримый гость исчез. Шагов не слышно. С перепугу она и не заметила, когда они пропали.
Только птицы-тени все скользили и скользили по стенам. Интересно, что это за птицы отбрасывают такие большущие тени? – подумала Нора, но не могла их разглядеть. Солнце слепило глаза. Птицы без устали метались за окном, а тени пробегали то здесь, то там, по стенам, по полу, по печным изразцам, даже по ее белой блузке, скользили по рукам, по бледному личику Сесилии.
Не каждый день выпадает стать участником такого диковинного спектакля. Лишь мало-помалу птицы угомонились, солнце зашло.
Не выпуская Сесилии из рук, Нора села за письменный стол. Обняла ладонью куклин затылочек и испытующе всмотрелась в лицо. Посидела немного, подумала, изредка чуточку поворачивая головку Сесилии, чтобы свет падал по-другому. Так они обменивались мыслями. Вели безмолвный разговор.
– Что же, по-твоему, теперь делать?
Она приподняла головку куклы. Рука Сесилии сделала взмах, куда-то показывая. Сперва Нора не придала этому значения. Только слегка улыбнулась – очень уж решительный вид был у Сесилии. Чуть ли не повелевающий.
Нора повернула куклу, но рука показывала все туда же. И тут до нее дошло. – Сесилия показывала на выдвинутый верхний ящик стола. Нора забыла его закрыть. И хотела сделать это сейчас, но Сесилия качнула головой, будто говоря: не надо.
– Не закрывать?
Сесилия кивнула. Нора вопросительно посмотрела на нее. Лицо у куклы по-прежнему решительное. Неожиданно у Норы мелькнула мысль, а не вытащить ли ящик совсем – глянуть, нет ли там чего-нибудь такого, что могла иметь в виду Сесилия. Но ящик заклинило – ни туда, ни сюда. Вытащив второй ящик, она обнаружила, что между крышкой стола и задней стенкой верхнего ящика что-то застряло. Попыталась линейкой пропихнуть эту штуковину, но безуспешно – слишком уж ящик был набит всяким барахлом.
Продолжая тыкать линейкой в этом хламе, Нора ненароком выкопала маленький флакон. Тот самый, из-под духов, который лежал в бисерной сумочке, найденной во время ремонта у нее в шкафу.
Она вынула пробку, понюхала.
И тут только сообразила, почему духи Сесилии показались ей такими знакомыми. Она-то голову себе сломала, а всё так просто! Флакончик! Он пах теми же духами.
– Та-ак! Ты это имела в виду?
Она посмотрела на Сесилию, но на сей раз та выглядела совершенно безучастной, почти как обыкновенная кукла.
В духах Нора не разбиралась, хотя, конечно, понимала, что многие пользуются одинаковыми запахами и, в общем, не стоит придавать этому особого значения. Случайность, пусть даже и удивительная.
Ящик она в конце концов высвободила. Застрял там, как выяснилось, старый блокнот. Нора перелистала страницы – так, мазня, которую и хранить-то незачем. Она уже хотела отправить блокнот в корзину, как вдруг оттуда выпала фотография.